— Даже ценой потерей своей?

— Да, Он мне лично это сказал.

— И ты согласился?

— Как и ты, Ауф, как и ты, — посмотрел на меня несколько грустно Иннокентий. — Ты как и я несвободен. Нас не отпустят никогда, но жить мы сможем как захотим и задания выбираем сами. Право отказа на земле не валяется.

— Меня вообще-то обещали расстрелять за отказ, — усмехнулся я. — А чтобы не предал, мне что-то вживили в шею.

— И ты поверил? — усмехнулся Кеша.

— В то, что вживили бомбу, нет, а вот в то, что расстреляют, да, — потер я шею, где в коже прощупывался какой-то шарик. — Но ты без меня бы умер.

— Скурю-ка я еще одну, — затянулся Кеша сигаретой. — Кажется, нам некуда больше спешить, Ауф. Вон те господа по нашу душу стоят.

Я лишь улыбнулся, мы шли в окружении сотен солдат уже минут пять, я знал об этом, как и Иннокентий. Мы попались.

Впереди стоял взвод лысых девочек в кожаных комбинезонах, а среди них возвышался мужчина. И я прекрасно знал, кто это был, как не узнать брата сенатора Кирса? Глупо было даже подумать, что сенатором можно стать без влиятельной семьи.

И я видел, как в этом мужчине проглядывался хищный взгляд сенатора, но мы шли вперед. Я так чувствовал. Да, месть дело святое, и брат сенатора явно ее жаждал.

— Ауф, скажи пожалуйста, что ты что-то придумал, — проговорил Иннокентий, держа на половинку докуренную сигарету. — Умоляю.

— Молись, — проговорил я.

— Кому? — удивился Иннокентий.

— Кому хочешь! — прорычал я.

— Бобер, — пронесся через ушки моих розовых очков по височной кости до моего уха голос Тамары. — Приманка сработала, ученого мы достали, теперь дело за тобой.

— Огневого прикрытия не будет? — прошептал я. — Мне хотя бы неядерную Тому с орбиты…

— Сам, бобер, все сам. У нас договор о ненападении, — проговорила Тамара в очки. — Делай что хочешь, но свою шкуру и шкуру Кеши спаси.

— Кеша, глаза! — закричал я что было сил, снимая очки и кидая их в сторону идущих к нам уже победивших и поймавших свою вкуснятину.

Семьдесят процентов правильного срабатывания, говорили они, максимум сорок процентов вероятности, что взрывчатое особое вещество сможет взорваться. Направленность взрыва не гарантируется со стопроцентной вероятностью.

— Но я знал, — пронеслось у меня в голове. — Что именно сейчас сработает, только сейчас, и больше никогда.

Вспышка, взрыв, страх и полная тишина, я интуитивно схватил во тьме руку Иннокентия и потащил его за собой. У меня было не более минуты, а затем будем прорываться, и вот мои глаза пришли в норму вместе с ушами, и я посмотрел на Кешу, которого я продолжал держать за руку.

— Ну привет, — оскалился мне острыми зубами брат сенатора Кирса, которого я держал за руку.

— Не того за руку схватил! — закричал я что было сил. — Сука!

И мир словно остановился, чтобы получше рассмотреть что же сейчас произойдет, и улыбаясь пространством тому, как я держу огромную зубастую тварь за руку. И эта тварь мне еще улыбается, а в голове моей происходил целый разговор со своими частями тела. Потому что я чувствовал, что вот-вот и я распадусь на те самые части, которые сейчас вели разговор.

— Выхода нет! — кричал разум, который увидел острые зубы, предвкушая пытки и не видя способа, в котором я смогу сопротивляться напичканному боевыми улучшениями чудовищем.

— Выхода нет! — верещали глаза и сердце, видя, как сжимает моя рука огромную лапу твари. — Нам конец!

— Мы ПОРВЕМСЯ! — заорала утвердительно жопа. Я лично такой подставы от неё не ждал, но она вдруг спохватилась.− То есть прорвемся! Отставить порвемся! Мы ПРОРВЕМСЯ!

Выхода, казалось, нет, хоть я и верил всегда, что безвыходной ситуации не бывает, ведь выход есть всегда.

Ошеломительный жар в шее вдруг отрезвил меня, то, что всунули мне под кожу перед заданием, начало пульсировать. Этот имплантат, который назвали бомбой, кажется, ею не является. Жар был такой, словно в меня погрузили кусок раскаленного металла. Я даже чувствовал, как расширились мои зрачки.

