Американский крейсер, кстати, успел-таки развернуться носом к стремительно надвигающейся угрозе. То ли его капитан оказался чуть порасторопнее коллеги с «Норфолка», то ли автоматика сработала четче. Но итог столкновения от этого не изменился ни на йоту.

Многокилометровая громада «Императрицы Марии» буквально расплющила собой куда более мелкую «Тасоту», даже не заметив этого. Удар вышел настолько чудовищным по своей разрушительной мощи, что половина внутренних палуб крейсера смялась и схлопнулась, словно разбитая молотом консервная банка. Даже мощнейшие носовые переборки не спасли американца от печальной участи — сработал примитивный закон сохранения импульса.

Все-таки наши верфи и мастера знают свое дело. При внешней простоте и даже некоторой угловатости силуэта, нос у «Императрицы Марии» вышел на загляденье. Не такой изящный и остро заточенный как у моего «Одинокого» или «Черной пантеры», зато феноменально прочный и тяжелый. Усиленный сплав в сочетании с продвинутой геометрией бронирования позволяли ему выдерживать чудовищные ударные нагрузки, сохраняя монолитность и силовую структуру. Не корабль, а таран господень прямо-таки.

«Тасота» от столь сильного удара попросту разлетелась на куски, даже не успев что-либо предпринять. Облако металлического крошева и обломков разлетелось на многие километры, усеивая пространство останками некогда грозного крейсера «янки». Все случилось настолько быстро и закономерно, что никто из нас даже глазом не успел моргнуть.

— Ну, вот и все, — удовлетворенно кивнул я по итогу увиденного, скользнув взглядом по тактическим экранам, отображающим безрадостную для американцев картину космического сражения. Три ярких красных метки, символизирующие уничтоженные флагманы 30-й дивизии, медленно угасали, превращаясь в размытые пятна помех. Участь «янки» была решена.

Я знал, что пришло время нанести завершающий, решающий удар. Промедление сейчас было подобно смерти. Враг деморализован и пребывает в панике, но это ненадолго. Дай им хоть минуту передышки, и они опомнятся, перегруппируются, начнут искать пути к отступлению. Надо ковать железо, пока горячо.

— Командирам всех кораблей, внимание! — обратился я по открытому каналу связи, чеканя слова. — Развлечения закончились, пора переходить к настоящему делу. 27-я «линейная» — сохранять прежнее построение «фаланга»! На врага — полный вперед! Огонь из всех орудий!

Мой голос, усиленный мощными динамиками, разносился по всем палубам и отсекам, внушая экипажам веру в победу и поднимая боевой дух. Я видел по лицам своих подчиненных, с какой готовностью и воодушевлением они принимают этот приказ. В их глазах горел азарт грядущей битвы, предвкушение окончательного триумфа.

«Одинокий» начал стремительно набирать ход, увлекая за собой остальные корабли нашей эскадры. Могучие двигатели работали на полную мощность, разгоняя многотысячетонную махину крейсера до умопомрачительной скорости.

Следом за флагманом, сохраняя идеальный строй, ринулись в бой остальные наши исполины. Величественная «Императрица Мария», грациозная «Черная пантера», суровые и неприступные крейсера «Очаков» и «Меркурий», юркие стремительные эсминцы — все они, подобно острым клиньям, неслись вперед, сверкая бортовыми огнями, готовые пронзить самое сердце вражеской армады.

Корабли 30-ой «линейной» встретили нашу атаку организованным огнем. Видимо, кое-у-кого из их командиров все же хватило выдержки и самообладания, чтобы обуздать панику и попытаться наладить сопротивление. Тысячи плазменных зарядов обрушились на строй 27-й дивизии, пытаясь пробить брешь в наших рядах, расстроить монолитное построение, внести сумятицу и хаос.

Но тщетно! Наши корабли совершенно не боялись шквального огня американской артиллерии. Продвинутая система энергозащиты с легкостью держала удар, не позволяя врагу причинить сколь-нибудь существенный урон. Русская «фаланга», словно неодолимая лавина, неумолимо катилась вперед, сминая все на своем пути.

