Сюжет следущего репортажа был о пресс-конференции членов Совета. Три человека сидели за столом, неторопливо и обстоятельно отвечая на вопросы множества журналистов…
Это Мара смотреть не стала. Отобрав пульт у брата, выключила голограф.
— Как он сказал? ОСОБИ? Тварь продажная, — девушка сказала сама себе, но её услышали все, кто был в аудитории. — Эти «особи» более достойны называться людьми, нежели большинство тех, кто гордо называют себя разумными.
— Мара, ты знаешь, кто они? — с последнего ряда прозвучал вопрос профессора Глевнера.
Девушка, вздрогнув, вернулась к действительности. Обратилась к студентам.
— Лекция закончилась. Все свободны.
Когда курсанты вышли, Мара без сил опустилась на ближайший стул, закрыв глаза руками. К ней подошёл профессор.
— Малышка, — он погладил Мару по голове. — Как понял, ты их знаешь?
— Да, — пробормотала девушка. — Это ведь именно они, те двое, которые помогли сначала отцу, потом мне… нашим. Если бы не они…
Глевнер посмотел на парня, который стоял рядом с сестрой.
— А ты что можешь сказать?
Дио опустил голову. Не ответил, лишь пожал плечами.
— Профессор, а он и не может сказать ничего существенного, — Мара подняла взгляд на наставника. — Видел этих людей лишь раз. И то короткое время. Это я с ними общалась… долгое время и знаю кто они и на что способны. Это уникумы по меркам как своей планеты, так и нашей. Обладают неимоверным даром — излечивают людей силами, неподвластными другим, своей биоэнергией. В них есть много и другого необычного, чего нет ни у одного из живущих. По крайней мере, подобных не знаю. Большинство врачей и учёных, кто разбираются в биоэнергетике, и с кем консультировалась, уверенно говорят, что они ещё не полуБоги, но уже не люди. Понимаете, о чём я? Менталы ТАКОЙ силы, что я, с высшим рангом, сравни песчинке в ИХ пустыне.
— Мара, ты преувеличиваешь, — профессор снисходительно улыбнулся.
— Нет. Скорее, принижаю их возможности и способности. Антон, так зовут парня, силой разума ограничил моё сознание рамками города, где я находилась в тот момент, причём сделал это с огромного расстояния, не приложив к тому ни малейшего усилия. И я… билась как муха в стакане, не в силах преодолеть созданную преграду. А он, чуть позже, решив, что ничем ему навредить не смогу, убрал ограничение. Знаете, профессор, было ощущение, что он меня рассматривал под увеличением как какое-то странное насекомое. На тот момент смогла понять в его эмоциях одно — он был удивлён не тому, что я ментал, а другому — что я проявила интерес к его… способностям. Скажу честно, было обидно и… стыдно. Именно стыдно за себя, тогда поняла, каким, по сути, являюсь ничтожеством, возомнившим себя…
— Девочка, ты использовала слово на «ТОТ» момент. Были другие?
— Были… Профессор. Уверена — Вы читали мои отчёты по двум экспедициям. Там описано всё в подробностях.
— Всё ли? Мне показалось, что далеко не всё. — Глевнер сел рядом с девушкой, заглянул ей в глаза. — Девочка. Я же знаю тебя чуть не с рождения. Мы с твоим отцом столько… Не будем об этом… Скажи, ты ведь почувствовала нечто бо́льшее к этому парню, чем просто интерес учёного? Влюбилась? И позже осознала, что выброс гормональных эмоций характеризовался мимолетным влечением к достойному сопернику? Романтическая влюблённость к старшему по развитию?
