Все, что мне оставалось — это понемногу продвигаться вперед. Некоторое время спустя я различил впереди себя пустой стол с аккуратно сложенными на нем книгами. С двух сторон от него стояли два стенда — один с моей фотографией, другой с обложкой той самой книги, которая в виде ровных стопок лежала рядом. В тех или иных вариациях эти два снимка постоянно попадались в разных частях зала. Поэтому было несложно догадаться, что этот вечер был, так или иначе, посвящен мне.

«Национальный бестселлер» — гласила огромная растяжка, развешенная между двух колонн в той стороне, где была оборудована небольшая сцена. Я остановился, чтобы получше рассмотреть ее, и уже в следующий миг едва не налетел на бегущего куда-то официанта с подносом разномастных закусок в руках. Чтобы оказаться подальше от всей этой суеты я прошел немного в сторону — туда, где начиналась красивая каменная лестница, изящным полукругом, ведущая вниз.

Здесь людей было заметно меньше, но сама энергетика мероприятия все равно ощущалась не менее четко. Музыка, суета, толпа людей с бокалами в руках и разговоры, разговоры, разговоры… Подобные вечеринки могли надоедать — я знал, это, как никто другой. Но в этот момент я находил какое-то странное удовольствие во всем происходящем. Я поймал себя на том, что невольно подслушиваю чужие слова, пытаясь уловить, что говорят несуществующие люди о моем несуществующем романе. Я наслаждался музыкой, витавшей где-то между мраморных стен. И мне не хотелось покидать это место. По крайней мере, не прямо сейчас…

Схватив с одного из подносов бокал дорогого шампанского, я расположился у дальней колонны и стал со стороны наблюдать за тем действом, которое происходило прямо передо мной. Да… Мы были в вестибюле какого-то театра. Я знал несколько таких в Минске, но сходу не мог угадать, что конкретно это было за место. Некоторое время вокруг меня ничего не происходило — все та же праздная суета. Я сделал глоток шампанского и подумал о том, что, наверное, это место стоило бы показать Кристине. Я думаю, она была бы не против сходить на подобную вечеринку.

Я простоял в стороне минут 5—7, допил свой бокал шампанского, а затем начал глазами искать путь к выходу, раздумывая о том, как мне лучше отсюда выбираться. Но в этот момент музыка вокруг меня вдруг оборвалась. Голоса не стихли совсем, но стали звучать приглушенно. А невидимые лица вдруг почти синхронно повернулись в сторону небольшой сцены, на которой появился женский силуэт. Женщина на сцене стояла в пол-оборота ко мне. Я не видел ее лица — лишь только красивое красное платье, похожее на те, что обычно носили героини старых нуарных фильмов. Из-за толпы людей, стоявших прямо передо мной у меня никак не получалось разглядеть ее получше. Я видел ее только какими-то вспышками. Но в то же время в чертах ее фигуры и в самой манере движения, казалось, было что-то безумно знакомое. Как будто на всей этой вечеринке она была единственным человеком, которого я знал по-настоящему.

Женщина на сцене подошла к микрофону и подвинула его чуть-чуть выше, нарочно или случайно закрывая от меня почти половину лица.

— Всем добрый вечер, — сказала она, и в этот момент я вдруг с первых же слов узнал ее голос. — Спасибо, что согласились прийти и почтили нашу презентацию своим присутствием. Надеюсь, это не будет проблемой для вас, и ваши юные жены все-таки смогут сегодня добраться из школы самостоятельно.

В толпе собравшихся раздался приглушенный смех, и, пользуясь моментом, я стал шаг за шагом продвигаться ближе к сцене. Люди в вечерних нарядах стояли отдельными группками, поэтому иногда на то, чтобы обойти их требовалось несколько секунд. Женщина в красном платье в то же время продолжала свою речь.

— Прежде всего, позвольте мне извиниться за своего мужа, который снова куда-то исчез раньше времени. Слава богу, что мне удалось его уговорить, по крайней мере, выступить на этой презентации. Будем надеяться, что в этот самый момент он работает над набросками нового романа, а не просто напивается где-то в баре. Монитор компьютера всегда был для него роднее реальных людей.

