На златорогом троне сидел Атилла Вокил, весь, как надгробный памятник – холодный, немой, неподвижный. Его начищенные до зеркального блеска доспехи постепенно меняли благородную тусклость на непристойное буйство красок, по мере приближения членов Лебединой Дружины. Чигару это оскорбило.

Пытливое любопытство юноши к легендарным наемникам сейчас обернулось раздражением. Они выглядели неподходящими для ратного дела. Одного, например, трясла постоянная мелкая дрожь, как при лихорадке, а у другого за спиной висел штурмбалет совершенно неприемлемой, нелепой конструкции. Третий так вовсе был женолюд. Но больше всего Чигару раздражал четвертый – его полный шлем был хитроумно модифицирован ради того, чтобы все могли лицезреть щегольскую роскошь его усов. Смазанные пчелиным воском, они ветвились вверх, как рога оленя, тщательно расчесанными остроконечными прядями. Этот, усатый, и вышел вперед.

– Ло’д, – он поклонился, – мы п’ибыли за вашим пленником и нашим любимым д’угом.

Волкодавы, обычно безучастные ко всему в своей ленивой мощи, теперь подобрались и не сводили с пришельцев глаз.

– Собачки, – сказал лихорадочный и еще сильнее затрясся, колокольцы, привязанные к его одежде, затрепетали в медной истерике. – Собачки.

– Как продвигается ваша кампания? – спросил Атилла, не обратив внимания на приветствие.

– Наша кампания… идет отлично. ’озы Войны асцветают, великий лод.

– Прекрасно, примите мои искренние поздравления, – с явным удовольствием перекатывая во рту звук “р”, сказал Атилла.

Усатый еще раз поклонился, на этот раз молча.

Чигара едва сдержал усмешку. Когда отца кто-то раздражал, он мог проявить некое ребячество. Краем глаза юноша посмотрел на старого Бруцвика, стоявшего по другую сторону трона. Лицо знаменосца лорда и наставника Чигары застыло в каменном спокойствии, только морщины около глаз, кажется, на миг немного углубились, словно спрятанные в густой бороде губы тронула легкая улыбка.

– Я слышал колокольца, – сказал Атилла. – С вами прокаженный?

– Нет, великий ло’д. Наш следопыт п’ивязал к себе колокольца из тщеславия, как напоминание о его выдающихся способностях. Если захочет, он может двигаться так бесшумно, что ни один из них не издаст ни звука.

Атилла еле заметно кивнул, словно слова наемника подтвердили какую-то его давнюю догадку.

– Нам бы хотелось поско’ее увидеть нашего д’уга, – напомнил усатый.

– Барриор Бассорба бежал из темницы, – равнодушно сказал Атилла.

– Бежал, великий ло’д?

– Именно это я и сказал, – лорд Вокил оставался бесстрастным, но на лбу взбугрилась червем толстая вена. – К моему большому сожалению, часть вины за это лежит на моем сыне.

Чигара почувствовал, как жаркая краска стыда заливает его лицо, и проклял себя за эту слабость.

– Он не смог в должной мере присмотреть за нашим пленником, или посчитал это необязательным, – продолжал Атилла. – Так или иначе, во искупление своей вины мой сын поможет вам отыскать Барриора. Ко всем вопросам, связанным с пищей и ночлегом, также обращайтесь к нему.

– Благодаим, великий лод. Есть ли у вас идеи, откуда нам следует начать поиски?

– У вас же есть собственная ищейка, разве нет? – поинтересовался Атилла и, не дожидаясь ответа, добавил. – Барриор мог уйти в Подземелье. Но я бы обратил внимание на лавку Янса Духа – там он заложил свой меч.

– Ужасно. Какой позо’ для воина. Ценный у него был меч. Ве’оятно, он за ним ве’нется.

– И я так думаю. Янс Дух, со всем присущим ему благочестием, пойдет моей власти навстречу, как, впрочем, и всегда.

– В таком случае не смеем более отнимать ваше в’емя, великий ло’д, – усатый поклонился, и наемники направились к выходу.

