Я отодвигаю стул.

— Итак, ― говорю я, меняя тему, — чем ты занимаешься сегодня вечером?

— Кое-кто из наших идет в «Симмеринг Гриль», чтобы поесть стейков. ― Глаза Талии сияют. — Я хочу, чтобы ты тоже пришла. Это твой день рождения. Возьми выходной, ради всего святого.

— Ты же знаешь, как он волнуется, когда я не прихожу домой вовремя.

— Так быть не должно. Разве ты не видишь? Это несправедливо. ―Талия поджимает губы. — Ты имеешь право на свободу. А он обращается с тобой как с рабыней.

— Он ни к чему меня не принуждает. Я сама принимаю решения.

— Из чувства долга.

— Не важно. Важно лишь, что я рядом с ним. В ближайшее время это не изменится…

— Или никогда не изменится, ― добавляет Талия.

В моем сердце вспыхивает боль, когда до меня доходит смысл ее слов. Что, если Райан никогда не поправится? Врачи с самого начала говорили, что при частичном повреждении спинного мозга у него имеется возможность снова ходить, но с течением времени шансы будут уменьшаться. Я не хочу терять надежду на чудо. Но он тоже должен этого хотеть.

Что, если через десять лет я все еще буду находиться в этом месте, все еще застрявшая в этой ситуации? Смогу ли я продолжать делать это так долго или еще дольше? Как бы там ни было, я буду рядом с Райаном до тех пор, пока он нуждается во мне.

— Может быть, в следующий раз, ― говорю я. — Повеселитесь в «Гриле».

Я снимаю сумку с цветочным принтом со спинки стула и закидываю ее на плечо.

— Спасибо за подарок.

— Поблагодаришь, когда действительно им воспользуешься. ― Она делает паузу. — Я серьезно, Пейдж. Не засунь его куда-нибудь и не забудь.

Она бросает взгляд на ящик моего стола.

— Знаешь что?

Я сую руку в сумку и достаю ключ от ящиков.

— Тебе стоит забрать его обратно. Лучше ты побалуй себя, ― подмигиваю я. — Вместо меня.

— О чем ты вообще говоришь?

— Возможно, я никогда им не воспользуюсь. Я не хочу, чтобы он пропал зря.

— Как и все подарки, которые я дарила тебе раньше?

Талия приподнимает идеально очерченную бровь.

Я провожу рукой по волосам.

— Мне жаль.

Я открываю ящик и достаю конверт. Когда протягиваю его ей, она делает шаг назад.

— Я не возьму его обратно. Это подарок. Решишь ли ты воспользоваться им или нет, зависит от тебя. Но я хочу, чтобы ты постаралась воспользоваться им в течение следующих шести месяцев.

— Обещаю попытаться.

Я решаю не класть конверт в ящик к остальным подарочным картам, которые она дарила мне, и убираю его в сумку.

— И на том спасибо.

Она крепко обнимает меня.

— С днем рождения, дорогая. Если тебе что-нибудь понадобится, я к твоим услугам.

Подруга отстраняется и лучезарно улыбается мне.

— Хотя бы сегодня вечером перестань думать о проблемах.

— Легче сказать, чем сделать.

— О, я знаю.

Она подходит к двери и перед тем, как уйти, посылает мне воздушный поцелуй. За ней со щелчком закрывается дверь.

После ее ухода, я провожу несколько часов, подготавливаясь к завтрашним урокам и убивая время. В шесть часов вечера, я считаю до ста и выхожу из класса, чтобы встретиться лицом к лицу с последствиями моих решений в прошлом.

Я звоню в дверь нашей квартиры и жду, когда Райан откроет.

После того, как в брата стреляли, мне пришлось продать таунхаус, потому что я не могла жить в том доме, зная, что произошло на его пороге.

Мне повезло найти квартиру с двумя ванными, приспособленную для проживания инвалида. В ванной комнате Райана установлена ванная с дверцей, а еще раковина без шкафчиков под ней и перекладины. Я предпочитаю пользоваться крохотной душевой кабинкой в своей спальне.

Несмотря на высокую месячную арендную плату, которую я с трудом плачу, мне становится спокойнее, когда я знаю, что Райан может жить в безопасном окружении.

Я звоню в дверь не потому, что забыла ключи, а потому, что хочу, чтобы Райан больше двигался. Он проводит большую часть дня в гостиной, питаясь вредной едой, смотря жестокие фильмы и играя в такие же жестокие видеоигры.

