— В беге.

— Понятно. То-то ты длинный как жердь, и твои ноги начинают расти с самого верха, почти что с шеи. Только такие,  подходят для бега.  Но это также честь,  большая честь.

Калий стал относиться к Полиникосу с гораздо  большим уважением.

— В конце концов,  бегун – это уже что-то. Хотя это не Олимпийские Игры,  и не Священные Игры над Алфеем, но все же агоны, и немалые, и заработать здесь сосновый венок тоже почетно. А почему ты не приплыл раньше? Тебе было бы полезно побольше потренироваться в гимнасии.

Но Меликл вернулся к своему первому вопросу: — Мы приехали сегодня в полдень, и я не понимаю, как ты так быстро нас нашел?

Калиас пожал плечами.

— В этом нет никакой загадки. Я пришел с рабом в порт, чтобы  купить  специи и кипрское вино прямо с кораблей, приплывших из Азии. Смотрю, а там стоит небольшой красивый парусник с заметной надписью: —  «Анита».  Необычное имя; я подумал, что откуда-то его знаю. Я спрашиваю:  - « Чей это корабль?»,  отвечают « Меликла Милетского».  Я понял о ком идет  речь и спрашиваю:  - «А где он сам?   Они указали мне на эту дыру. И вот я здесь. Вот и все. Короче говоря, молодые люди, давайте пойдем ко мне, так как я умнее вас, потому что мне столько же лет, сколько вам обоим вместе взятым, и  я смотрю на такие вещи по другому.

- У вас есть раб, господин? - вмешался Полиникос.

— Ну, вон там, один черный стоит. Их у меня даже два. Вообще-то, они не мои, а нашего сообщества. Потому что я совладелец корабля, на котором сюда приплыл.  Могу поспорить, что во всем Коринфе нет более красивого корабля.  Даже у нас  в Сиракузах немного подобных.

— Вы часто бываете в Коринфе?

— Я плаваю из Сиракуз в Коринф и обратно несколько раз в год. Здесь в Коринфе я уже знаю каждую дыру и чувствую себя как дома. Милый город,  даже весьма хороший. Просто здесь очень много мошенников. Чем богаче покупатель, тем крупнее мошенник.

— Но я вижу, ты тоже разбогател, Калиас. У тебя красивое платье, и даже   уже есть рабы… — Меликл вдруг стал  серьезным и добавил: — Так странно покупать для дома рабов, знаешь, я никогда не хотел бы  их иметь их. Мне не хотелось бы видеть их лица и их пытливые глаза, зная, что  они завидуют нам, свободным людям. Ты же, помнишь, Калиас,  что я тоже три года был  рабом , прежде чем ты меня выкупил.

Калиас нетерпеливо отмахнулся: — Ерунда, — сказал он. — Среди моих рабов нет белых, они у меня  все черные, и им со мной хорошо. Они откормлены, и кожа у них блестит, как  нос у собаки.

Полиникос покачал головой: — Но они все равно всегда чувствуют себя обиженными.

— Обиженными, а кто их может обидеть моего раба кроме меня? Мне тоже не нравится, когда кто-то мучает своих рабов, потому что это зло и прежде всего глупость. Но почему  я с этим не согласен?  Послушайте.

