В ответ Райан хлопает ладонью по крыше машины, а затем поворачивается к ней спиной. Заходит обратно в ворота и оглядывается как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ирокез проводит пальцем по горлу.

Я ощущаю дрожь, наблюдая, как брат идет ко мне.

Слава Богу, Райан с ними не уедет.

Когда Райан проходит уже полпути, ночной воздух разрезает резкий звук.

Райан оседает на землю, словно в замедленной съемке. Я даже не видела, как Ирокез вытащил пистолет.

Мой крик тонет в реве автомобильного двигателя, когда «Тойота» съезжает с обочины и с визгом покрышек уносится прочь. Когда она исчезает в ночи, я подбегаю к брату. Все во мне рушится в тот момент, как я падаю рядом с ним, не обращая внимания на маленькие камешки, впивающиеся в колени через тонкую ткань пижамы.

Вокруг моего брата расползается лужа крови. Ее поверхность блестит под лунным светом, похожая на ослепительный бирманский рубин. Но уродливее этого момента нет ничего.

В два часа дня мои ученики собирают вещи и вскакивают из-за парт. Рюкзаки застегиваются, стулья царапают пол, кроссовки скрипят в спешке и желании вырваться из класса. В коридоре их голоса перемежаются звуками захлопывающихся дверей шкафчиков.

Охваченные волной радости, сопровождающей окончание школьного дня, они не дожидаются, когда я пожелаю им удачного дня. Все, что остается после них и подтверждает, что они здесь были — исчезающие запахи грязной обуви, сладкого блеска для губ и лака для волос.

Как обычно, я прогуливаюсь по проходу между столами, собираю скомканные бумаги и брошенные канцелярские принадлежности, задвигаю стулья и поправляю столы. Беру брошенный учебник по алгебре и какое-то время смотрю на него. Разум уносится в прошлое.

Моя любовь к математике началась еще в детстве. В редких случаях, когда отец не был под кайфом или пьян, мы часами решали задачи и разгадывали головоломки судоку.

Кто бы мог подумать, что моя любовь к числам будет поддерживать меня, когда дела пойдут плохо, что она станет щитом, который я буду использовать, чтобы защититься от боли, разочарования, одиночества и чувства потери? Математика — единственная константа в моей жизни, единственная вещь, которая, я могу рассчитывать, останется неизменной.

Острые ощущения от решения сложных уравнений всегда приводят меня в восторг. Я стараюсь привить такое же отношение своим ученикам. Хочу, чтобы они не боялись математики.

Вернувшись к своему столу, сажусь на мягкий стул и обхватываю голову руками, отчего мои распущенные локоны волнами спадают вперед.

Основная масса преподавательского состава покинет территорию школы к четырем. Но не я. Я часто ухожу последней, в большинстве случаев не раньше шести вечера.

При одной мысли о том, что я поеду домой и увижу Райана, у меня сдавливает горло. Работа — это мой побег, мой шанс снова дышать, ведь атмосфера в доме слишком тяжела.

Я вскидываю голову, когда дверь в класс открывается и входит Талия Норман. Ее длинные блестящие косы качаются из стороны в сторону, когда она подходит к моему столу. Как обычно, она приносит с собой аромат спелых персиков и бергамота.

Она на два года старше меня — учительница истории — и мой друг с первого дня моей работы в средней школе Бакстера или BJHS, как ее называет большинство.

Меня никогда не перестает удивлять, как она продолжает быть моей подругой, даже когда я не в состоянии быть подругой, которую она заслуживает, а это почти всегда. Но она всегда рядом, всегда готова выслушать, даже когда я не говорю ни слова.

Талия садится на край моего стола, скрещивает длинные ноги в джинсах и какое-то время наблюдает за мной, сузив глаза.

— Ты выглядишь ужасно.

— Ну, спасибо.

Я улыбаюсь, хоть мне и не весело.

— Я серьезно, Пейдж. Тебе нужно немного побаловать себя.

Талия само воплощение женственности. Она ходит на маникюр, на педикюр, на массаж и процедуры для лица как минимум раз в месяц.

