Уходя в глубокой задумчивости, он оглянулся и увидел, что жрец смотрит на него, игнорируя очередь просителей, ожидающих, чтобы воспользоваться его услугами.

***

Вилла Лукулла располагалась высоко на склоне напротив Колонии и примерно в миле к западу от города. Она находилась в центре его «поместья», которое, насколько мог видеть Валерий, состояло просто из еще одного участка британских сельскохозяйственных угодий, беспорядочно испещренных участками леса и кишащими блохами, крытыми соломой круглыми домами, в которых жили соплеменники. были опознаны по показным воротам и ландшафтным садам, но он смог найти дорогу сюда только благодаря точным указаниям, которые указал Фалько, проходя по пути еще дюжину ферм. На первый взгляд вилла разочаровала: простая одноэтажная постройка с белыми стенами, закрытыми ставнями окнами и красной черепичной крышей – в ней мог бы жить любой фермер, живущий на берегу Средиземного моря. Все-таки подошел он по узкой, огороженная дорожка с сердцем, бьющимся о ребра. В его голове возникали противоречивые видения предстоящей встречи с Мейв, и он обнаружил, что едва может вспомнить ее лицо, отчего в животе у него похолодело от страха, но ее глаза были ему так же знакомы, как глаза его собственной матери. Как она была одета? Он вспомнил стройную фигуру, уходящую от храма. Возможно, не такую уж и стройную; узкая талия, но ее бедра и… Во рту у него вдруг пересохло, и он облизал губы, выбрасывая соблазнительные воспоминания из головы. Почему сейчас он нервничал больше, чем тогда, когда собирался возглавить атаку на крепость на холме? Нервничал ли? Нет, это было нечто большее. Он боялся. Боялся не смерти или неудачи, а разочарования. Но страх был таким же реальным. Не имело значения, что он только однажды бросил взгляд на британскую девушку. Все, что имело значение, это то, что он снова увидит ее.

Он не был неопытен в отношениях с женщинами, но этот опыт имел тенденцию быть с определенным типом, или, точнее, типами. Были, конечно, и служанки, возможно, подсказанные его отцом – уж точно не матерью? – которые вели его по деликатному пути к зрелости. А когда он надел тогу, отец повез его в Рим с обязательным визитом в публичный дом высшего класса, где его познакомили с наслаждениями, сделавшими его грубое возню на кухне какой-то незначительной. Затем были армия и солдатские женщины, многие из них были легко доступны, но лишь мимолетные эротические переживания, не затронутые страстью или нежностью. Впервые он понял, что никогда не знал любви.

Лукулл стоял, улыбаясь, во дворе перед виллой, вместе с конюхом, который взял лошадь Валерия и повел ее к конюшням. — Добро пожаловать в мой скромный дом, — официально сказал маленький кельт, но Валерий видел, что он почти танцует от волнения, как иногда его отец, когда должен был прибыть какой-нибудь особенно важный гость.

— Вы были очень любезны, пригласив меня отобедать с вашей семьей, — ответил он так же формально. — У вас прекрасное поместье, господин Лукулл.

Лукулл пренебрежительно отмахнулся, но его улыбка говорила, что он оценил комплимент. — Это? Это ерунда. Лучшая земля находится за холмом, земля, которую мои предки возделывали из поколения в поколение – слава им – и за ней мои охотничьи угодья. Вы уверены, что не охотитесь? Я должен соблазнить вас. Хороший олень? Или кабан? Разве вепрь не был бы достойным противником для солдата?

