— Слушай, — хмыкнул Вадян, хрустя шелухой. — Я же любя, во-первых, хе-хе. А во-вторых, ну разве ж она не дура? Из-за нее ведь все началось в итоге.

— Спасибо тебе, кстати, что вступился, — я протянул ему руку. — Меня Вадик зовут.

— Как и меня, хе-хе-хе, — тезка ответил на жест, потом точно так же познакомился с остальными. — Блин, жрать охота. Чего она там вошкается?

Лариса что-то на повышенных тонах объясняла продавцу в ларьке. Вот не живется же спокойно — что ей самой, что Вадяну, который все это терпит. А голод-то и вправду не тетка. Придется распотрошить запасы.

— У нас с собой есть кое-что, — я раскрыл сумку, протянутую Валеркой. — Бутеры, яблоки. Яйца вот еще…

Парни, подхватив мой порыв, с энтузиазмом принялись распаковывать домашние заготовки. Ассортимент оказался привычным для девяностых и все же довольно разнообразным — те же стандартные бутеры с недорогой колбасой, сыром, сэндвичи из печенек со сливочным маслом, вареные яйца. Впрочем, нашлось место и деликатесам — бабушка Дюса напекла в дорогу чуть ли не два кило пирожков.

— Держите, — довольно лыбился друг. — Вот эти с капустой, эти с луком и яйцом… А вот с картохой.

Выпечка ушла на ура, и мы на какое-то время замолчали, посылая лучи добра старенькой бабушке Ираиде, которая фактически воспитала Дюса, пока его родители пропадали в экспедициях. Собственно, поэтому он был единственным ребенком, хотя в большинстве семей времен позднего Союза было по двое, а то и по трое.

— А вы, пацаны, правильно поступили, — осклабился Вадян. — Эти, конечно, у себя там, в аулах, как звери ведут, — он неопределенно махнул рукой куда-то вдаль. — Но наказывать-то надо тех, кто виноват, а не кто под руку попался. Я так считаю. А те беспредельщики не по понятиям поступили.

— Да вообще мудачье, — вставил Валерка. — Братуха, как ты только держался, я удивляюсь.

— Да и ты молодец, — я кивнул. — Помнишь наш уговор, не лезешь сам на рожон…

— Да я, вообще-то, все у тебя спросить хотел, кого первого гасить, — обескуражил меня Валерка. — Тебя в бок все пихал и пихал, думал, когда же ты догадаешься…

Я рассмеялся, парни легко присоединились. Потом вернулась Лариса, принесла пару бутылок «Угличской» и «Сникерс».

— Кисуль, тебя только за смертью посылать, — покачал головой Вадян.

— Да там дура какая-то сидит! Сигареты мне продавать не хотела! — возмущенно сообщила блондинка на повышенных тонах, а потом вдруг довольно улыбнулась и хихикнула. — Говорит, что мне восемнадцати еще нет. Пришлось паспорт показать!

— Ну, так ты у меня конфетка, че! — довольно осклабился наш блатной знакомый. — На вот, пацаны нам гостинцев подогнали.

— Спасибо, — кокетливо поблагодарила Лариса, поправляя свою короткую леопардовую юбку. — А это вот тебе, любимый!

— Это че? — удивился Вадян, когда девушка протянула ему шоколадку «Сникерс». — Ты нафига это купила?

— Ты же просил батончик, — обиженно надула губки Лариса.

После того, как мы опять отсмеялись, Вадян достал складной ножик-бабочку и нарезал забугорную шоколадку на несколько маленьких кусочков, чтобы хватило всем. «Сникерсы» и прочие подобные «Марсы» с «Баунти» стоили тогда бешеных денег, среднестатистический россиянин покупал подобное редко. Я уже и забыть об этом успел в своем благополучном будущем. Зато теперь вкус чувствуется совсем по-другому.

— А девчонка-то эта, которую я Мариной назвал, смылась, — внезапно выдал Саня. — Даже спасибо не сказала.

Выглядел он заметно расстроенным. А еще, похоже, долго в себе копил и наконец высказался. Зацепила его чем-то эта загадочная лже-Марина.

— Думаю, она просто воспользовалась ситуацией и ушла от греха подальше, — я пожал плечами. — Неизвестно еще, что с ней могли и хотели сделать, а проверять на себе… сомнительный эксперимент.

