А вот при подходе к Могилеву из Кремля на нас выскочила конница. Польские гусары осадили коней в пятидесяти метрах от выстроившихся перед нашим «гуляй-полем» ощетинившимся копьями ирландско-шотландских наемников, наставив пики и не зная что же им делать дальше. Наша конница уже перевооруженная степными луками встала по флангам нашей крепости. Я, не дожидаясь показавшуюся из ворот Кремля пехоту, приказал открыть огонь. Стрелы что из длинных английских луков, что из степных композитных накрыли поляков, которых не спасали их металлические нагрудники.
После сигнала рога наша конница обошла поляков, продолжая обстрел, а им навстречу мерно начали надвигаться копья нашей пехоты. Мушкетеры пока не стреляли, оставаясь нашим резервом. Через пятнадцать минут от гусар остались трупы и лошади, потерявшие своих седоков. Конница, пополнив колчаны стрелами, лавой налетели на пехоту, которая не выдержала натиска и, бросив свои мушкеты, даже не попытавшись выстрелить, бросились обратно в крепость. Удалось убежать буквально единицам.
Мы же, собрав богатые трофеи, переправились через Днепр, до Москвы осталось около пятисот с лишним километров.
Смоленский воевода Григорий Казимир Подберёзский вот уже час пытался решить как ему поступить с английским посольством, которое перешло границу с Речью Посполитой в сопровождении довольно внушительного войска.
Царский дьяк, который ведал в Смоленске налогами посоветовал — Отправим грамотку царю-батюшке! Отпишем все, а уж пусть он с посольским приказом пусть решает — пускать эту армию в Москву, или пусть здесь ждут, пока эти английские бароны до Москвы отправятся.
Воевода покачал головой — Ты что предлагаешь, Афанасий! Оставить у нас под боком такую угрозу для города? Да это же наемники! Они после отъезда своих нанимателей начнут грабить, для них это нормальное состояние. Кто потом отвечать за их лихоимство будет, ты что ли?
Воевода соизволил наконец нас принять — Не могу я вас к Москве вместе с наемниками пропустить! Тут я вижу два решения задачи — или вы ждете ответа из Посольского приказа, или одного хотя бы оставьте смотреть за порядком в вашем войске, а остальные могут и к батюшке-царю ехать, а с вами пои верные люди отправятся. что бы вы с пути не сбились!
— Только, воевода, мы с собой возьмем десяток возов — помимо наших вещей, там и подарки для царской семьи.
— Хорошо! Будь по вашему! Только хотелось бы в бане отпариться с дороги.
Воевода подмигнул — Баня это да! С дороги обязательно нужна, правда почему-то ни один немец добровольно не хотел до вас в русской баньке попариться! Через пару часов баня будет готова.
Оставив Семена в Смоленске, мы с нашими оруженосцами двинулись дальше. Воевода дал нам в сопровождение двоих. Один огромный как медведь, ростом как и мы под два метра, но в кости широк, отчего казалось, что стрелец оброс жиром. Однако это оказалось только видимостью — по дороге остановились у озера искупаться, так этот Епифан был как Геркулес перевит жилами и мышцами. Второй, Матвей, хоть и ростом был ниже, под метр шестьдесят пять примерно, но ходил будто кот мягко и будто вода перетекает. При этом был жилистый и ударом кулака похоже вполне мог сбить коня с ног, пара этих воинов была непростая — видно у воеводы они были вроде личной спецслужбы.