Биение сердца выровнялось, разум очистился, а мои булочки сжались словно стальные. В разуме же пронеслось твердо и четко:

— Взял крепко за руку, сделал шаг на встречу, — разум говорил, а я делал. — А теперь работай головой!

Удар лбом в прыжке, прямо в зубатую улыбающуюся тварь, не ожидал никто, ни я, ни зубатая хреновина. Удар был чудовищный, в глазах потемнело, но мне нужен был он, момент шокирования, неожиданный момент.

— Уф-ф-ф, — издал я звук, разорвав рукопожатие с тварью.

Телефон при моем касании автоматически превратился в пистолет. Отравленный бронебойный патрон ждал своего момента слишком долго, и это была достойная для него цель. Оружие последнего шанса давалось мне именно для этого момента.

— И тебе не хворать, — оскалился я твари с заостренными зубами и выстрелил ему в голову.

— Не-е-е-ет! — откуда-то сзади прокричал Иннокентий, а я отстрелил от брата Сенатора лишь верхний слой кожи, за которым заблестел титан.

— Слабо, во как надо, — проговорила тварь по-русски с жестким акцентом и его удар отправил меня в полет.

Я потерял сознание, я не понимал где нахожусь, что со мной я тоже не знал. Я куда-то полетел и что-то хрустело в теле, когда я что-то пробил своим телом. И еще кто-то испуганно вскрикнул.

А открыв глаза я увидел мальчишку в белой майке и шортах, держащего в руках мишку и испуганно смотрящего на меня, развалившегося на унитазе в его квартире. У меня жутко болела шея, что-то в ней бешено шевелилось и безумно грелось. Справа от меня было в хлам раздолбанное окно и открытая дверь в квартиру, а в душе рядом со мной, вся в мыльной пене, стояла голая красивая женщина. Я сперва блуждающим взглядом оценил девушку, а потом задумчиво посмотрел на мальчишку.

— Переезжай в Россию, — проговорил я ребенку лет пяти первое, что пришло мне в голову и, вставая, посмотрел в окно, через которое я и влетел в чей-то туалет. — Зачем не знаю, но переезжай, а мне пора.

Внизу на улице же происходил ожесточенный бой, а ко мне на всех парах по небу несся дрон с посылкой в синей обклейке, на которой читалось «ПОЧТА РОССИИ».

Я вылез со второго этажа и одной рукой выхватил из раскрывшейся коробки дрона заряженный дробовик с огромным барабаном.

— Все-таки есть поддержка, — усмехнулся я, чувствуя, как что-то в шее раскалилось еще сильнее и явно начало шипеть, прямо изнутри моей шеи. — Кеша, держись, я иду!

На дробовике было напечатано белыми буквами «БОБЕР, тридцать бронебойно-зажигательных.» Предохранителя не было, как говорится, передернул затвор и стреляй пока не закончатся патроны.

— Где ты, сука⁈ — прокричал я, лишь коснувшись земли.

Первый выстрел ушел в толпу, которая окружила Кешу, что давил противника своей силой как мог, несколько десятков лысых девочек с треснувшими головами уже валялись на земле. Я стрелял по скоплению тварей, а вокруг к нам уже приближались солдаты.

— Да где ты, сучара! — кричал я, валив всех без разбору.

Кровь, кишки, крики боли и отчаяния заполнили воздух, где-то вдали во всю орали серены, а мы делали свою кровавую работу. Иногда воздух наполняло гудение плазмы, это Иннокентий выжигал всех тварей на улице.

Брата Сенатора я заметил не сразу, я почувствовал его своей даже не спиной, а жопой, и повинуясь ей я, падая на землю, развернулся и всадил из огромного дробовика четыре пули на бегущего на меня на четырех конечностях человека.

— Жри, сука! — заорал я, стреляя в мразь, которая оказалась бронированной. Сперва я выстрелами оторвал ему руки, а затем, когда он понял, что дело пахнет керосином и начал убегать, я пулями оторвал ему сперва левую ногу, а затем подойдя в упор оторвал и правую. Но эта тварь даже не думала умирать.

Я приблизился к чудовищу, выстрел, искры, и крик раненого трупоеда закончились. Пора было заняться менее опасной швалью, я начал методично отстреливать оставшихся лысых девочек. Было ли мне их жалко? Да нет, это война, пусть и в тени мирной жизни, пусть не объявленная. Но это война, назвался солдатом — получи пулю.