А мы с Савой переглянулись.

— Ну что, по коням? — бодро осведомился напарник, подхватывая сумку с уликами. — Где там наш воронок призовой? Надо с шиком подкатить, с ветерком и сиреной.

На самом деле, конечно, никуда мы не поедем. Надо вызвать милицию сюда. Описать, запротоколировать, изъять по закону. Начинается рутина.

Но для Буйнова спектакль продолжался. Пусть думает, что мы куда-то его повезем.

— Давай, давай, подгоняй машину, — сказал я, держа борца. — Только шевелись, мне и самому на обед успеть надо.

Сава кивнул и, подмигнув мне, вразвалочку двинулся к выходу.

После поимки борца злодея я быстро вернулся во Дворец тенниса. Пообедал в буфете. Одним из последних. Перерыв уже заканчивался.

Прибежал в зал, посмотрел, как дела. Поединки уже стартовали. Сейчас должен выступить Звеньев. Против самбиста из Душанбе, Санина Виталия, весом свыше ста килограмм.

Только я пришел, а Звеньев уже вышел на ковер. Он и Санин стояли друг против друга, два исполина. Рефери скомандовал, они начали поединок.

Санин атаковал первым, пошел в ноги, пытаясь сбить Звеньева с равновесия. Но тот среагировал молниеносно, упал на колено, блокируя захват. Руки сцепились в замок на шее Санина. Мощный рывок — и Звеньев уже за спиной, тянет на себя, пытаясь опрокинуть.

Но Санин не дался, ухватился за куртку Звеньева, рванул в сторону, используя инерцию противника. На миг мой приятель потерял равновесие. И тут Санин провел прием — молниеносный бросок через бедро.

Я видел, как напряглись могучие мышцы Звеньева. Словно в замедленной съемке — разворот корпуса, подбив ногой. Он сумел отбиться. Атаковал сам. Тут же. И вот уже Санин летит по дуге, грохается на ковер боком. Есть бросок.

Тут же ушел в партер, обвил ногами туловище Звеньева, пытаясь провести удушающий. Захват, еще захват. Бицепсы противника вздулись как валуны. Даже под курткой видно. Противники застыли в позиции — ни вверх, ни вниз

Звеньев попробовал разорвать захват, навалился всем телом, за счет выхода силой. Не вышло. Рванул в сторону, выгибая могучую спину. Санин держал намертво, только пыхтел от чудовищного напряжения.

Рывок, другой. Звеньев начал медленно разворачиваться, отрывая Санина от ковра. Еще усилие — и вот он уже на ногах, в стойке. А Санин повис вниз головой, обхватив руками за пояс, не давая развернуться для броска.

Тогда Звеньев шагнул к краю ковра, пытаясь стряхнуть противника. Куда там! Санин обвился питоном, ни туда, ни сюда. Так и застыли — огромный Звеньев и вцепившийся в него Санин.

Судья вмешался, разнял, вернул в стойку. Схватка продолжилась. Великаны сошлись в клинче, уперлись лбами, как два барана. Каждый искал момент для решающего броска.

Звеньев атаковал первым, пошел на переднюю подножку — обманный прием. Санин купился, шагнул назад, потерял равновесие на миг. И тут Звеньев мгновенно уронил его и провел болевой прием — рычаг локтя.

Лицо Санина исказилось от боли. Но он стерпел, не запросил пощады. Попробовал уйти забеганием — не вышло. Рука хрустнула. Глухой стон вырвался сквозь стиснутые зубы Санина.

Звеньев давил всем весом, выламывая руку из сустава. Лицо Санина побелело, он оказался на грани болевого шока. Но упрямо не сдавался, пытаясь дотерпеть.

Те, кто видели, замерли, следя за поединком. Я тоже смотрел как завороженный. Вот ведь упрямый, этот Санин. Там такое давление, что сейчас локоть треснет, как сухая ветка.

Казалось, время остановилось. В этой схватке решалось — кто сильнейший.

Наконец Санин не выдержал, дважды хлопнул по ковру. Сдался! Звеньев отпустил захват, поднялся. Рефери поднял его руку в знак победы.

Зрители, те, что видели, зааплодировали. И Звеньеву, и упертому Санину.

Молодец мой приятель. Я спустился с трибуны. Чтобы поздравить.

Подошел к Илье. Тот уже сошел с ковра. Сидел на скамейке, улыбаясь во весь рот. Рядом стоял Степаныч. Старик довольно хмыкал.

