Подумав ещё немного, Катя решила проигнорировать "жест доброй воли" от мутного Снейпа, не ходить никуда после работы в среду и попытаться разобраться со всем своими силами. С этими мыслями, протопив камин в спальне и плотно закрыв все двери и ставни, она спокойно заснула, не забивая себе голову этим вопросом.

Утром в понедельник, как ни в чем не бывало, Катя отправилась на работу, поеживаясь от лёгкого морозца. Под ногами похрустывал лёд на лужицах, ветер иногда путал полы неудобной мантии, но под мантией были крепкие ботинки и плотные брюки, так что это не доставляло беспокойства. Шагать по подмерзшей грязи было легко, и двухмильная прогулка доставляла удовольствие и бодрила.

Хотя идти приходилось по окраинам Запретного леса, в котором, как с удовольствием рассказывал Филч, водились кровожадные хищные звери, Кате не было страшно. Она все так же носила с собой дубинку, кроме того, ей доводилось в жизни встречать людей, более страшных, свирепых и кровожадных, чем любой монстр этого волшебного леса.

Подходя к воротам замка, Катерина ощутила лёгкое воодушевление. Несмотря ни на что, ей нравилось это место, и замок отвечал ей искренней добродушной привязанностью. Это ощущалось в мелочах и в том, насколько комфортно ей было в этих толстых, местами замшелых стенах.

Ворота школы охотно распахивались, стоило ей приблизиться, как Филч ни пытался их запирать. Вот и сейчас створки гостеприимно приоткрылись, и Катя сняла перчатку, ласково проводя рукой по немного влажным от утренней изморози изящным металлическим лозам, украшающим решетки ворот.

На территории Хогвартса было значительно теплее, чем снаружи — наверняка не обошлось без очередных магических "штук". Катя даже мысленно не называла это "чары", а говорила "штуки" — так она могла психологически отстраниться от всего происходящего, судить о происходящем более здраво и рационально. В ином случае был велик соблазн принять все слишком всерьез и окончательно поехать кукушкой. Магия, чары и волшебство — это то, с чем Катя не могла справляться собственными силами, а вот если воспринимать это штуками, фокусами и трюками — все выглядело гораздо более решаемым и оставалась надежда выпутаться из проблем без лишних потерь.

Преодолев вход, она вытерла ноги о небольшой половичок у пустующей стойки с зонтами, стряхнула с капюшона капельки талой воды и свернула в сторону, в незаметный служебный коридор, почти скрытый набором доспехов.

Первым делом необходимо было переодеться и позавтракать — благо от каморки, выделенной ей в качестве раздевалки до школьной кухни было недалеко.

Несмотря на ранний час, на кухне царило оживление, суетились эльфы, подготавливая все к завтраку — сами собой нарезались буханки свежеиспеченного хлеба, летали над столами ложки, измазанные джемом, а под потолком собирались клубы пара. Полуподвальное помещение кухни все-же плохо проветривалось, хотя где-то сверху с трудом, но можно было заметить пару узких приоткрытых окон.

Хаосом на кухне руководил толстый неприветливый домовой эльф Питс, обмотанный в домотканое льняное полотенце. Кате редко доводилось видеть толстых эльфов, но Питс на фоне собратьев был откровенно массивным, до непристойности складчатым, с отвисшими широкими ушами и животом и неприязненным выражением лица. Он недовольно косился на Катю каждый раз, как ее видел, но, похоже, и его не обошло строгое внушение со стороны директора — уж за это Дамблдору можно сказать спасибо.

Но не то, чтобы Катя пользовалась особым отношением со стороны Питса — местный "повелитель кухни" просто не любил всех подряд. За месяц ей ни разу не удалось услышать, чтобы Питс кого-то хвалил, зато ругал он своих бедных подчинённых постоянно, а иногда не стеснялся пускать в ход тяжёлую поварешку. Глядя на Питса и плачевное положение эльфов, Катя вспоминала, что самым жестоким надсмотрщиком над рабами становится тот, кто сам был рабом. Однако и жалеть домовых эльфов не хотелось — все эти создания, которые носили имена, больше напоминающие собачьи клички — Викси, Микси, Пикси, Трикси, — вовсе не выглядели угнетёнными, и, похоже, подобный порядок дел всех устраивал.

