— «Не знаю, сестрёнка», — Антон валялся на кровати с закрытми глазами, сам анализируя в этот момент всё, что с ними произошло за день. Как им удалось пристроиться к туристической группе и пройти с экскурсией по Константиновскому дворцу. Как погуляли по Петродворцу. Конечно, не лето, и фонтаны не работали, но красоты впечатляли. Вспомнил с улыбкой и кафешку, в которой к Арине воспылал чувствами местный хозяин кавказской национальности, и как девушка скорчила ТАКУЮ рожицу, что абрек отшатнулся, мгновенно потеряв всяческий интерес, а Антон, выйдя на улицу, ещё несколько минут не мог успоиться от хохота. Но, конечно же, разговор с монахом завладел его мыслями. И тут мысль сестры, которая находилась явно в раздрае…

— «Мне показалось, что старик что-то знает, но не имеет возможности сказать. То ли запрет какой, то ли вообще табу. В голову к нему не пытался проникнуть — тот сам ментал, да и блок у него стоит непробиваемый. Почувствовал, что не он сам его ставил, кто-то другой. Хотя следов нашего «деда» не ощутил. Кажется, что Михаил знает слишком много, отчего, скорее всего, и ушёл в монастырь. Кстати. И он к нам в головы не залезал — заметил бы сразу. Мы были с ним откровенны, вот и держались все как воспитанные люди. Между прочим. Сколько у него пробыли? Часа три? И за это время, если заметила, он нам так ничего и не рассказал, ссылаясь на всяческие запреты и нежелание вспоминать былое. Но нас при этом раскрутил на все сто…»

— Согласна с тобой. Он явно не был рядовым Хранителем в Братстве. Да, сказала, и чуть не рассмеялась. «Рядовой Хранитель». Звучит потрясно, если не считать, что их всего не может быть более двадцати на всю Россию. Членов Круга и руководителей округов. Они все сами по себе нечто. Вспомни ту же Катю, которая если объявляля тревогу, так чуть ли не во Владике бойцы сравались ночью с кроватей, не сразу сообразив, что Питер от них далековат».

— «Помню такие случаи», — улыбнулся Антон. — «Забавно, когда руководители на местах никак не могли успокоить своих подчинённых и звонили в Питер, умоляя Катю приглушить свой ЗОВ. Что касается жидкости, то воду мы не превратили в вино, хотя, когда пригубил, несмотря на предостережения старика, несколько минут чувствовал себя пьяным в стельку. Но это явно и не божественная амброзия, о которой ты подумала. Та, насколько помню из преданий и сказок, не опьяняла, а придавала сил. Хотя… кто его знает, что входило в состав того напитка. Могу лишь предположить — судя по собственным ощущениям, все боги поголовно были алкашамим, творя свои чудеса именно что по пьяни. Но это кощунство, так что прийти к разумному выводу не могу. Одно предложу. Давай как-нибудь повторим подобное, только будучи далеко от людей, что бы навлечь к себе внимания».

— «Согласна. Мне тоже хочется повторить, да испить в меру то, что получилось. Кстати. Старик, помнишь, что скомандовал парнишке? Перелить в сосуд, закрыть крышкой и запечатать воском. Значит, он ЗНАЛ, что в кружках? Иначе не были бы даны такие распоряжения. Хотя я заметила — у меня оставалось полкружки чая, а у тебя и старика и того меньше. Мне больше всего понравился запах. В самом деле — словно лежишь в траве среди цветов. Но мы и не феи, что бы собирать сказочный нектар».

— «Из нас двоих фея одна — ты. Мужчин в том сказочном роду-племени нет. Я же никаким образом не могу стать таким по одной простой причине — крыльев за спиной нет. Малыш. Хватит дурью маяться. Заканчиваем разговор, а то договоримся вообще, что мы чуть ли на самом деле архангелами стали. Дели́ все мысли на сто, а лучше на двести. Что касается попробовать повторить с жидкостями — не против, но давай дождёмся момента, когда сможем куда-нибудь уехать и остаться вдвоём. И вообще с объединением рук надо быть аккуратнее, хватит экспериментов».

Но, как часто случается, жизнь человеческие планы тусует как картёжник колоду…

* * *

Ничего не предвещало каких-либо встрясок в устоявшейся жизни двойняшек, до тех пор, как чуть ли не у самого входа в клинику пьяный водитель, выехав на тротуар, сбил мать с ребёнком. Самого водителя, который пытался убежать, скрутил охранник клиники, а затем, в нарушении всех установленных правил, ворвался в смотровую к Арине, держа на руках окровавленную девочку лет пяти.

