— Так, судя по видимым мною конструкциям, их просто-напросто более некуда девать, — едва заметно пожал плечами Александр. — Банально более нигде нет свободного места. А баки при этом требуются очень объемные! Моторы-то у нас применены бензиновые и очень мощные. То есть изрядно прожорливые! Авиационный же бензин мгновенно вспыхнет при малейшем пробитии бронекорпуса и повреждении бензобака хотя бы одним раскаленным осколком. Потому я и упомянул такое некрасивое выражение, как «самоходный крематорий». Ведь оно в полной мере отражает суровую действительность! И, как бы кощунственно это ни звучало, экипажи тяжелых танков это вам не экипажи общевойсковых. На тяжелые танки могут попасть лишь лучшие специалисты своего дела. Лишь кадровые командиры, старшины и в отдельных случаях сверхсрочники. Иные попросту не совладают со столь серьезной техникой, а куда скорее поломают её от нехватки опыта и знаний. Это будет элита танковых войск. Лучшие из лучших! Те, кого мы никак не имеем права терять вместе с подбитой машиной. Машину-то можно будет попытаться отремонтировать или же произвести новую за месяц-другой. Тогда как экипаж на нее придется готовить не менее полугода, а то и целый год, расходуя при этом огромные средства. То же топливо, снаряды и ресурс тяжелых учебных машин обойдутся нам очень дорого. К этому, кстати, тоже заранее следует быть готовым, коли мы желаем иметь на вооружении столь колоссальные машины.

— Это так? Вы разместили топливные баки в боевых отделениях? — на сей раз вопрос главы СССР предназначался Барыкову и Котину. — Ну? Чего молчите? Товарищ Котин, вам имеется, что сказать на сей счет?

— Как верно указал главный конструктор обсуждаемого танка, — начал было Жорес Яковлевич, однако тут же был прерван и поправлен самим Сталиным.

— Товарищ Геркан, — «напомнил» фамилию выступающего инженера Иосиф Виссарионович, не забыв при этом придавить суровым тоном «забывчивого» Котина, который явно перестраховывался, не желая называть заключенного «товарищем».

— Да, совершенно верно, товарищ Сталин, — мигом поспешил исправиться главный конструктор СКБ-2 «Кировского завода». — Так вот, как верно указал товарищ Геркан, моторы у нас прожорливые, а места внутри танка более нигде не имелось. В моторно-трансмиссионное отделение мы смогли втиснуть лишь два столитровых бака, тогда как остальные расположили вдоль бортов боевого.

— У вас сделано так же, товарищ Барыков? — перевел секретарь ЦК ВКП(б) свой взгляд на директора 185-го завода.

— В нашем танке половина баков располагается вдоль пола боевого отделения. Точно так же, как это реализовано на Т-34, — попытался прикрыться уже однажды принятым решением Николай Всеволодович. — Иначе пришлось бы сокращать дальность хода до 80–100 километров по шоссе и до 50–60 километров по бездорожью. Да и защиту бакам 75-мм борт дает лучшую, нежели те 45-мм, что указаны на чертеже товарища Геркана. В то время как его танк уже будет полыхать из-за пробитых баков, танк нашей конструкции всё еще будет сражаться!

— Товарищ Геркан, вы согласны с мнением товарища Барыкова о том, что ваш танк куда скорее окажется подбит и начнет гореть? — взгляд главы СССР вернулся вновь к докладчику.

