– Доброе утро, бинти! – поздоровался с ней незнакомец. А Крис очень не понравилось вот это «бинти». Слово означало «дочка». Как хотелось выкрикнуть, что он ей не отец и не дядя. Но секрет нужно было хранить. Поэтому девушка постаралась спрятать поглубже эмоции, невинно захлопала глазками и уточнила:

– Вы что-то сказали, герр? Я вас не понимаю.

Мужчина недовольно поморщился, слегка наклонившись вперед и еще более пристально вглядываясь в лицо фройляйн Рух.

– Вот и верь Владимиру, который утверждал, что свято чтит традиции народа, – недовольно проворчал он себе под нос. При это не переставал следить за реакцией собеседницы. А ей пришлось собрать волю в кулак, чтобы не выдать истинных эмоций. И чтобы не сидеть молча, она уточнила на всякий случай:

– Do you speak English? – раз по-немецки не говорит, нужно искать другой язык общения. Арабский оставался на самый крайний случай.

– На каком языке вам удобнее говорить: на английском или немецком? – с акцентом, но вполне терпимо уточнил незнакомец на немецком.

– Мне всё равно, – она пожала плечами. – Говорите так, как удобнее вам.

– Мне удобнее на арабском. Неужели твой отец не озаботился тем, чтобы ты выучила свой родной язык? – уголок губ мужчины нервно дернулся. Факт, что языком девушка не владеет, неприятно его удивил. Цена такой жены значительно падала.

– Почему не научил? – Кристина притворно надула губки, решив, что косить под дурочку все же безопаснее. – Он начал учить. Только ваш язык такой сложный, что успела запомнить лишь marhaban, 'iilaa alliqa' и 'urid altaeam walmal. (Здравствуйте, до свидания, хочу денег и кушать).

Незнакомец неожиданно расхохотался, демонстрируя крепкие белые зубы. Она давно заметила, что у арабов на удивление белозубые улыбки. Это или национальное качество, или хорошая толщина кошелька отцовых знакомых:

– Самое главное ты знаешь! – продолжал веселиться он. – Еще бы naeam sayidi (да, господин) выучила, и было бы прекрасно!

– Наам саиди! – старательно произнесла Крис, пытаясь имитировать акцент. – Годится?

– Вполне! Вот и повторяй это почаще, – улыбка превратилась в хищный оскал. – Тогда тебе цены не будет!

– А какой перевод? Вдруг брякну не к месту, – она вопросительно вздернула бровки, продолжая играть роль.

Мужчина поморщился, недовольный проскользнувшим сленгом, но ответил:

– Да, господин.

– А вы что, продавать меня решили? – внутри все тряслось от страха. Но выдавать свои чувства девушка не спешила. «Ты дурочка, ты дурочка», – словно медитацию повторяла она про себя. Что удивительно, на русском языке. Видимо, его в этот момент посчитала родным. – И кто вы, собственно говоря, такой?

Мужчина расстегнул пиджак, засунул руки в карманы и вытянул вперед длинные ноги в дорогих ботинках, скрестив их. Сейчас он сидел, опираясь на спинку стула и выглядел вполне расслабленным.

– Запомни, дочь, – говорил папа. – Какую бы роль не играл араб, он никогда не наденет плохой обуви. По ногам всегда можно определить, к какому классу относится собеседник.

Эти ботинки были от Eduard Meier. Следовательно, он жил в Германии и в деньгах ограничен не был.

– Зовут меня Рамин Аль-Джазири, – назвав ей имя, он посмотрел с таким превосходством, словно произнес имя всемирно известного императора, как минимум. Да вот для Кристины это имя не обозначало ничего. И собеседник в какой-то момент это осознал и помрачнел:

– Скажи-ка мне, девушка, Аль-Рух вообще не воспитывал в тебе почтения к исламским традициям и к старшим?

Она еще не сразу поняла, что Аль-Рух – это ее фамилия на арабский манер. Приставку «Аль» в Германии отбросили за ненадобностью. «Рух» лучше звучало на немецком и вписывалось в окружающую действительность. Но потом все же ответила:

– Почтение к старшим воспитывать должны в любом человеке, вне зависимости от религии и места проживания. А насчет ислама все объяснимо: мой отец был наполовину русским. А я уже русская на три четверти. Меня воспитали в христианской вере, и я ей подчиняюсь и служу, – она постаралась твердо посмотреть в глаза мужчине.