Катерина потрясла головой — она давно разучилась искать справедливость или, тем более, лезть со своим уставом в чужой монастырь. Может, домовые эльфы — все поголовно мазохисты, и, вмешавшись, она только поломает им "кайф" и настроит против себя. Если бы хотели запротестовать — могли сказать что-то много раньше, а нет — так это и не дело Катерины, ей своих забот хватает.

Привычно перехватив с пролетающего мимо блюда пару сандвичей и получив положенную ей большую кружку кофе с молоком, Катя, слегка кивнув эльфам, устроилась за небольшим столом в углу. Она привыкла завтракать и обедать здесь, и у нее даже мысли не было показываться в обеденные часы в Большом зале, где ели студенты и преподаватели.

Катя продолжала чувствовать себя здесь чужаком, а не сотрудником, и, ради собственной безопасности всеми силами старалась соблюдать сохраняющееся status quo.

Быстро покончив с завтраком, она сгрузила посуду в мойку и отправилась облачаться в свою привычную рабочую робу, которую мысленно окрестила уже костюмом "доктора-чудилы". Начинался обычный, привычный будний день, и вряд ли он обойдется без приключений.

Если предлагают идти на компромисс — лучше не ходить, обычно это ничем хорошим не заканчивается.

То, что понедельник — день тяжёлый Катерина уяснила давно. Недовольные всем подряд после окончания выходных, бывшие коллеги на прежней работе приучили ее относиться к понедельникам с осторожностью. А здесь, встречая по утрам своего непосредственного начальника мистера Филча, она могла физически узреть физиономию, которая воплощала в себе всю серость, уныние и неприветливость понедельничного утра.

Катя сразу раскусила характер "патрона" — будучи постоянно униженным, Филч боялся сильных, страдал от комплексов и жил под девизом: "Сделал гадость — сердцу радость". Он был откровенно неприятным типом, но в его поведении была определенная честность — Филч мог открыто орать, брызгая слюной, обвинять и угрожать, но от него можно было не ждать подлости или того, что он исподтишка столкнет тебя с лестницы, как это бывает с другими, внешне тихими, но коварными типами. А вопли можно и потерпеть, поэтому Кате было довольно легко работать с Филчем — главное, видеться с ним пореже и пропускать мимо ушей его невнятные инсинуации.

— Лассер! — Едва завидев Катю, завопил Филч. — Это безобразие на третьем этаже! Сколько я должен это терпеть? Я же говорил убрать это пятно на стене между переходами!

— Мистер Филч, третий этаж, вы знаете, я не хожу на третий этаж и выше, повторяла вам это даже чаще, чем вы напоминали про это пятно, — сохраняя спокойное лицо, пробубнила она в ответ.

Филч яростно пропыхтел, багровея от гнева, но промолчал, так как знал, что загнать Катю на верхние этажи можно только силой, и он этой силой не обладает.

— Ладно, для тебя есть другая задача. Помочь профессору Хуч с метлами на поле.

Говоря это, Филч довольно щурился — он знал, что наблюдение за полетами на метлах было для Кати так же неприятно, как взгляд на движущиеся лестницы, и наслаждался этим моментом своего триумфа. Тут она воспротивиться не могла — комната тренера и раздевалки квиддичных команд надёжно располагались на земле, а на высокие трибуны ее вряд ли кто-то погонит.

Перехватив покрепче швабру и ведро с инвентарем, Катя поплелась в сторону поля. Она знала, что занятия полетами приходятся на вторую половину дня, после более трудных занятий — трансфигурации, заклинаний или зелий. По утрам над полем могли летать только редкие энтузиасты или члены команд, но и тем для тренировки нужно было зарезервировать время и получить разрешение от декана.

Так что оставалась надежда, что ей не придется наблюдать за порхающими на высоте третьего этажа детьми, ощущая, как желудок переворачивается, сердце застывает, а руки от шока начинают леденеть.