— Влечение к сопернику? — Мара попыталась улыбнуться, но у неё не получилось. — Вы как скажете… Особенно про интерес познания учёного. Смешно, правда. Я ведь не дитя, не ученик и даже не студент. Не забыли, что у меня средняя степень учёного? Ещё две ступени и сравняюсь с Вами, профессор. Мне друзья, коллеги постоянно говорят, что надо сделать ещё пару шагов вперёд, а потом… а мне не хочется делать эти шаги. Особенно сейчас. Зачем? Для кого и для чего? Для науки или для собственной гордыни? Ради благополучия мира? Нелепо, потому что лучшие представители мира, наш Совет меня смешал с… грязью. Спросите, откуда такие мысли, такое настроение? Отвечу. Категорический запрет Совета на общение с Антоном всю миссиию свёл к провалу. Это поняла за многие последующие месяцы, вернувшись домой, проведя неоднократный анализ (чуть ли не поминутно) как своих действий, так и коллег. И нашла ТПР — точку принятия решения… Позвони я Антону на следующий день, как появилась ТАМ, всё сложилось бы иначе. У ВСЕХ сложилось бы иначе. Эти слова не пустое сотрясание воздуха. Как появилась возможность — загрузила все данные в центральный процессор Академии и через пару дней получила единственный результат, машина подтвердила мои размышления — ВСЁ решал один-единственный звонок, понимаете? А каков итог? Члены Совета, которые ранее категорически запретили личный контакт, в итоге именно меня обвинили в провале миссии. Всё свалили на меня, в итоге понизив на две ступени в гражданском статусе, навсегда запретив перемещение между мирами. К тому же втихую лишив звания Героя Нации. ОНИ чего хотели этим добиться? Унизить меня? Ну, сделали, получилось. А что и кто от этого выиграл? Ничего и никто! Сами члены Совета никак не пострадали — виновна ведь я, а они как были небожителями, вершителями судеб, так ими и остались. И ведь до сих пор никто из них так и не ответил за свою ошибку… Обидно и больно за несправедливость. Понимаю, что противопоставить ИМ ничего не могу, да и… никто не может. Ни папа, ни Вы, ни кто другой. Сами ведь пострадали, хотя не были виновны, так, за компанию. Поэтому сейчас, будь моя воля, уехала бы куда только можно, лишь бы подальше. Чтобы ни видеть ИХ и не слышать.
— Я тебя понимаю, Мара, — пожилой мужчина опустил голову. — Ты показала себя с самой лучшей стороны, поставив на первое место дело, отказавшись от личного. И люди это знают, оценили по достоинству. Что касается Совета, решение было вынесено далеко не единогласно. Пояснить? Было высказано предположение одним из…, что ты можешь забыть про долг, решая собственную судьбу. Прости. Понимаю, что это далеко не те слова утешения, которых ждешь, но пойми — на возможный контакт с другой стороной возлагаются огромные надежды, поэтому…
— Поэтому подобных мне не берут во внимание. Зачем народу мои чувства? Зачем ему нормальные отношения среди коллег Отдела и Центра? Зачем вообще… я? Знаете, коль пошёл такой разговор, я решила снять с себя ранг преподавателя и Наставника курса. Дорабатываю до конца текущего цикла обучения и увольняюсь. Таких как я — множество, это мне однозначно дали понять… Мои знания, опыт, даже неудачный опыт никому не нужны. Поэтому, профессор, заранее ставлю Вас в известность об уходе, чтобы искали замену. Времени для этого много.
— Мара, ты совершаешь ошибку. Подумай хорошо. — Профессор встал, с упрёком посмотрев на девушку. — Ты чувства, обиды поставила на первое место, забыв про многие годы, что тебя учили, готовили к…
— Считаю, профессор, что мне дали авансом, вернула сполна. Более ни на что не годна. Я исчерпала себя. Во мне нет никакого желания к чему-либо стремиться, чего-то добиваться. Я выгорела, потеряв всё что было…
— Ты до сих пор обижена?
Мара вскочила со стула, яростно сверкая глазами.
— Не заставляйте меня поверить, профессор, что Вы — тот самый безжалостный и хладнокровный человек, который ради общего эфемерного блага может отправить на смерть самого близкого человека. О Вас так говорят большинство как преподавателей, так и курсантов, но я до последнего верила, что Вы другой. Вы назвали меня ОБИЖЕННОЙ? НЕТ!!! Я оскорблена, размазана, унижена. Той Мары, которая была, больше нет. Она умерла после решения Совета. Извините, разговор считаю законченным.
— Мара, но так нельзя. Ты… — профессор хотел ещё что-то сказать, но как у него, так и у девушки одновременно звякнули фоны, оповещая о поступлении срочного сообщения. Прочитав, девушка подняла глаза на Глевнера.
— Вас тоже ожидают в зале совещаний Руководителя службы?
— Да. Что ж, идём туда вместе. Предполагаю, это как-то связано с тем сюжетом, что показали в новостях.