Мне хотелось бы, чтобы он хоть иногда менял обстановку. Я прекрасно знаю, что его раздражает, что я так делаю, но я буду продолжать. Считаю до шестидесяти, но Райан так и не подходит к двери.

Я снова нажимаю на маленькую белую кнопку и удерживаю палец. Я надеюсь, что разозлю его настолько, что он откроет дверь пусть лишь и для того, чтобы избавиться от этого звука.

Иногда это не срабатывает. Он либо прибавляет громкости на телевизоре, либо вставляет в уши наушники.

Но в этот раз, дверь распахивается через три минуты. Вот мой брат оказывается передо мной. Он сидит в инвалидном кресле и весит на несколько фунтов больше, чем тогда, когда в него стреляли.

— Ты спятила?

В серых глазах бушует шторм. Его белки, как обычно покраснели из-за слишком большого количества алкоголя.

— И тебе добрый вечер, ― улыбаюсь ему во все зубы. — Ты в порядке?

Это вопрос, который я задаю каждый день, чтобы показать, что мне не все равно.

— И что с тобой делать?

Он начинает уезжать.

Когда я смотрю на его удаляющийся затылок, меня охватывает ощущение одиночества.

Мы живем бок о бок, как незнакомцы, делящие одну квартиру. Тяжело видеть, как он с каждым днем отдаляется от меня все дальше. Я живу в постоянном страхе, что однажды он умрет так же, как моя мать, что я войду в квартиру и найду его задохнувшимся от собственной рвоты или того хуже.

Это одна из тех сцен, которую я никогда не смогу выкинуть из головы, сколько бы лет ни прошло между смертью моей матери и настоящим. Если история когда-нибудь повторится, не думаю, что смогу пережить это во второй раз.

Я захожу на кухню, бросаю сумку на стол и слышу скрип его инвалидной коляски у двери.

Я с улыбкой поворачиваюсь.

— Ты что-нибудь ел?

— Я ждал тебя. — Его голос не выражает никаких эмоций. — Я отправил тебе сообщение, чтобы ты купила мне пиццу. Ты не видела?

Его язык как обычно заплетается.

— Я видела твое сообщение. ― Достаю из шкафа кастрюлю. — Но подумала приготовить спагетти с соусом песто.

— Перестань разговаривать со мной как с ебаным ребенком. Я сказал, что хочу пиццу.

Язвительность в его голосе заставляет меня обернуться, внутри поднимает голову гнев.

— Нет, Райан. Ты двадцатичетырехлетний взрослый мужчина, который плывет по течению. Ты торчишь здесь весь день, только и делаешь, что играешь в игры и ешь нездоровую пищу, которая вредит твоему здоровью. Тебя совсем не волнует твоя жизнь?

На его лице расплывается ухмылка.

— К чему ты клонишь?

— Ты мой брат. Я люблю тебя. ― Прислоняюсь к столу. — Если ты не хочешь делать это ради себя, сделай это ради меня.

— А что ты ради меня сделала?

Я внутренне сжимаюсь, словно меня сильно ударили по лицу.

— Вот именно, Пейдж. Все, что ты делаешь, это ноешь о том и о сем. «Райан, ты ешь слишком много нездоровой пищи». «Райан, ты слишком много смотришь телевизор». «Райан, перестань играть в игры весь день, ложись спать». Все, что ты делаешь, это ноешь и ноешь. Честно говоря, я не понимаю, какое тебе дело.

— Я не в настроении обсуждать это с тобой сегодня вечером. ― Игнорирую ком, застрявший в горле. — Я приготовлю ужин, и ты его съешь.

Он сверлит меня взглядом, затем разворачивается и возвращается в гостиную, не сказав больше ни слова.

Пару секунд спустя я слышу звуки выстрелов ― он снова играет в одну из своих игр. В него самого стреляли, и меня удивляет, что ему нравится окружать себя насилием.

Еда готова, в воздухе витает аромат трав и специй. Я наполняю тарелку брата и отношу в гостиную. Пар поднимается вверх, согревая мое лицо. Я бы хотела, чтобы он поел со мной за кухонным столом, но мы никогда не едим вместе.

Придвигаю кофейный столик поближе к его инвалидному креслу и ставлю еду наверх. Райан бросает взгляд на пищу и на его лице появляется отвращение.