— Согласен, товарищ Сталин, — к удивлению всех собравшихся не стал отрицать Александр подобного исхода. — Только это у меня изначально заложено в конструкцию боевой машины! Точно так же, как бортовые угольные ямы на старых броненосцах и линкорах являлись ловушками для вражеских снарядов и приносились тем в неизбежную жертву, у меня реализован принцип, о котором я уже говорил — разнесения бронирования. Да, при этом топливный бак окажется пробит осколками и даже загорится. Но это изначально мною учтено. Так прямо под каждым баком в нижней противоосколочной бронеплите идет перфорация. Топливо из пробитого бака попросту вытечет наружу, прямо на гусеницу и землю. Для того там специально предусмотрен небольшой уклон. Это, во-первых. А во-вторых, наши системы пожаротушения основаны на весьма ядовитом для человека газе. Применять её внутри танка, означает до смерти травить экипаж. А вот в таком наружном отсеке он не принесет танкистам никакого дискомфорта. Вдобавок у меня предусмотрен перевод части выхлопных газов из глушителя в эти самые бортовые ниши. Экипаж просто сдвигает пару заслонок перед началом боя и тогда ниши начинают заполняться вытесняющими весь воздух, и, главное, весь кислород, этими самыми выхлопными газами. Как результат, даже пролившееся и пораженное раскаленными осколками топливо не сможет загореться из-за недостатка кислорода. Это банальнейший принцип карбюратора, товарищ Сталин. Нет или слишком мало воздуха, нет и воспламеняемой смеси. А если к этому добавить продувку самих баков выхлопными газами, как это реализовано у некоторых самолетов, то угроза пожара становится вовсе призрачной. — Ответом на его развернутое пояснение стало всеобщее молчание. Народ со скрипом переваривал услышанное. И у каждого второго на лице явно читалась одна и та же мысль — «А что, так можно было?».

— Вы вот сказали, что существующая система пожаротушения ядовита для экипажа, — рассматривая, то макет танка, то самого Александра, то прикрепленные на доски проекции данной боевой машины, задумчиво произнес Сталин. — Каким же образом этот процесс реализован сейчас? — Вот чего-чего, а жалоб со стороны десятков тысяч военных, что их целенаправленно желают отравить, ни ему, ни партии, ни стране, уж точно не было нужно. Прежде он вовсе не проявлял какого-либо интереса в данном вопросе, ибо и без того хватало забот. А тут, оказывается, дела творились не сказать что превосходные.

— В настоящее время экипажу предписывается воспользоваться имеющимися в танке ручными огнетушителями содержащими такое жидкое вещество как тетрахлор. Его очень легко хранить, оно неприхотливо к температурам окружающей среды и неплохо справляется с тушением открытого пламени. Потому и применяется повсеместно на военной технике, — пустился в краткое пояснение Геркан. — Только вот при достижении высоких температур, выше двухсот пятидесяти градусов, оно начинает выделять такое вещество, как фосген, если одновременно с этим огонь не заливается большим количеством воды. А где в танке взяться этому самому большому количеству воды? Понятно, что нигде. Фосген же со времен Империалистической войны известен, как боевое отравляющее вещество. Потому снаружи заливать горящий мотор, к примеру, еще как-то возможно — там концентрация газа не будет критической или даже смертельной. Но плохо человеку впоследствии стать может. А вот находясь внутри танка, пользоваться таким огнетушителем — смерти подобно. Потому спроектированная мною система пожаротушения рассчитана лишь на моторно-трансмиссионное отделение и надгусеничные полки, — прошелся он кончиком указки по означенным частям боевое машины, — к каждой из которых идет по отдельной магистрали с перфорированными трубками для подачи тетрахлора под давлением. А боевое отделение, как вы сами можете видеть, полностью изолировано от них, либо бортовой броней, либо противопожарной перегородкой. И всё это дело работает от баллонов со сжатым воздухом, которые также применяются при запуске двигателя. Командиру танка только и требуется, что дать мехводу команду открыть клапаны баллонов, кои размещаются рядом с ним, и после самому открутить вентиль, ведущий к той или иной магистрали, где на половине пути находится одна из предусмотренных мною ёмкостей с тетрахлором. Как результат — тот под высоким давлением вытесняется к месту возгорания, а экипаж спокойно продолжает выполнять свою боевую задачу.

— Немаловажное уточнение. Как вы считаете, товарищи? — внимательно выслушав даваемые пояснения, Иосиф Виссарионович повернулся в сторону создателей Т-100 и СМК.

— Немаловажное, товарищ Сталин, — согласно кивнув, поднялся со своего стула Барыков. — Потому в нашем Т-100 подобная система также реализована, но лишь для моторно-трансмиссионного отделения. — Этого следовало ожидать просто потому что Гинзбург, трудясь над обоими проектами танков, привносил, и в тот, и в другой, подсмотренные в обоих КБ технические решения.