— Я ее понимаю, — добавил Илюха. — Ушла, наверное, в соседний вагон и спокойно поехала дальше. А ты, Саша, не переживай. Уверен, она нас запомнила с хорошей стороны. Все-таки помощь…

— Да ни хрена она не запомнила! — неожиданно зло перебил его Саня. Даже недоеденный пирожок выронил и пинком отправил его на рельсы.

— Все они такие!.. — в сердцах процедил Саня, как будто сплюнул.

Он что-то забормотал невнятно, я понял только, что там замешаны и девушки, и люди других национальностей, с которыми Саня сталкивался во время службы. И, кажется, именно они его третировали, когда наш друг был «духом». Или «душарой».

— Сань, — Дюс аккуратно ткнул его кулаком в плечо. — Забей. Не бери в голову.

— Да вот обидно мне, что мы за нее вступились, а она даже спасибо не сказала, — тот отшатнулся. Лицо его перекосило от ярости. — Одни ржут, что я в армейке служил… Говорят, лучше бы бизнесом занимался. А другие в той же армейке табуреткой по башке! А вы хоть знаете, каково мне было? Знаете, каково оно — сортиры зубной щеткой драить, а не разгуливать на гражданке по набережной? Знаете, а⁈

На нас стали озираться. Люди, которые были на относительно небольшом расстоянии, торопливо перемещались. Нет, рано я, похоже, подумал, что теперь Саня в порядке. Беднягу накрыло, и даже не совсем понятно, от чего именно. Тут и девушки, и армия… И что хуже — поди разберись. Но разобраться надо.

— Саня, мы вообще-то твои друзья, — осторожно напомнил я. — И всегда тебя готовы выслушать, только без наездов и оскорблений… Договорились?

— Извини, Камень, — тот немного сбавил обороты. — Я просто… И вы, пацаны, извините за резкость. Унесло меня, переволновался.

— Я, если че, тоже служил, — Вадян, за которого спряталась испуганная Лариса, сплюнул шелуху.

— И я, — добавил Валерка, почесывая кулаки. Еще разборок между своими не хватало.

— Прости, братан, — Саня полез пожимать руки обоим, потом обниматься. Меня это насторожило. — Попутал. И ты прости.

— Без обид, братуха, — Вадян похлопал его по спине.

— Бывает, дружище, — смягчился и Валерка.

— У нас «дед» один был, Тимуром звали, — Саня успокоился и уже не бросался с обвинениями на всех и каждого, однако его прорвало от избытка чувств. — Тоже откуда-то оттуда. Самый зверюга был.

— А меня Васька кошмарил в армейке, — заметил Вадян. — И компания его — все русские, как на подбор. Так что на месте твоего Тимура запросто мог оказаться Ваня или Петя.

Наш блатной попутчик, несмотря на кажущуюся простоту, оказался вполне вдумчивым человеком. По-своему, по-народному мудрым. Я не служил в армии, но слышал, что там творилось в девяностых. А потом и Чечня добавила мрачных ассоциаций.

— Да я знаю, братуха, — услышав, что Вадян тоже топтал плац в кирзачах, Саня проникся к нему симпатией. — У меня там еще земляки служили… Должны были прикрывать, как принято, а они только добавляли.

— Да херня это все, — сплюнул Вадян. — Земляки… Иной раз чужие роднее, знаешь.

— А все-таки правда, что тот лысый черт говорил? — поинтересовался Валерка. — Что наших там резали и квартиры отнимали?

Святая простота… Нет, я не злился на кузена, напротив, хорошо понимал его. На закате Союза и в девяностые все мы росли в атмосфере разгорающейся ксенофобии, причем новости в газетах и на ТВ подкидывали в этот огонь дров. А я еще помнил разговоры с детьми беженцев, которые жили в том самом доме, где мы с Валеркой нашли наркоманов… Их семью действительно выставили за порог собственной же квартиры.

— Всякое бывало, — честно ответил я. — Кто-то резал, а кто-то у себя дома прятал, чтобы не зарезали… И вообще, ребят, давайте начистоту. У нас вот тоже такие есть, как тот… Леха, кажется? И Тарасик их отмороженный. Но разве по ним можно судить обо всех наших?

— Ой, да ладно! — скривила губы Лариса. — Рассказывай, прятали они… Все они нас ненавидят — и таджики, и грузины, и даже эти… Всякое гумно кончается на «О»…

Повисла неловкая пауза, которую прервал матерный шепот Вадяна.

— А я, между прочим, Лещенко, — невесело хмыкнул Саня, тяжело выдохнув, да так, что многое прояснилось. — «Деды» мне и это предъявляли, кстати…