К своему ужасу, Кристина уже поняла, что скорее всего это никто иной, как товарищ из Абертона. И в лучшем случае её сейчас будут пытаться выдать замуж. Её же задачей будет необходимость уклониться от ненужного брака. А также постараться передать Максиму, где её держат и, желательно, попытаться отсюда сбежать.

– Хорошо, – скривился Рамин. – Отдыхай пока.

И больше не говоря ни слова, вышел прочь, не забыв запереть двери на ключ.

У бабушки Маши была очень неприличная поговорка: «ни здрасьте, на наср***ть». Именно она сейчас точно описывала состоявшийся диалог и странное свидание.

Девушка запоздало вспомнила, что все ещё сидит в тюрбане и халате. Она вскочила на ноги и отправилась переодеваться. С тоской вспомнив джинсы и футболку, решила, что всё же в платье будет сподручнее, чем в халате. Высушила волосы, собрала их в хвост и повторно пошла обследовать номер.

Увы, ничего интересного пленница не нашла. Всё было традиционно и безлико, как в любом отеле определенного класса. В душевой лежали банные принадлежности, упакованные в броские этикетки с надписью «Hotel Mariott». В гостиной, помимо кровати были диван, кресла, журнальный столик. В углу стоял тяжелый письменный стол с лампой для удобной работы.

Шкафы с одеждой оказались пустыми. Лишь пластиковая ложка для обуви сиротливо лежала на одной из полок. Получалось, что у нее в наличии были лишь это зеленое платье и один комплект белья. Впрочем, это ее волновало меньше всего. Белье перед сном можно постирать и высушить на полотенцесушителе. Белоручкой фройляйн Аль-Рух не была никогда. И с такими мелочами вполне могла справиться.

Она так себя и назвала: «Аль–Рух», грустно улыбаясь превратностям судьбы.

Но в мозгу упорно билась мысль: как сообщить Максу, где ее прячут? Берлин – город большой. Германия и того больше. Искать можно до бесконечности. А сколько у нее есть времени? Один Бог знает.

Пока она размышляла, вышагивая из одного угла в другой, ключ в замке повернулся, и на пороге показалась вчерашняя женщина. Она расставила посуду на столике, поклонилась и на арабском произнесла:

– Приятного аппетита, моя госпожа!

Затем развернулась и поспешила прочь, не забыв закрыть двери.

Так, ее, похоже, голодом морить не собираются и будут как минимум кормить три раза в день. Может быть, каким-то образом обезвредить служанку и выбраться в коридор? Но что там за дверью? Кто даст гарантию, что на каждом углу не стоит охрана? Раздеть служанку и забрать ее одежду? Это может оказаться слишком шумным и привлечет ненужное внимание.

Девушка рассмотрела стоящую на столике еду. Выглядела она вполне аппетитно. Овсяная каша с маслом и фруктами, сырная нарезка, тонкие кусочки ветчины, пара яиц под майонезом.

Последнее точно было русским изобретением. Похоже, ее стараются ублажить, чтобы сделать сговорчивее.

А вот на напитки она даже смотреть не стала. Папа всегда учил, что, если захотят отравить, усыпить или помешать иное сильнодействующее средство, скорее всего, это сделают в жидкости. Там проще замаскировать посторонний вкус, да и дозу рассчитать легче.

Плотно поев, силы ей явно пригодятся, девушка откинулась на спинку дивана и стала ждать. Что будет дальше? И вот тут ей несказанно повезло. Служанка пришла и начала собирать посуду на поднос. Внезапно у нее зазвонил телефон. Она прекратила свое занятие и ответила на звонок, достав телефон из бокового кармана. А так как её тюремщики были уверены, что по-арабски она не понимает, то говорили не таясь.

– Музафа, как там дела? – спросил мужской голос. То ли женщина была глуховата, то ли телефон слишком старый, но второго собеседника слышно было отлично.

– Все хорошо, господин. Девушка поела.

– А как с напитками? Все выпила? – уточнил властный голос. Похоже, принадлежал он Рамину.