С самого рождения молодую принцессу оберегали как зеницу ока, и ей почти никогда не доводилось покидать стены замка, разве что вместе с родителями и огромной свитой из лучших рыцарей королевства. Но однажды утром мать постучалась к ней в покои. Отложив меч, принцесса собрала волосы в тугую косу, чтобы её растрепанные пряди не задержали королеву на больший срок, чем той необходимо. Сделав это, Агнолия открыла дверь, встав в проходе.

— Доброе утро, Ваше Величество!

— Доброе утро. Мы приняли решение отправить тебя в Балариэльскую Академию. Ты отбываешь через неделю. Начинай приготовления, — мать Агнолии изо всех сил старалась не обращать внимания на прическу дочери, невольно поправляя свой идеально собранный пучок.

— Что? Почему?

Королева строго посмотрела на дочь.

— Не пререкайся. Разве так я учила тебя реагировать на новости? Это воля отца, так что прими это и начинай собираться.

Оставшись в одиночестве, Агнолия попыталась прикинуть, почему столь яростно охранявшие свое чадо родители наконец решили её отпустить. Приняв это за победу, девушка тут же отправилась на тренировочную площадку, дабы отыскать своих спарринг-партнеров и поделиться новостями.

— Хех, как интересно это они Вас отсылают, Ваше Высочество, прямо перед визитом Архонта Войны! — рыцарь резко смолк, поняв, что сболтнул лишнего.

Агнолия оказалась настолько ошарашенной от этого известия, что пропустила выпад соперника. Девушка вскрикнула. Её правый глаз тут же залила кровь.

— МЕЛИССА! — донесся до нее чей-то крик.

Крик был таким надрывистым и с ноткой отчаяния, словно кричавший боялся её не найти.

“Какой же прилипала”.

Девушка продолжала невесомо плыть. Бесконечная воронка черной воды без единого отблеска света продолжала затягивать ее в самое сердце. Сердце чего?

Мелисса загрустила. Кто-то давным-давно забытый снова больно кольнул её сердце. Она смотрела вперед и видела, как девушка с белыми волосами танцует и грациозно кружится. Когда незнакомка начала петь, голос ее был чистым, а песня — грустной. Тонкие пальцы перебирали струны на давно забытом инструменте. Это было красиво. Мелисса хотела бы уметь так же. Но она не умела. И никогда бы не научилась этому.

— МЕЛИССА! — снова раздался чей-то голос. Он был гораздо ближе, чем в прошлый раз. На плечах и руках стали появляться ощущения, будто кто-то аккуратно прикасается к ней, но через очень толстый слой ваты.

Мелисса легла поудобнее в своей маленькой лодке посреди океана тьмы. Девушка с белыми волосами ушла. Так же, как и все остальные. Мелисса забыла её. Она уже слышала шум водопада, к которому приближалась все это время. Он не стал для нее чем-то неожиданным. Она решила, что он попросту ей был не интересен. Впрочем, как и сейчас. Мелисса перестала испытывать эмоции. Забытые забыты, что о них горевать. Она мерно покачивалась в своей лодочке, и глаза начали слипаться. Она захотела спать. Мерный шум водопада убаюкивал вместе с несуществующими волнами. Еще чуть-чуть, и она наконец погрузится в сон. Девушка чувствовала, что давно пора. Она чувствовала непомерную усталость.

— МЕЛИССА! — крик был совсем рядом.

— МЕЛИССА! — кричал Риттер.

Юноша старался растрясти Архонта, но окутавшая её тьма практически не давала к ней прикоснуться. Слишком злой на устроившее все это чудовище, Риттер практически полностью освободился от пут темной скорби. Он хватал темные, вязкие, дымчатые щупальца и пластами отрывал их от Мелиссы, но в этих местах тут же появлялись новые.

— МЕЛИССА! Ты же Архонт, БОРИСЬ! Что вообще тебе может быть не по плечу?! — в его криках было уже больше хрипоты, нежели голоса.

Холодная и влажная комната была пуста. Тот, кто её обустроил, позаботился об удобстве пленницы и разместил ее в самом центре. У висящей в воздухе в коконе из собственных переживаний Мелиссы лицо по-прежнему излучало царственное безразличие.