Мы попытались их разговорить, однако Епифан оказался молчуном, а вот Матвей поведал нам о русской армии — Создание легких пушек и регулярной армии породило волну шведских завоеваний. В одна тысяча шестьсот тридцатом году шведские войска высадилась в Германии, а год спустя в битве при Брейтенфельде шведские пушки расстреляли армию императора Фердинанда Второго. Шведы стали хозяевами Центральной Европы, за двадцать лет войны было сожжено двадцать тысяч городов и деревень и погибло две трети населения Германии. Появление регулярных армий означало необходимость перестройки финансовой системы европейских государств, необходимость увеличения налогов, что вело к росту бюрократии и усилению королевской власти. Рождение новой армии должно было привести к утрате дворянством положения военного сословия и значительным изменениям в социальной структуре общества. Естественно, что происходившие на Западе революционные перемены не могли обойти стороной Россию. Регулярная армия — это был вызов, который Европа бросала России — и России предстояло найти ответ. Когда в Москву пришло известие о победе при Брейтенфельде, царь Михаил Федорович распорядился произвести салют и устроить народные гуляния. Швеция была союзником России в давней борьбе с Польшей, и успехи Густава Адольфа позволяли надеяться, что после быстрого окончания германской компании шведы и русские вместе обратятся против поляков. В надежде на этот союз Москва оказывала прямую поддержку Густаву Адольфу: русская казна беспошлинно продавала Швеции шести тысяч тонн хлеба в год. Разница в ценах на хлеб в России и в Европе была такова, что эта «продажа» в действительности была подарком. Густав Адольф высоко ценил русскую помощь — до такой степени высоко, что предлагал царю поделиться своими военными секретами. В Москву прибыла шведская военная миссия во главе с полковником Александром Лесли. В составе миссии помимо офицеров был артиллерист Юлиус Коет, владевший секретом отливки полковых пушек. Михаил Федорович тепло приветствовал Лесли и одарил его дорогими подарками — и в ответ полковник предложил не более не менее как преобразовать и перевооружить русскую армию по шведскому образцу! Побывавший в плену в Польше отец царя, патриарх Филарет, был горячим сторонником внедрения западных военных новшеств, поэтому предложение было принято без долгих раздумий. Уже вскоре Юлиус Коет возглавил «новое пушечное дело» и отливал в Москве полковые пушки. Густав Адольф в личном послании объяснял царю преимущества этих пушек и предлагал прислать орудия из Швеции. После длительного согласования планов Лесли в сопровождении двух русских послов отправился в Стокгольм. Царь просил Густава Адольфа разрешить Лесли завербовать пять тысяч солдат и офицеров шведской службы и закупить в шведских арсеналах десять тысяч мушкетов. Эти опытные солдаты и офицеры должны были обучить десять тысяч русских солдат и вместе с ними образовать шесть пехотных полков «нового строя». Иностранным наемникам платили четыре с половиной рейхсталера в месяц, русским — пять рублей (десять рейхсталеров) в год, но в конце концов, стала ощущаться нехватка денег и два полка (в дополнение к первым шести), были сформированы на основе всеобщей воинской повинности.
Таким образом, благодаря энергии патриарха Филарета и помощи Густава Адольфа, в России была создана регулярная армия, обученная новейшей военной тактике и вооруженная новым оружием: в этой армии было шестьдесят шесть полковых пушек. Новую армию дополнили дворянской поместной конницей, и осенью одна тысяча шестьсот тридцать второго года возглавляемое воеводой Шейным тридцати двух-тысячное войско двинулось к Смоленску; Лесли командовал передовым полком. Поначалу осада шла успешно, но в следующем году, узнав о татарском набеге, дворянская конница самовольно покинула лагерь под Смоленском — такого еще не бывало па Руси. Маленькая регулярная армия осталась один на один с поляками и была окружена численно превосходящим противником. В осажденном лагере не хватало продовольствия, иностранные наемники стали переходить на сторону врага. Осенью умер создатель новой армии и глава правительства патриарх Филарет. Царь Михаил Федорович попытался снарядить новое войско на выручку Шейна, но собравшиеся дворяне отказались выступать в поход: весь цвет дворянства били челом царю, жалуясь на «оскудение». Правительство заплатило дворянам по двадцать пять рублей, но время было потеряно, Шейн не получил помощи и подписал соглашение о капитуляции. По существу, своим дезертирством из-под Смоленска и отказом выступить на помощь дворяне выдали новое войско на истребление врагам, их, несомненно, раздражала очень высокая, сравнительно с их скудными доходами, оплата иностранных наемников и они не могли не понимать, что военная реформа лишала значение поместное ополчение, что она грозила помещикам переводом в рейтары. Не случайно после возвращения Шейна дворянство потребовало казни неповинного ни в чем полководца. Остатки новой армии были распущены, почти все иностранные офицеры были высланы из страны; более того, в угоду дворянам правительство стало запрещать въезд ратных иноземцев в Россию. Было оставлено и «новое пушечное дело» — в одна тысяча шестьсот сороковых годах в Москве уже не отливали полковые пушки.
