— Вы были на передовой? — ещё больше, хотя, казалось бы, куда ещё, округлил глаза тёзка знаменитого русского поэта. — Но… Вы же инспектор всех бронесил Красной армии! Кто и как вас туда вообще пустил!
— А как, по вашему мнению, я должен инспектировать воюющие войска? Сидя в штабе армии за сорок километров от передовой? Так оттуда, доложу я вам, дорогой Александр Сергеевич, ничего не видно! — с кряхтением стянув сапоги, развел руками всё так же сидящий на табурете Александр. — А я, как вы верно указали — инспектор. Я обязан видеть всё своими собственными глазами, щупать всё своими собственными руками и ощущать всё своей собственной за… кхм. В общем, ощущать всё то же самое, что ощущают рядовые танкисты. И всё это делать для того, чтобы четко понимать, как их реальные нужды, так и возможности техники! А иначе — грош мне цена, как инспектору.
— Похвально, — только и смог что сказать тот в ответ. После чего отхлебнул из удерживаемой всё это время в руке кружки глоток горячего чая. — И вы это, Александр Морициевич. Давайте ка чайку со мной попьете. После прохлады вечерней улицы — самое то, — слегка приподнял он свою исходящую паром кружку, как бы в качестве надежного аргумента. — А я меж тем супругу попрошу спирта принести. Будем вашу боевую рану протирать. При обморожениях протирка спиртом пострадавшего участка кожи — самое то, знаете ли. Главное, не перепутать его со своим желудком! — хитро подмигнув, усмехнулся Щербаков. — А чтобы точно ничего не перепутать, еще и коньячка к чайку прихватим! А? Как вам идея?
— Как минимум, она заслуживает вдумчивого изучения с моей стороны! — согласно кивнул Геркан. — Но прежде чуть приведу себя в порядок, — указал он на свои слегка попахивающие отнюдь не розами портянки. — А то ведь я только-только с поезда.
— Жду! — коротко ответил Александр Сергеевич и, отсалютовав кружкой, направился к двери своей комнаты.
И точно таким же коротким, но ёмким, словом можно было охарактеризовать то, что иносказательно ответил нарком иностранных дел СССР своим зарубежным коллегам насчет позиции Советского Союза в канве завоевательного похода Германии по странам Европы. А там у Третьего рейха дела шли не столь хорошо, как это было в несколько иной истории мира.
И слишком скорый, слишком неподготовленный, но продавленный лично Гитлером рывок на запад сразу же после завоевания Польши, и встретившая Вермахт осенняя распутица, и лучшая готовность французских войск к войне, и многие иные факторы привели к тому, что немецкие части смогли относительно быстро расправиться лишь с армиями небольших и слабых стран. Чуть менее месяца ушло у них на всё про всё, чтобы вокруг не осталось вообще никого, кто мог бы как-то помешать в разборках с Францией. Разве что в Норвегии еще держался экспедиционный корпус англичан. Но вот сама Третья республика уже смогла встретить завоевателей не только слякотью полей и мерзкой дождливой непогодой.
На протяжении трех последних лет Париж действительно очень активно готовился к противостоянию, которое уже не представлялось возможным спустить на тормозах. И это драгоценное время было потрачено отнюдь не впустую. Все пилоты ВВС пересели на современные самолеты, что, впрочем, всё равно уступали по своим характеристикам немецким аналогам. Танковые части разрослись аж вдвое — до 6000 относительно современных машин, не считая еще одной тысячи боеготовых старичков Рено FT-17. Правда, с вооружением большей части данных танков дела обстояли всё так же откровенно паршиво. Короткоствольные 37-мм и 47-мм пушечки обладали околонулевым эффектом в деле борьбы с пехотой и вряд ли могли нанести хоть какой-то урон изрядно прибавившим в толщине брони немецким танкам. Но последний недостаток был частично компенсирован значительным пополнением в семействе орудий ПТО. На смену морально устаревшим 25-мм пушчонкам, пришли самые тяжелые и почти самые мощные из всех существующих в мире легких противотанковых пушек. Так 47-мм противотанковое орудие Пюто образца 1937 года, хоть и превосходило по своему весу советскую 45-мм пушку аж вдвое, но и способности по бронепробитию демонстрировало почти вдвое более высокие. В общем, стала эта пушка той еще головной болью для всех немецких танкистов, поскольку била даже в лоб абсолютно все их танки за исключением Т-IV последней серии F2 с его 80-мм лобовой броней.
