— Может и так, не стану спорить, но те трое, о которых ты умолчал, с ними-то как? Хочешь, скажу? В понедельник с утра и до обеда мы вообще не способны работать с серьёзными болячками. Выдыхаемся за вроде как свои выходные, которых, по факту, у нас нет уже месяц. Всё, пап. Я тебе сказал — раз в месяц мы у тебя, остальные выходные будет именно что отдыхать. И не спорь, переубедить не получится. У тебя только в центральном офисе и в КБ сколько сотрудников? Почти триста. А в филиалах? Тысячи три-четыре? На кой их ВСЕХ пропускать через нас? Подумай и определись — руководителей, тех, кто имеет отношение к финансам и договорам, можно «прогнать». Ну и тех, кто имеет отношение с порядчиками и зарубежными фирмами. Остальные, думаю, не интересны по одной простой причине — они не знают ничего.

Ярый стоял нахмурившись, потом внезапноподскочил, сграбастал сына и чуть приподнял его.

— Всё понимаю, сынок, но хочется быстрее закончить с этой тягомотиной. И так Вы здорово помогли, результат на лицо — почти три десятка человек получили пинком под зад, а двоих, так вообще повязали — те крутили казёнными деньгами словно своими. И ведь никто на них и подумать не мог. Так что Вам от учредителей, кто в теме, даже не спасибо — поклон до земли. И обещали выразить свою признательность более достойно, узнав, какие суммы могли быть выведены из оборота, а какие и вообще потеряны. Так что согласен. Но два дня ты и дочка в моём распоряжении, да? Не подведёте?

— Папа-папа… Был бы ты папой не нашим, послали б тебя далёко и надолго. Но коль уж судьба так распорядилась, то пищи́, но беги… Злыдень ты и эксплуататор. Буржуин, одним словом. Ладно, договорились. Можешь ответить, тот полковник был «молчи-молчи»? Из «СС»?

— Вроде того. Служба собственной безопасности, хотя та уже называется несколько иначе…

- -

Приехав домой, свалились на кровати, с ужасом понимая своё состояние и, главное, что завтра в любом случае надо идти на работу. А в планах-то у них было вообще уехать в одни из прошедших выходных к Финскому заливу.

— «Сестрёнка, ты как, готова завтра выйти?»

— «Ну да, а что? Есть вариант, что бы пациентов принимал кто-то другой? К сожалению, таких поблизости нет, увы».

— «Именно что, УВЫ. Ужинать будешь? Сегодня вроде день моего дежурства по кухне. Сделаю что-нибудь по-быстрому, да хочу свалить спать».

— «Ужинать не хочу, наелась у папы. Так что ми́лую тебя, можешь не готовить, а вот чаю попила бы. Но это сама способна сделать. Отдыхай, только… сейчас ведь нет и восьми вечера. Не рановато ли?»

Не услышав в голове ответа, Арина зашла в комнату к брату — тот лежал поперёк кровати и уже посапывал.

— «Да уж, вымотался до крайности», — девушка вытащила из шкафа тёплый плед и укрыла спящего брата. — «Странно, не меньше брата работаю, но чувствую себя вполне сносно. Конечно, на танцы не пошла бы, но вот погулять по свежему воздуху можно было бы. Одна, конечно, не пойду, но… жаль».

Засыпая, девушка подумала, что, к удивлению, давненько им не трепали нервы, что было очень странно. От монотонной каждодневной деятельности тоже не было особых радостей, хотя, не без того, получали удовлетворение от вида пациентов, которые уходили из клиники довольные, более здоровые…

Всё вроде было хорошо, но хотелось другого — неожиданности, что бы от радости — ОХ и АХ!!!…

Одуванчик в штанишках.

«Как хорошо, что этот сумасшедший день закончился, — Антон лежал на кровати и улыбался. — Случайно так стать отцом необыкновенного ребёнка, правда, уже достаточно взрослого, но который сводит с ума одним только внешним видом…

- -

А всё началось с раннего утра, когда открыл дверь клиники…

— Папа, ПАПОЧКА!!! — маленький вихрь промчался по фойе и, подпрыгнув, перебирая ручками, мгновенно забрался по куртке, а потом, подхваченный руками, обхватил шею молодого человека и стал целовать куда попадал губами. — Наконец-то ты пришёл!!!