Толпа снова ответила смехом. И поднимаясь куда-то вверх, каждое слово и каждый звук разлетались вокруг многократным эхо. Казалось, само здание повторяло за ней фразы и предложения. Но внутри меня в этот момент звучали только два коротких слова — «Мой… муж». Я повторял их про себя, изо всех сил пытаясь понять, что я чувствовал при этом. Растерянность?.. Нет… Удивление?.. Это уже ближе. Словно звук фальшивой ноты или вдруг порвавшейся струны, они вызывали во мне какой-то странный диссонанс, но в то же время казались скорее непривычными, чем отталкивающими.

— Вы не против, если я закурю? — вдруг спросила девушка на сцене и в следующую секунду достала из лежавшей рядом с ней дамской сумочки тонкий ментоловый Vogue. Она курила непринужденно, сбрасывая пепел в еще недопитый бокал из-под шампанского. И в этот момент я, наконец, очень четко различил ее лицо. Вероника казалась абсолютно расслабленной, и где-то в глубине души я точно знал, что в этот момент она, как никто другой, наслаждается этим вечером.

Когда она заговорила вновь, речь пошла о релизе книги в России и Украине, переводе ее на иностранные языки и предполагаемой прибыли от продажи первого тиража. Она рассказывала о первой реакции читателей, об уже назначенных интервью и планах о возможной адаптации романа для театральной постановки.

Я стоял в нескольких метрах от сцены, продолжая удивляться тому, как мне все еще удается оставаться незамеченным. Среди десятков лиц в этом зале я видел только лицо Вероники, но даже она не обращала на меня никакого внимания. Все происходящее вокруг казалось просто странным спектаклем, который разыгрывался для меня одного. Где-то среди мраморных стен все так же звучало эхо включенного микрофона, обрывки фраз, выкрики из зала и новые вспышки смеха. Вероника была на волне, и в какой-то момент я тоже поймал себя на мысли, что мне приятно слушать ее выступление.

Я смотрел на нее, не отрываясь, примерно минут пять, а после этого обернулся назад и принялся искать дорогу к выходу. Я обвел взглядом зал и вдруг прямо перед собой увидел ровный коридор — пространство между людьми, как будто специально выстроившимися так, чтобы дать мне дорогу. «Миры „Мон-Сен-Мишеля“ не замкнуты. Из каждого из них всегда есть какой-то выход» — прозвучал в моей голове голос Спильмана. И не теряя больше ни минуты, я зашагал обратно той же дорогой, которой пришел сюда.

Я пробрался через толпу, вышел за дверь, миновал пустой зрительный зал, разделенный пополам темнотой и светом, забрался на сцену и, не оборачиваясь назад, вышел в ту самую дверь, которая привела меня в это место. Щелчок замка за спиной, и я снова оказался в коридоре отеля — пустом, как мои мысли в этот самый момент. Я не чувствовал ничего, кроме странного ощущения утраты. И в эту секунду впервые за долгое время у меня действительно получилось не думать ни о чем.

Вокруг меня царила тишина — но это продолжалось недолго. Через какое-то время в противоположном конце коридора вдруг послышалось какое-то движение, и я невольно обернулся в ту сторону. Впереди, в десятке метров от меня, открылась еще одна дверь, и в следующий миг из-за нее появилась Кристина. Она посмотрела на меня, а я на нее, но никто из нас так и не сказал ни единого слова. Еще миг — и мы разошлись по разным частям коридора, еще не понимая, что для нас двоих это было началом конца.

В этот день мы с Кристиной почти не разговаривали. Мы не ругались и не обсуждали ничего, просто так получалось, что каждый из нас вдруг оказался поглощён своими собственными мыслями, и, не сговариваясь, мы с ней разбрелись по разным частям отеля. Кристина каким-то образом забралась на крышу — туда, где я никак не мог ее достать. А я со стаканом бренди в руках расположился на одной из скамеек у озера и, глядя на горы далеко впереди, стал думать о том, что же такое я видел сегодня утром.