Всю осень и половину зимы французы отчаянно сражались, порой нанося немцам ну очень тяжелые поражения. Так практически полностью были уничтожены две танковые дивизии корпуса Германа Гота, что рывком вперед попытались отрезать пути отступления из Бельгии 2-й и 9-й французских армий, но сами оказались под фланговым ударом трех сотен французских тяжелых танков Char B-1 из состава 1-й армии.
По причине отсутствия подавляющего превосходства в воздухе немецкой авиации, эти стальные тяжеловесы сумели добраться до врага, не понеся в пути катастрофических потерь, и после наяву продемонстрировали немцам, что броня у танка обязана быть толстой. Беда дивизий под командованием Гота заключалась в том, что ему спихнули практически все чешские легкие танки, что имелись в Вермахте. А их 37-мм пушки и 15–25 миллиметров брони никак не способствовали одержанию верха над лучшими французскими машинами. Но даже Char B-1 не шли ни в какое сравнение с теми «монстрами», что обрушили советские войска на оборону финнов. И именно насчет возможности поставки данных танков, а также самолетов и артиллерии, прибыли договариваться французские военные и политики в самом начале января 1943 года. А вместе с ними в Москву приехали и испанцы, которым ну очень сильно не нравилось постепенное продвижение немецких войск по французской территории прямо к их границам.
Ох, как тут засуетились немцы! Не прошло и двух дней с начала франко-советских переговоров, как весьма высокопоставленные представители Третьего рейха мигом примчались уверять правительство СССР, что все «зависшие по какой-то непонятной причине» поставки советских заказов будут выполнены в самые кратчайшие сроки. Зря что ли советская сторона специально ознакомила посла Германии в Советском союзе о ходе проводимых переговоров? Больно уж наглеть стали немцы, как в плане своих требований по поставкам всё большего количества ресурсов, так и в плане срыва или же затягивания отгрузок станков и прочего оборудования.
Да, хоть Торговое соглашение между Берлином и Москвой было заключено свыше года назад, немцы отнюдь не спешили выполнять свою сторону договора. Во всяком случае, в требуемом объеме. Вот и начался шантаж со стороны Советов. Причем, разом всех заинтересованных стран.
Что-что, а влезать в дрязги европейцев в Политбюро ЦК ВКП(б) не желали совершенно. Желали отсидеться в стороне, да по максимуму урвать своё, раз уж появилась такая возможность. И никакие жалостливые мольбы со стороны тех же испанцев не тронули сердца советских руководителей.
Как было сказано в замечательном произведении «Двенадцать стульев» — «Утром — деньги, вечером — стулья». А чтобы немцы начали максимально активно чесаться со своими просроченными поставками, французской делегации помпезно продемонстрировали то, что советской стороне было не жалко продать за золото. Ведь французский франк в складывающейся ситуации не стоил ровным счетом ничего, не говоря уже о всяких там кредитных обязательствах.
Правда, даже то, что французы согласились-таки оплатить звонкой золотой монетой, в конечном счёте, к ним в руки не попало. Как только грунт оказался достаточно хорошо подморожен, немецкие танковые и моторизованные дивизии, переставшие тонуть в раскисших полях, рванули вперед, буквально разрывая французскую оборону на клочки и после гася отдельные образовавшиеся очаги сопротивления. Да так разошлись, что к концу марта уже всё было кончено — Франция капитулировала, а остатки её войск ушли на испанскую территорию, где были интернированы. Однако их поражение до начала поставок заказанного в СССР оружия позволило Геркану протащить на вооружение РККА то, что армии действительно было не лишне иметь, но прежде тормозилось ГАУ.