Антон застрял в дверях, не сразу сообразив кто, что и почему его целует. И только несколько секунд спустя понял кто на него забрался. Аккуратно отодинул голову и увидел два огромных глаза и вытянутые вперёд губки, сложенные трубочкой.

— Так… И кто это у нас? — парень с улыбкой смотрел на сказочно красивого ребёнка — огромные голубые глаза на совершенно белоснежной пушистой шевелюре. — Похоже, у нас лето наступило? Одуванчик в штанишках прилетел?

— Пап, ты как мама. Ну, я совсем не похожа на одуванчик, — ребёнок снова прижался к парню и стал его чмокать. — Ты пришёл!!! А то мама всё меня не слушала — не хотела вести к папе, придумывая постоянно, что у неё лапка болит.

— Подожди, малыш. Какая лапка?

— Ты такой же бестолковый, как мама. Трудно понять, что лапка и рука одно и то же? Это я так, любя.

— Милый человечек. Ты не права. Лапки у зверей, у людей руки.

— Фу… У мамы, когда меня ласкает и гладит, не руки, а лапки, настолько они нежные и ласковые. Человек не может иметь такие.

— Хочешь сказать, что твоя мама не человек? — Антон снова отстранил девочку, посмотрел в её удивительные глаза. — Как по мне, вполне нормальный человек. Или нет? У неё есть крылья или под юбкой прячет хвостик?

— Нет… — протянула девочка и захохотала. — Нет ни хвостика, ни крылышков. Жаль очень, что нет, но она необычная. Она волшебница, — тихо на ухо призналась Антону. — Знаешь почему? Только у волшебницы может быть такой ребёнок как я.

Антон так же тихо, поцеловав в маленькое красивое ушко, задал вопрос.

— А разве ты особенная? Скажи по секрету. Обещаю — никому не раскажу.

— Правда-правда не скажешь? — прошептал ребёнок.

— Правда-правда.

— Пап, мама сказала, что я ночью стала светиться как лампочка. И я маме лапку вылечила. Когда она очень болела, я её обхватывала и прижимала к себе, а мама говорила, что боль очень быстро уходит. А вчера у неё гир… гипс сняли, представляешь? Даже врачи удивлялись, что лапка так быстро вылечилась.

— «Похоже, братик, мы влипли», — в голове Антона мелькнула мысль сестры. — «Вот и результат спонтанных действий».

— «Да уж… Подожди, надо пообщаться подольше как с мамой, так и с ребёнком. А лучше — вообще её просканировать. Такое чувство, что мы не только её вылечили, но и передали что — то от себя».

— «Не что-то, а отдали часть себя. И, дай боги, что бы лучшую часть».

— Пап, ты с мамой Риной сейчас говорил? Вот там? — и девчушка постучала тонким пальчиком по голове Антона. — Я слышала её голос, но слов не разобрала. А ты меня научишь так же разговаривать? Пап! Обещай, что научишь! Я хоть и маленькая, но уже умею читать и писать. И вообще много знаю. Мама со мной занимается, она добрая и любимая. Такая же, как ты и мама Рина.

— Стоп, малыш. Давай не всё сразу, голова кругом идёт.

Антон прошёл к стойке ресепшина, подхватив тонкое тело девочки одной рукой, увидел, что вокруг стоят работники клиники, улыбаясь, наблюдая с улыбками за встречей. И только одна тоненькая женщина в дублёнке (да какая женщина, та была на вид лет двадцати пяти, самое большое), с каким-то непонятным выражением смотрела на парня.

— Подожди немного, малыш, — Антон подошёл к незнакомке. — Доброе утро. Вы, как понимаю, мама этого котёнка?

— Мам! — зазвенел голос девочки. — Папа назвал меня котёнком. Вот всё и выяснилось. Раз я котёнок, то ты мама кошка. Папа не стал бы обманывать. Правда, пап?

— Не совсем так, — рассмеялся Антон. — Ты не совсем котёнок. Ты человек с котёночным характером. Иначе как можно было так ловко забраться ко мне на шею? Так могут только маленькие девочки с котёнком внутри.

Парень хотел передать ребёнка в протянутые руки мамы, но куда там — малыш вцепился словно клещ, не желая расставаться с приобретённым «папой».

— Юля, очень тебя прошу — слезь с шеи и иди ко мне, — в голосе девушки прорезался металл, но девочка замотала головой, а её волосы встали дыбом. — Только не смей повторять то, что творила дома.