Огромный аэропорт встретил нас шумно, вошли мы не одни, нас охраняли бойцы французского легиона. В зоне ожидания для бизнес класса аэропорта, куда нас повели легионеры, было множество странных людей. Я впервые увидел человека с восемью глазами и тремя руками, я видел множество роботов и рабынь, скованных цепью. Полуголых, настоящих женщин вел за собой какой-то араб, словно вышедший из средневековья, по современному аэропорту и всем было плевать на это.

— Добрэ дэн, — проговорил мужчина в черном строгом костюме с пистолетом в руке, которым он постоянно похлопывал себя по бедру. — Я агэнт Джон.

— Ваш акцент не настоящий, — строго проговорил Иннокентий. — Что вам надо?

— Боги, как бы я хотел пустить тебе пулю в лоб, — проговорил агент Джон. — Отпускать чтеца мыслей и счастливчика живыми это самая большая тупость.

— Агент Джон, — вновь отпил я из бутылки виски, что забрал с собой из лимузина. Моя шея до сих пор болела, а имплантат я не хотел вытаскивать пока не попаду в Россию. — Давайте ближе к делу.

— Ваш самолет задерживается, для вас в бизнес-ложе мест нет, так что у вас около часа ожидания.

— Что с самолетом? — спросил я.

— Его сбили, Ауф. Они поторопились, — ответил мне за агента Кеша. — Правда вот мне кажется, что тогда, когда его сбили, мы еще не достигли даже посольства России.

— Кеша-Кеша, — улыбнулся я. — Это брат Сенатора дал приказ, когда ты его считывал. Ты ведь его точно убил?

— Мрази! — направил на нас пистолет агент Джон.

Хороший и благородный порыв американского гражданина мгновенно пресекли французские спецназовцы, скрутили Джона и наступили на его голову.

— Мистер Джон, — холодно проговорил я. — Мы выиграли в этой игре. Вы нас не поймали, а мы убили главного хищника, который гнался за нам. Вы не смогли нас поймать ни в Польше, ни в Германии, ни в море. Погоня прекращена, а жертва стала хищником.

— Пидары! — прокричал Джон, понимая свое бессилие.

— Уведите, — холодно проговорил я и хлебнул из бутылки, смотря на то, как спецназовцы подняли Джона и вынесли из зала аэропорта. А к нам уже шел практически такой же мужчина с золотыми часами.

— Пол, — кивнул нам мужчина.

— Дайте угадаю, вы тоже американец?

— Ну что вы, я работаю на Аравийский союз государств, — улыбнулся Пол.— Может, перекусим?

— Мы не голодны, — хмуро проговорил Кеша. — Ауф, он будет пытаться нас купить.

— А мы продаемся?

— Да, вы продаетесь, — показал на скамейки для ожидающих Пол. — Вы свободны, а американцы вас не будут покупать из принципа. Вы не думали поработать на более честных людей?

— Сомневаюсь, что мы можем выбирать работу, — посмотрел я на Кешу, но тот лишь пожал плечами.

— Можем, Ауф, мы свободны. И здесь, в аэропорту, мы можем уже выбрать куда лететь.

— Сейчас в Египте хорошо… Вы видели когда-нибудь пирамиды? — улыбнулся Пол. — А вон та девушка, она случаем ваша?

Я обернулся и обомлел, в синеньком платье платиновая блондинка бежала ко мне со слезами на глазах. За два метра до нас она остановилась, словно не веря своим глазам.

— Живой, — прошептала Лилия и бросившись на меня одарила жарким поцелуем, от чего мое сердце дрогнуло.

Я не знал что будет после, как сложится моя жизнь дальше, но как же приятно, когда ты кому-то нужен.

А дальше была торговля. Множество людей подходили и оставляли свои визитки, аэропорт это нейтральная территория. Кого только не было, с десяток представителей африканских стран, пара европейских, и, наверное, все азиатские страны, даже Канада позвала нас в гости. Так, посмотреть достопримечательности, а все это время меня сжимала за руку Лилия.

— Ты мне должен свидание, — шепнула Лилия.

— Я знаю, но ужин в Париже не обещаю.

— А я голодна в ином плане. Я, кстати, получила и работу и первое задание.

— А я все еще не гражданин.