Чигара двинулся за ними. У дверей он не выдержал и обернулся. Солнечный свет, кое-как пробившись сквозь городские дымы и туманы, с трудом просочившись сквозь пыльные стекла узких окон, попадал в Зал Оружия совсем выдохшимся, и помещение тонуло в сумраке. Только над дальней стороной зала висела железная люстра, помогая дневному свету пламенем свечей, чтобы осветить лорда Вокил во всей подобающей ему славе. Голова Атиллы была непокрыта, и его длинные пепельного цвета волосы струились, как плющ, опутавший старую твердыню. Осанкой лорд походил на памятники воинам древности, и казалось, что он сидел здесь всегда и будет сидеть вечно, даже если стены его дома падут и по Залу Оружия будут гулять только стылые степные ветра.

Однако с этого ракурса, при этом свете, лицо отца показалось Чигаре слишком маленьким и изможденным на фоне величественных доспехов и могучей гривы волос, словно каменная маска на стене, с трудом протиснувшаяся сквозь чересчур пышное великолепие декоративных узоров.

Таким он и запомнит отца.

Чигара вышел, и стражники закрыли за ним двери.

Бруцвик наконец-то шевельнулся, нагнулся к уху Атиллы и тихо сказал:

– Псы взволнованы, мой лорд.

– Они просто почуяли от наемников недостойный мужчин запах духов.

– Они почуяли смерть. От этих клоунов просто разит смертью.

***

Вечерний осенний туман сдвинул древние улицы Бороски так, что они стали похожи на волглые туннели кротов. Он лип к окнам «Разрубленного шлема», пытаясь просочиться внутрь, тонкими холодными щупальцами, просочиться в щели под дверью и в рассохшихся рамах окон. Но в таверне властвовал другой туман: печной и табачный дым, глубокие тени цвета крепкого кофе, теплый ласковый сумрак оттенков старой кожи, умбры и шафрана. Такие, как сегодня, цвета получались только у старых художников, которые смешивали глину с мест сражений и оружейную ржавчину, а чтобы красный светился изнутри неземным сиянием, добавляли в краску смолу вишневого дерева.

Если взглянуть на зал сверху, примерно с точки, где висит люстра, над стойкой, то можно в подробностях рассмотреть его планировку. Зал буквой П огибает большую закрытую кухню, стоящую в середине, по обеим сторонам которой поднимаются лестницы на второй этаж. Вдобавок, в левом крыле в стену вделан огромный очаг, а перед ним – небольшой круглый помост, на котором в иные дни выступают барды или проводятся декламации стихов. Пол из толстых дубовых досок, кое где проседает, даже несмотря на вбиваемые каждый год подпорки – просто из-за того что слишком много людей в доспехах, весящих, как бронированный конь, любят иногда плясать, когда песни бардов им особенно нравятся. Или драться, когда не нравятся.

Один стол (не самый удобный, но что поделать) с ведома Трактирщика любезно оставлен нами для читателя. Итак, присаживайтесь, заказывайте свою любимую выпивку и наслаждайтесь уютом «Разрубленного шлема»!

***

В таверну «Разрубленный шлем» вошли три человека, и туман цеплялся за их плечи грязными призрачными пальцами. Они были в широких, грязных плащах, больше напоминавших лохмотья; лица закрывали громоздкие помятые шлемы, из тех, которые носили солдаты еще во времена войны с Некромантом. Судя по всему, это были искатели сокровищ Подземелья, только что вернувшиеся с затянувшейся вылазки, и, видимо, с пустыми руками, если уже не успели сбагрить добычу в лавках Торгового района. Но всем хорошо знакомы повадки этой братии: вернувшись из похода, те, обычно, сразу бросались к стойке и требовали выпивки, да побольше. Эти же без лишнего шума прошли к свободному столу и чинно за ним расселись. У одного была выправка, как будто привык стоять в боевом строю. Трактирщик решил проследить за ними, хотя бы краем глаза, мало ли что.