Риттер смотрел на нее и судорожно перебирал варианты. Ни один из известных ему способов вернуть человека в сознание сейчас не подходил. Но теневое покрывало уже почти полностью поглотило девушку. Юноша продолжал кричать и трясти ее изо всех сил до тех пор, пока совсем не лишился голоса и не начал кашлять кровью.

Видя, как та, за кем он решил следовать, медленно пожирается чудовищем, Риттер почувствовал подступающий к горлу ком. Это ощущалось куда более явственно, чем жжение в области шеи. Испытав это опустошительное чувство, юноше захотелось упасть на колени и заплакать. Горечь от поражения, которую испытывал Риттер, заставила щупальца скорби, столь сильно прицепившиеся к Мелиссе, возжелать новой добычи.

Вместе с тьмой, рванувшей к сознанию Риттера, его охватило озарение. Чудовище просто выбирало самое сочное блюдо.

— Что ж, это я могу тебе предоставить, — с этими словами он выдавил последние остатки голоса.

Риттер начал вспоминать старую жизнь. Семью, которой он лишился практически сразу. Дни, когда, чтобы зализать раны, он забирался в самую темную нору, в которой неизбежно предавался меланхолии. В бесконечной тьме собственного отчаяния он прятался от демонов, тогда еще не зная, что это вотчина одного из них.

Тени затаились, выжидая.

Риттер упал на колени и обратил взор на Архонта. Она была прекрасна, но он не испытал облегчения. Бессмертная владычица судеб спала, найдя покой, и юноша искренне боялся, что она так и не очнется. Что все это было зря. Он вспомнил решения, которые принял, осознав себя новорожденным в этом мире. Принципы, которых он придерживался все шестнадцать лет этой жизни, не только не сработали, но и, возможно, привели к его смерти, как и к смерти его спутниц.

“Бездарно потраченная жизнь…”

Но тьма не наступала. И хотя редкие отголоски были не в силах сдержаться и бросались на юношу, все они будто чувствовали, что он не искренен. И он тоже это чувствовал.

Риттер встал. Тишина вокруг стала звенящей, словно сам дом, его рассохшиеся стены и пол ждали чего-то вместе с недвижимой завесой теней. Юноша подошел к Архонту, пытаясь вспомнить ее глаза. Не способный говорить, он просто шевелил губами:

— Будь мне на тебя плевать, дал бы пощечину. Все равно, что это противоречит принципу незлобивости, — он тяжело выдохнул. — Жизнь человека должна быть дороже принципов. Но я не могу тебя ударить даже ради твоего спасения. Да и не уверен, что это бы сработало.

Мир потихоньку начал сужаться. Будто тени старались приблизиться, чтобы услышать беззвучные слова Риттера.

— Я не знаю, что делать, — он продолжал смотреть на девушку, не отрываясь и не моргая. — Я знаю, что нужно менять эмоции, чтобы вырваться из его сетей. Но как сменить эмоции у спящего человека?

Он даже не заметил, как волнуется. Щупальца Короля Уныния уже почти сплелись вокруг шеи Риттера. Знал бы демон, кто именно оказался в его логове, непременно действовал бы расторопнее.

— Вообще, есть у меня одна идея. Но я надеялся обойтись без этого… Слишком пошло. Неуважительно… Я знаю, что ты вряд ли простишь меня за это, но я не способен придумать чего-либо еще.

В следующий миг он наклонился и… их губы соприкоснулись.

Щупальца вмиг вцепились в душу Риттера.

“Ах, вот оно что…” — только и успел подумать юноша, как провалился во тьму кошмаров.

Девушка с черными волосами только что покинула придворного лекаря. Её лицо украшала богатая повязка с вкраплениями драгоценных камней. Мать и её папа были вне себя, когда узнали о произошедшем.

— Подумать только! Королевская особа, наследница престола, принцесса, и без глаза! — королеву совершенно не волновал злобный взгляд дочери. — Все! Больше никаких мечей, копий, топоров и прочего. Никогда, ты слышишь?

Агнолия вскочила и шагнула вперед так агрессивно, что мать отшатнулась, а королю пришлось рвануться вперед, чтобы в случае чего остановить дочь.

— Да как ты смеешь! — прошипела принцесса. — Сперва отсылаешь меня, хотя прекрасно знаешь, что я уже все решила для себя. А теперь…

Взгляд матери стал таким же гневным, как и у дочери.