— Ну что, Степаныч, я его сделал! — Звеньев сиял, как начищенный пятак. — Размазал Санина по ковру, как божий одуванчик!

Как же быстро у него вырос уровень ЧСВ.

— Было дело, — кивнул тренер. — Красиво работал, не придерешься. Только не зазнавайся раньше времени.

Звеньев расхохотался:

— Да брось ты! Теперь я кого хочешь на лопатки уложу. Хоть самого черта лысого. Непобедимый!

— Ишь, разошелся, — проворчал Степаныч. — Смотри, как бы гребень не вырос. Бывали чемпионы и покруче тебя.

— Это кто же? — вскинулся Илья. Глаза сверкнули самоуверенно и зло.

Степаныч покачал головой:

— Эх, пацан. Губа не дура у тебя. Санин вон тоже грозился всех порвать. А ты его как шелкового скрутил.

Илья насупился:

— То Санин. А я — это я. И вообще, это ты к чему клонишь, Степаныч? — глаза Звеньева подозрительно сузились.

Старик вздохнул:

— А к тому, что всегда найдется рыба покрупнее. Сегодня ты самый главный в пруду, а завтра другой. Вот тогда и посмотрим, какой ты крепкий.

— Хочешь сказать, меня завалить могут? Да я…

— Могут, Илюша. Еще как могут. Ежели головы на плечах не будет. Самолюбие вон как пузыри пускает.

Илья вскочил. Лицо потемнело, желваки заиграли.

— Да пошел ты, Степаныч! Сам не знаешь, что мелешь. Я теперь кого хочу, того и на лопатки!

Тренер лишь головой покачал:

— Ох, пацан, пацан. Смотри, как бы гонор тебя до добра не довел. Полетишь ведь с небес на землю.

— Не дождетесь! — рявкнул Илья и вылетел вон. А мы со Степанычем переглянулись. Тренер больше не улыбался.

— Вот так всегда, — вздохнул старик. — Чуть победу одержал, уже короной балуется. А она, глядишь, возьми да и свались.

Я промолчал. Знал по себе этот кураж, упоение силой. И понимал — рано или поздно за все приходится платить.

Победа кружит голову похлеще вина. Раздувает самомнение до небес. И тогда уже не видишь берегов, несешься на всех парах.

А впереди — мель. С которой слететь можно в одночасье. Да так, что костей не соберешь. Прав был Степаныч, ой прав.

И я видел — Звеньева сейчас несет прямиком на ту мель. Уверовал в себя, возгордился. Готов кого угодно вызвать на ковер.

Только вот одолеет ли? Хватит ли сил и мастерства? Не споткнется об собственную самонадеянность?

Нет ничего опаснее чемпиона, уверовавшего в свою непобедимость. Он уязвим, как никогда. И только и ждет, когда явится тот, кто одним ударом собьет с него спесь.

Главное, чтобы удар тот Илью не сломал. Не разбил вдребезги, не вышиб последнюю волю к победе. Но что-то мне подсказывало — легко он не отделается.

Степаныч погрозил мне пальцем.

— Смотри, тебя это тоже касается. Особенно, если с Харей разделаешься. Давай, готовься. У тебя еще один поединок на подходе. Про Палферова не забыл?

Ага, как же я мог забыть? Мы готовились к этой схватке. Разбирали тактику Палферова Толи. Она у него своеобразная. Очень своеобразная.

Я кивнул. Степаныч отправился к судьям.

Зал гудел в предвкушении захватывающих схваток. Спортсмены разминались, судьи проверяли экипировку, болельщики волновались на трибунах. Я и сам слегка нервничал — все-таки соревнования, ответственный момент. Хотя после задержания опасного грабителя бороться на ковре казалось сущим пустяком.

Сзади кто-то тронул меня за рукав. Я обернулся, а это, оказывается, Аня. Та самая, подруга гипнотизера.

Я и не заметил, как она подошла ко мне. Гибкая светловолосая девушка в голубом платье.

— Здравствуй, Витя! — Аня лучезарно улыбнулась, сверкнув ослепительно белыми зубками. Ее большие глаза цвета весеннего неба смотрели с восхищением.

Однако, симпатичная девушка, отметил я. Я раньше никогда не оказывался с ней так близко. От девушки пахло свежестью и цветочными духами.

И еще. Чего это она так улыбается. По опыту знаю. Если девушка так улыбается, значит чего-то хочет.

— Привет, Анюта! Рад тебя видеть, — я улыбнулся в ответ всеми тридцатью двумя клыками, включая зуб мудрости. — Решила поболеть за наших?