Арина, не видя, кто и почему ворвался к ней во время сеанса, набрала воздух в лёгкие, что бы сказать много нелицеприятных слов, но, повернувшись к двери, с шумом выдохнула. И женщина, что лежала в тот момент на кушетке, тот час поднялась, быстро накинув платье, помогла охраннику положить ребёнка на освободившееся место.

— Простите, Арина Сергеевна, — Виктор, охранник, кто сегодня дежурил, опустил трясущиеся окровавленные руки. — Вышел покурить, а тут у меня на глазах… Мама её — он показал головой на девочку, — вроде не особо пострадала, а дитя… Помогите, прошу. Знаю, что это не больница, но Вы же врач. Хоть как-нибудь помогите — кровью ведь изойдёт.

— Вон все из смотровой, — гаркнула Арина, и люди мгновеннно выскочили из помещения. Но туда же сразу заскочил брат. Увидев ребёнка на кушетке, сразу выскочил обратно.

— Полина, — он крикнул на девушке на ресепшене, — звонок в скорую и полицию. Всех очередников сдвинуть по времени на два часа, а лучше вообще отменить. Виктор, — это уже охраннику. — Бери в помощь кого угодно, но мать ребёнка на руках, осторожно, в соседнюю смотровую. Затем встаёшь перед этой дверью и никого, повторяю, НИКОГО, даже Господь Бога, внутрь не пускаешь. Приедут медики — пусть ждут. Всё. Мы работаем.

Он вернулся в помещение и запер за собой дверь. Окинув взглядом ребёнка, помог сестре снять с девочки одежду.

— Не надо слов. Ты настолько кричала во всех диапазонах, что не откликнулся бы только мёртвый. Диагностику, стабилизацию, потом остальное. Блокировку дверей и видеозапись не забудь включить. Генератор помех. Готово? Начали.

Через пару минут отшатнулись от тела, смотря друг на друга.

— Медики её не довезут до больницы, — у Антона лицо было белым. — Ты что-нибудь понимаешь? Почему она вообще до сих пор жива? У малыша практически нет ни одного целого органа. Странно, что руки — ноги целы. Или будем ждать врачей, но тогда… Или…

— Или объединим силы и призовём на помощь Создателя? Соединим руки?

— Милая, надо идти до последнего. Сначала все силы на стабилизацию, на стимуляцию организма, как делали всегда. Потом… Потом надо будет использовать всё, что сможем.

— Но мы же никогда не пробовали такого на людях? Если что пойдёт не так?

— Рин. Она умирает. Десять минут и поздно будет думать что и как надо было делать. Мне страшно, но откладывать нельзя. Выбрось все мысли из головы. Оставь одно — ЭТОТ ребёнок должен жить. Понимаешь? ЖИТЬ!!! У меня всё внутри криком кричит, что эта девочка неспроста попала к нам. Говорят, чем человеку больше дано, то и спрос соответствующий. Считай это экзаменом для нас двоих. Всё, родная, соберись.

- -

Бригады врачей, приехавших на машинах реанимации и скорой помощи, к ребёнку, где сейчас трудились двойняшки, не пустили, но проводили в другую смотровую, где лежала женщина. Медики маму ребёнка сразу взяли в оборот, через несколько минут определив, что серьёзных внутренних повреждений нет, а сломанная рука и разбитые в кровь колени не приведут к фатальным последствиям. Совместными усилиями осторожно переложили женщину на носилки, что бы увезти в больницу, как пострадавшая пришла в сознание и первым, что спросила, было «что с моим ребёнком».

Толком ответить никто ничего не мог, и только врач клиники, женщина в возрасте, погладив молодую маму по голове, неожиданно ровным спокойным голосом объяснила, что ребёнком сейчас занимаются врачи, лучшие из лучших. И, наклонившись к самому уху мамы, прошептала.

— Они волшебники, милая. Я, медик с тридцатилетним опытом работы, и то рядом с ними ощущаю себя первокурсницей. Вроде и знания и опыт есть, но рядом с ними теряюсь. Так что не волнуйся, всё будет хорошо. Скажи лучше — отца малышки как вызвать, а то тебе в больницу надо, а ребёнок с кем будет? Или лучше бабушку с дедушкой?