Не то, чтобы мне такое не нравилось, просто у меня нет на это денег, и даже если бы были, я не смогу пережить чувство вины, позволив себе такие излишества.

С другой стороны, на Талии не лежит такая ответственность, как на мне. Она может позволить себя побаловать, насладиться деньгами, которые зарабатывает, заниматься тем, чем хочет. Она не замужем, у нее нет детей и горы долгов, то, что она зарабатывает — ее, и она может тратить это на то, что хочет.

— Ты права. Мне, наверное, это пошло бы на пользу, но я не могу себе такое позволить.

Я занимаю себя уборкой стола, беру ручки и бросаю их в черную кружку, забираю содержимое пластикового контейнера для домашней работы.

Тема денег меня нервирует. Она мучает меня изо дня в день.

— Кто сказал, что тебе придется за это платить?

Талия спрыгивает со стола и достает кремовый конверт из заднего кармана. Она машет им.

— Смотри, что я принесла.

— Что это?

Она прижимает ладонь к своему гладкому, шоколадному лбу.

— Только не говори, что снова забыла про свой день рождения.

— Ах, это. ― Пожимаю плечами. — Я не забывала. Просто не такое это уж и большое событие.

— А, ну, прекращай.

Она пригвождает меня упрямым взглядом.

— Начни думать и о себе. Я понимаю, что Райан нуждается в тебе, но это нормально и даже полезно когда-нибудь думать и о себе.

— Знаешь, мой день рождения не такое уж и событие, ― говорю я. — Какой смысл отмечать тот день, когда мне досталась эта дерьмовая жизнь?― Взмахиваю руками. — Послушай, прости. Не хочу тебя грузить.

Я беру у нее конверт — один из многих, которые она дарила мне за последние пять лет.

— Спасибо. Я очень благодарна.

— Надеюсь, твоя жизнь наладится, милая. ― Талия кладет ладонь на мое плечо. — Если тебе слишком тяжело заботиться о Райане, то стоит подумать о поиске специализированной помощи.

— Я не могу так поступить.

Расправляю напряженные плечи.

— Он мой брат. Я не могу просто бросить его.

— Все совсем не так.

Талия скрещивает руки, образуя складки на своей фиолетовой шелковой блузке.

— По правде говоря, я думаю, что он был бы намного более самостоятелен, если бы пил меньше.

— Он пьет из-за того, что несчастен, в этом есть моя вина.

— Но он пил еще до того, как угодил в инвалидную коляску.

Я кладу конверт, который она только что дала мне в один из ящиков стола и запираю его. Откидываюсь на спинку стула.

— Он чувствует себя так, будто я пытаюсь отгородиться от него, а я не хочу, чтобы он вечно чувствовал себя брошенным. Я сама на это подписалась, Талия.

— Но есть много прикованных к инвалидному креслу людей, которые живут полноценной жизнью и счастливы. Райан тоже так может, если захочет. Вопрос хочет ли он?

— Просто я не хочу потерять его. Я чуть не потеряла, когда пуля попала ему в голову.

Прошло два года, но я до сих пор помню звук выстрела, изменившего наши с Райаном жизни. По-прежнему вижу, как мой брат падает на землю как тряпичная кукла. На несколько страшных секунд в больнице тем вечером его сердце перестало биться. Врачи сказали, ему повезло выжить. Вот только Райан так не думает.

Не важно, что он выжил с травмой позвоночника. Я просто рада, что он у меня есть. И я пообещала себе, что сделаю все, что в моих силах, чтобы позаботиться о нем, сделать его жизнь лучше. Я бы никогда не простила себя, если бы он умер.

— Я знаю, это было страшно, ―Талия умолкает. — Ты одна из самых сильных людей, которых я знаю.

— Если бы только и я в это верила.

— Серьезно, Пейдж. Я не уверена, что смогла бы сделать для Райана тоже, что и ты. Он не только парализован, он еще и пьет и неуважительно к тебе относится. Он воспринимает твою помощь как должное.

Я ощущаю укол в груди.

— Он переживает сложные времена. Не знаю, как бы я вела себя, окажись на его месте.