Прошлый раз я останавливался у купца Антиноя здесь, в Коринфе. Он известный торговец и, конечно же, мошенник. Он придирался ко мне  каждый день, по поводу различных  услуг, чтобы Гермес не забывал о нем, и я все это время должен был мириться с этим, потому что наше знакомство необходимо  нам обоим из-за деловых контактов.  Конечно, только на  время сделок.  Так вот, был у Антиноя  повар, раб, негр.  Зверюга  был черный как смоль, и он  прекрасно готовил так, что не стыдно было подавать его обеды  даже на царские столы. Ты можешь поверить мне на слово, потому что его лучше меня никто не знает.  И этот самый  глупец Антиной, даже не понимая, как ему повезло с таким рабом, бьет его за каждую провинность и обращается с ним хуже чем с собакой, пинает его, бьет, колотит. Моей собаке и то жилось лучше. Итак, я подумал, что такой повар  пригодился бы мне и на корабле, и дома и во  время портовой стояки в Сиракузах; и если он мне его продаст, то я уж буду относиться к нему с должным вниманием.  И я предлагаю Антиною за него  мину и шестьдесят драхм.  Антиной только смеется и говорит: «Сто двадцать драхм и ни оболом меньше.»  «Подожди, — подумал я, — посмотрим». — И поэтому  перестал говорить о покупке повара. После этого я временно отдал своих черных рабов для какой-то работы Антиною и сказал им, чтобы они поговорили немного с тем поваром и честно рассказали ему, что я хочу его забрать.  Ну, они и поговорили. А потом я и см поговорил с ним. Я ему говорю: — «Хочешь прийти ко мне?»  И он соглашается. Он даже умолял меня выкупить его, и сказал, что  так не может больше терпеть этого Антиноя,  и что  или повесится или утопится. И тогда  я ему говорю, что не смогу  выкупить его у  Антиноя,  потому что он слишком многого хочет, но мы как-нибудь разберемся. Мы поговорили об этом и разработали план. Сначала все шло по прежнему, так что об этом ничего не буду рассказывать. Проходит одна неделя, другая. И послушайте, что происходит дальше. Наш повар болеет, теряет зрение, худеет, ничего не хочет есть, так как не может,   и уже  даже харкает кровью, а это  последнее дело. В общем, ему  плохо, как никогда. Через три дня приходит ко мне Антиной и спрашивает, не раздумал ли я купить у него повара. Вы поняли, какой он жулик? Он захотел избавиться от своего больного раба, который уже лежит на смертном одре.  Действительно, мошенник.  Но ничего. Я предлагаю ему пятьдесят драхм. Антиной  огрызается на меня: — «Как же так, ты же сам давал  мне  мину и шестьдесят драхм?»  Я говорю: — «Но сейчас он  выглядит каким-то несчастным, может быть, он болен. А, больше денег я не дам, боюсь.» Мы долго торговались, но я не отступил и, в конце концов,  купил его за пятьдесят драхм. И  теперь он у меня. Это тот самый, что стоит во дворе.

— А что, он действительно был настолько болен?

Калиас рассмеялся.

— Что? Как только он перебрался на мой корабль, он сожрал так много, что я испугался, что он лопнет, А, он оказывается, наверстывал четыре недели голодания.

— А когда он харкал кровью?

— Какая кровь. Я купил ему красную краску за обол, а он ее выплевывал. Парень здоров как бык, весел и рад, что я его купил.

Буквально вчера он приготовил такой обед, что экипаж не мог нахвалиться. Я повторяю, он сокровище, а не повар. И всего за пятьдесят драхм. И я все равно на него не нарадуюсь, потому что он, зверюга, такой веселый и заслуживает лучшей участи, чем быть забитым до смерти этим негодяем и дураком Антиноем.

Все засмеялись, а  Калиас продолжал рассказывать:

— Вы должны прийти ко мне на обед послезавтра. Поднимайтесь прямо на борт, потому что теперь я живу на своем корабле. Я поставил там палатку. Вы увидите, как я там  живу. Как царь. Зачем мне идти к  Антиною, если у него нет даже нормального повара, а сам он придурок. Так что, вы придете?

— Я приду, — сказал Меликл, — но не знаю, сможет ли Полиникос.

Полиникос покачал головой.

— Конечно нет, — ответил он, — с завтрашнего дня мне нужно начать тренировки в гимнасии.  Мне пока нельзя появляться в городе.  Мне нужно потренироваться.

— Правда, но забеги начнутся через три дня. Почему вы приплыли так поздно?

— Это  все из-за него, — сказал Меликл, указывая на Полиникоса. — Ему почти двадцать лет, а он застенчив, как ребенок. Весь месяц провел в Милетских отборочных забегах. Они отбирали конкурентов для участия в  Играх. Я говорю ему:  - «Иди, попробуй. Ты же, хорошо бегаешь». «Но они бегают намного лучше меня», -  отвечает он. И он не пошел. Только в самый последний день, когда все участники уже были отобраны, он согласился. Он провел отборочный забег вместе с группой ведущих бегунов.  Его сначала даже не хотели пускать, смеялись над ним. Я был там и сам все видел. Полиникос краснел от стыда и ярости, но был непоколебим. И представь себе, он прибегает к финишу опередив на двадцать шагов их лучшего бегуна.