— Мигрант? С кем меня жизнь связала! С бездомным, безработным бомжом!

— Лилия! — воскликнул я, а потом задумался. — Ну что тут поделать, не я такой, жизнь такая.

И уже сам поцеловал девушку под завистливым взглядом Иннокентия, которому сейчас было несладко, так как он считывал наши мысли.

Дальше все пошло по плану, сперва у трапа самолета убили снайпера, который промахнулся по мне, так как я запнулся, потом отказали двигатели на взлете и мы пропустили вперед ракету земля-воздух с переносного комплекса, после чего двигатели вновь заработали. И вот мы уже летим на высоте семи километров, постоянно слушая, как матерится капитан воздушного судна. Два часа полета и вот мы в воздушном пространстве родины, еще час и мы садимся в аэропорту, где взвод пограничником хмуро смотрит на меня с Кешей, так как мы без документов.

— Добрый день, товарищи, — проговорил нам встречающий нас офицер в штатском, крутя наручники в руках. — Родина вас не забудет, а пока надеваем наручники и следуйте за нами. У нас приказ при сопротивлении стрелять на поражение.

— Вот так? — улыбнулся я, садясь в автозак, и под рёв серен меня с Кешей повезли в простую русскую тюрьму. — А я-то думал, что игра закончилась.

— Нет, Ауф, — проговорил Кеша. — Настоящая игра, по всей видимости, только началась.

А через окно я увидел как стоит, утирая слезы, Лилия, которая не понимает что делать и как долго ей придется нас ждать. Этого не знали и мы.

Что же такое эта русская тюрьма будущего?

Я рассчитывал, что хоть что-то изменилось, но зачем менять то, что работает идеально? Правильно, незачем. А в некоторых местах русская тюрьма стала еще эффективнее и пугающе, чем столетие назад.

Те же здания, все так же обшарпанные, вот только теперь в тюрьмах малолюдно. Я практически не видел и не слышал других заключенных, лишь знал, что где-то рядом сидит Кеша. Камеры другие, но та же краска, те же металлические шконки. Тюрьма это не про комфорт, а что заключенных нет, так это…

Ну, во-первых, смертная казнь здесь рулит, а во-вторых основные тюрьмы находятся на севере, а тут, в московской тюрьме, сидельцев мало. Тюрьма для избранных, могила для каждого, потому и преступности нет. Неотвратимость наказания, мать твою, работает.

Обслуживающий персонал в основном роботы, а на моем этаже не было ни одного заключенного.

В тюрьме я уже провел около семи дней, мои руки болели, как, впрочем, и все тело. Что не удивительно, меня били, ломали свои руки об меня, поскальзывались на моей крови и уезжали в больницу с проломленной головой. Моя удача влияет на неудачи других даже здесь. Мне бы в карты поиграть…

Допросы преследовали меня, а способы, чтобы с пристрастием допрашивать самого удачного человека в мире, не забыли и через века. Правда, им все выходило боком, каждая пытка.

Но все должно было закончиться рано или поздно, меня или выпустят, или я умру в этих холодных казематах. Где на бетонных стенах моей камеры видны царапины от когтей обезумевших людей. Не знаю, сколько десятилетий этим царапинам, но это впечатляло.

Но не допросы, не пытки мучали меня больше всего. Мучала меня тишина, пугающая, абсолютная тишина. Тишина, в которой можно было утонуть, раствориться, пугающая тишина одиночества.

И разум сам рисовал то, что пугало меня больше всего, как скрипит, металлическая дверь, как щелкает предохранитель на пистолете, выстрел. И каждый раз мне приходилось себе напоминать, что это всего лишь воображение, но с каждым днем мне казалось, что тюрьма высасывает из меня душу, оставляя лишь оболочку.

Я всем своим существом чувствовал, как постепенно становлюсь у грани, после которой меня ждет лишь безумие.

— Негражданин, заключенный Ауф, — вдруг проговорил металлический голос за железной дверью, да так громко это прозвучало в тишине, что я вздрогнул, а голос продолжил. — Встать лицом к стене, руки за спину.

— Сейчас, — выдохнул я облачко пара изо рта. Несмотря на лето на улице, тут было ужасно холодно, в камере была лишь одна стальная шконка и унитаз. — Куда ведут, начальник? На этот раз?