Плюс к этому, близкое взаимное расположение наших кораблей друг к другу позволяло создать подобие единого силового поля, эдакий гигантский коллективный щит. Совместные генераторы, работая в унисон через систему взаимных перекрестных связей, многократно усиливали мощность индивидуальной защиты каждого корабля, делая ее поистине непробиваемой. Можно сказать, все наши суда на время слились в единую несокрушимую твердыню.

Не последнюю роль сыграло и внезапное уничтожение флагманов 30-й дивизии со всем ее командованием. Известие о бесславной гибели контр-адмирала Кенни и его штаба мгновенно распространилось по эскадре «янки», сея панику и смятение в рядах противника. Капитаны и экипажи кораблей приуныли, осознав всю безнадежность своего положения. В единый миг рухнула вся организация, исчезло централизованное управление, полетели к чертям все планы и расчеты.

Немалую толику дезорганизации и уныния в стан врага внес и разгром их массированного налета истребителей. Я отлично видел по своим тактическим экранам, как F-4 волна за волной накатываются на неприступную российскую «фалангу», отчаянно пытаясь пробить защитные поля хотя бы на одном из наших кораблей.

Вот только все усилия американской авиации ни к чему не приводили. Пилоты «фантомов», обезумев от собственного бессилия, раз за разом бросались на наши крейсера, не понимая, почему трансляторы их полей никак не желают умирать. Сближаясь вплотную, на дистанцию прямой наводки, они сыпали зарядами плазмы, целясь в хорошо различимые бугристые наросты на броне — излучатели силовых полей.

По всем расчетам американского командования, лишенные прикрытия энергощита, русские суда должны были превратиться в беспомощные мишени и погибнуть под огнем их артиллерии. Но только расчет этот с треском провалился. Увы, «янки» все еще пребывали в счастливом неведении относительно технологического рывка, совершенного российскими инженерами.

В результате бедные американские пилоты гибли буквально десятками, не успевая понять причины постигшей их неудачи. Едва только F-4 входили в зону зенитного огня наших кораблей, как их накрывал сплошной ураган разрывов и росчерков плазменных лучей. Отсутствие единого командования и рассредоточенность целей не позволяли выстроить плотный ордер, способный хоть как-то противостоять перекрестному огню наших установок ПВО.

Россыпь серебристых карасей, беспорядочно мельтешащих на тактических экранах, дыбилась рваными вспышками, тонула в клубах раскаленной плазмы, оставляя после себя лишь быстро гаснущие метки да электронное эхо сигналов бедствия. Вид этой беспомощной агонии невольно вызывал у меня мысли о бесполезной растрате человеческих жизней, брошенных командованием в безнадежную авантюру…

Все факторы один к одному складывались в стройную картину близкого и окончательного разгрома. Американская армада рассыпалась прямо на глазах, обращаясь в какое-то подобие броуновского движения. Корабли метались из стороны в сторону, не понимая, что делать дальше, кто отдает приказы и есть ли у них вообще хоть какие-то шансы на спасение.

Мои радисты то и дело перехватывали обрывки панических переговоров, полных отчаяния и полной утраты надежд. Кто-то истошно вопил в эфире, требуя указаний от командования, кто-то проклинал русских и весь белый свет, кто-то бессвязно молился, вознося хвалу всем известным богам… Имелись, конечно, и те, кто сохранял хладнокровие, пытаясь сплотить ряды и организовать сопротивление, но даже в их голосах звучала обреченность.

Что ж, настало время положить конец этой агонии. Добить смертельно раненого зверя, чтобы не мучился понапрасну. И я знал, как это сделать.

— Командирам кораблей, — рявкнул я в микрофон, обводя глазами картину нашего триумфа на голографическом дисплее. — Приготовиться к решающему удару! Увеличить скорость на 30 процентов…

Русская «фаланга», подобно грозному и неумолимому валу, между тем прошла как острый нож сквозь еще оставшиеся в строю корабли противника, безжалостно круша их боевые порядки. Казалось, ничто не способно остановить эту всесокрушающую лавину из металла и плазмы. Американские корабли, еще недавно грозные и величественные, теперь разлетались в стороны, словно щепки, не в силах противостоять чудовищному напору русской эскадры.