Валерий покачал головой, а Лукулл засмеялся и повел его к дому, болтая о животных, на которых он охотился и убивал. Они вошли через арочный дверной проем, который вел в зал, где раб удивил Валерия, проводя его к скамейке, чтобы он мог снять сандалии и заменить их парой мягких тапочек. Этого он мог ожидать только в самых фешенебельных домах Рима и что казалось неуместным в этом грубом провинциальном аванпосте. Он поднял глаза и увидел, что Лукулл наблюдает за ним, ища его одобрения, и улыбнулся в знак благодарности. Обувшись соответствующим образом, он последовал за хозяином в роскошно обставленную комнату, освещенную ароматными масляными лампами. Комната имела размеры примерно тридцать на десять шагов, а оштукатуренные стены были выкрашены в драматический темно-охристый цвет, что еще более бросалось в глаза благодаря широкой золотой горизонтальной полосе, разделявшей их и красочные сцены, которые занимали большую часть каждого конца комнаты. Пол представлял собой простой opus signum, покрытый коврами, за исключением центральной части, узорчатой мозаики из синего, красного и белого цветов со знакомой фигурой Вакха в центре, окруженной виноградными лозами. Опять же, Валерий был впечатлен; очевидно, Лукулл относился к своей культуре достаточно серьезно, чтобы тратить на нее значительные средства. Двое мужчин и женщина разговаривали перед мраморным бюстом, и он почувствовал укол разочарования, когда понял, что женщина не Мейв. Валерий был впечатлен; очевидно, Лукулл относился к своей культуре достаточно серьезно, чтобы тратить на нее значительные средства. Двое мужчин и женщина разговаривали перед мраморным бюстом, и он почувствовал укол разочарования, когда понял, что женщина не Мейв. Валерий был впечатлен; очевидно, Лукулл относился к своей культуре достаточно серьезно, чтобы тратить на нее значительные средства. Двое мужчин и женщина разговаривали перед мраморным бюстом, и он почувствовал укол разочарования, когда понял, что женщина не Мейв.

Лукулл представил их. — Мой кузен Киран и его жена Энид. Они наши северные соседи, ицены. — Валерий вежливо поклонился. Киран и Энид были одной из самых поразительных пар, которые он когда-либо видел, они были так похожи внешне, что могли быть братом и сестрой. Черты лица Кирана имели идеально сбалансированную симметрию, которую Валерий помнил по статуям греческих богов, только с более резкими краями. Его золотистые волосы падали на плечи, а глаза были удивительно нежно-голубыми. Энид была благословлена высокими скулами и полным ртом своего мужа, но у нее были длинные волосы, спускавшиеся до середины спины. Их одежда каким-то образом сумела преодолеть культурный разрыв между римлянами и бриттами, не оскорбляя ни того, ни другого; Киран был в простой кремовой тунике и наручах, с тонким золотым торком на шее, в то время как Энид была одета в длинное бледно-голубое платье, закрывающее ее шею и руки. Потребовался второй взгляд, чтобы понять, что они старше, чем кажутся, вероятно, всего на несколько лет моложе своего хозяина.

Валерий все еще смотрел на них, когда Лукулл представил второго человека. — Марк Нумидий Секунд, — сказал он. — Нумидий построил храм Клавдия. — Его глаза мерцали, как бы говоря: «Видите, я заметил ваш интерес, и это мой подарок вам». Казалось, что все, связанное с Лукуллом имеет какую-то цену.

Нумидий кивнул, и Валерий заметил, что, хотя он и стоял рядом с Кираном и Энид, нельзя сказать, что он был с ними. Обеими руками он держал серебряную чашу, прижав руки к бокам, словно избегая случайного контакта с двумя бриттами. С худого, почти истощенного лица близоруко глядели темные настороженные глаза, но они загорелись, действительно почти загорелись, когда инженер понял, что нашел соотечественника-римлянина. Он прошел через комнату и схватил Валерию за правую руку, как утопающий, хватающийся за проплывающий мимо обломок. — Пойдем, Лукулл сказал мне, что у нас общая страсть. Вы должны сесть рядом со мной.

Он подвел Валерия к низкому столу в дальнем конце комнаты, окруженному удобными мягкими скамейками. На лице Лукулла появилась та же застывшая улыбка, что и при упоминании Петронием бриттункулов. — Да, пора обедать. Киран, Энид? — Он подвел пару иценов к скамьям, которых, как отметил Валерий с трепетом в животе, было шесть. Лукулл поместил Валерия и Нумидия по одну сторону стола, напротив Кирана и Энид по другую. Он занял свое место справа от Нумидия, оставив кушетку рядом с Валерием пустой.

Когда они уселись, он выкрикнул что-то на своем родном языке, и Валерий уловил слово Мейв среди множества неразборчивых слогов. Он поднял голову, надеясь увидеть британскую девушку, но Нумидий дернул за рукав своей туники.