— Да, — сиплю.

— Ты связался с Ткачом? — без приветствия задает вопрос. У фсбшников только так — конкретика наше все. Времени нет ни на что. Хотя я тоже далеко не эталон вежливости. Порой бываю тем еще придурком.

— Сегодня встреча, на пустыре. Разумеется, Алису он не привезет, — бью кулаком в стену, царапая кожу об шершавую поверхность.

— А чего сам не сказал? Все выпытывать из тебя нужно, — злится подполковник, отчитывает как мальчишку. Правда это меня в последнюю очередь волнует, в любой другой день я нашелся бы с ответом. Сейчас же пустота.

— Он сказал, чтобы я один был. Ткач ваших ребят сразу считает, не дурак же он. Поеду сам.

— Давай хотя бы одну машину за тобой поставлю. Грохнет же, не пожалеет.

— Не грохнет, — в этом я уверен, — Она ему никогда этого не простит.

— Плохо ты знаешь Ткача, — Олег Викторович замолкает.

И я молчу. Может я и плохо знаю Ткача, но я хорошо знаю ее. Она не простит его, не примет и не поймет. А ему точно нужно доверие дочери.

— Все будет гуд, — сам себя уверяю больше.

— Ладно, хер с тобой. Потом отзвонишься, — скидывает.

Продолжаю лежать и смотреть в потолок, телефон отбрасываю подальше.

Интересно, чего захочет Ткач кроме моей головы?

Допустим, покорности, я согласен прогнуться. Но он далеко не идиот, что поверит в этот фарс. Все мое покаяние будет до тех пор, пока я не возьму ее за руку — там же и закончится игра.

Ну почему из всех женщин мира я влюбился в его дочь? Почему у Алиски не простые родители, которые не стояли бы на пути счастья собственной дочери. Потому что она особенная. Самая. Мой магнит, который тянет меня уже больше десяти лет за собой. Я как собака поводырь — куда она, туда и я. Даже если нет рядом, на ощупь ее ищу, рою землю. А когда рядом оказывается — покорно складываю голову на колени и кайфую. Наркотик, а не женщина. И с каждым разом я хочу еще и еще.

Время словно специально тянется медленно, решаю приехать туда раньше. В доме тесно, стены давят. Голова гудит, сжимаются виски. Так и до инсульта не далеко. Пульсация невыносимая.

На пустыре тишина, снизу обрыв, а там пропасть в никуда. Ощущаю такую же пропасть в своем сердце: колотится, кровь качает, но абсолютно бесполезно.

Однажды я даже задумался, а что если мы с Алиской станем семьей. Настоящей. Я знаю, что женюсь на ней, хочу, чтобы она носила мою фамилию, но дети... Уверен это не для меня, какой из меня отец. Примерно такой же как Ткач, именно поэтому его действия мне понятны. Но все же единожды допустил мысль, что у нас будет ребенок. Даже не думал, какой пол, просто малыш.

Она его держит на руках, укачивает, целуя молочный лоб, что-то шепчет ласковое. А я кроме страха ничего не чувствую, наблюдаю за ними и пиздец как боюсь. Только не понимаю, чего именно боюсь? Потерять или приобрести?

Шины за спиной визжат, раскидывая грязь по сторонам. Оборачиваюсь, смотрю на огромные черный гелик с кортежем из двух седанов. Кладу руки в карманы, подходить не спешу, пусть выходит сам, я первый шаг делать не буду. Молодой парнишка выпрыгивает из водительского кресла и бежит открыть заднюю дверь. Ткач тоже не спеша выходит, смотрит на меня, сведя брови и расправляя идеально выглаженные брюки.

— Приветствую, — улыбаюсь как идиот и машу рукой. Увлекает меня весь этот цирк. Смотрю за спину Ткача и вижу главного клоуна.

Тебя то я ждал больше всего. Руки начинают гореть и чесаться, так хочется съездить по наглой роже Минаева.

— Ты не язви, Федулов. Не в той позиции, — качает головой Ткач.

— А у меня никакой позиции. Я как ветер в поле гуляю, все у меня забрали, — кричу ему в ответ. Наклоняю голову в бок, прохожусь презрительным взглядом по Игнату, — И ты тут, шавка.

Он дергается в мою сторону, но Ткачев одним движением руки его останавливает.

— Прекрати паясничать, я же тебя предупреждал что будет, если ты не прекратишь поиски.

— А какая уже к черту разница? Все уже произошло, и я хочу исправить.

Иду в их сторону вразвалку, как пацан, мальчишка. Руки из карман не вынимаю.

— А вот скажите мне, каково это подкладывать сосбсветнную драгоценную дочь под насильника? — останавливаюсь в метре, — Неужели родительское сердце не дрогает?

— Что ты имеешь ввиду? — поворачивает голову и смотрит на Минаева, тот тушуется, но держит плечи ровно и гордо. Петух напыщенный.

— Например то, что он залез в трусы к Алисе без ее разрешения и оставил там отметины, — глаза наливаются кровью. Вспоминаю, как в порыве страсти и любви раздвинул ее ноги для ласки, а сам чуть не задохнулся от увиденного.

— Заебал, — у Минаева все же получается вырваться вперед, но я не зря молотил все дни грушу, оттачивая технику. Успеваю отпрыгнуть, поэтому противник спотыкается и летит в грязь лицом. Цирк, говорил же.

— И вот это ваш будущий зять? — показываю на тело, лежащее в говне, — Прекрасно.

— Вы меня уже оба порядком раздражаете, — сдерживается от мата.

— Константин Петрович, а давай полюбовно решим, что делать? Я готов на переговоры, — тут же становлюсь серьезным.

Шутки шутками, а девочка моя все еще у него. Игнат где-то сбоку пытается встать, как муха навозная. Ткач кивком головы указывает на него, и парни из охраны забирают тело, усаживая в машину. Надеюсь его больше не увидеть.

— Закопайте его. Я хотел сам, но обещал Алиске без смертей.

— Хочешь, чтобы она меня ненавидела?

— Думаю, она не далека от этого, — пожимаю плечами, — Так что? Решим вопрос?

— Решим. Исчезни из ее жизни, и обещаю, что дам ей полное руководство над своей жизнью.

— Не гожусь я вам в зятья? — нет, должен быть другой выход. Не могу я уйти. Не хочу.

— Ты такой же, как я. Один в один, — начинает он, — Любил Марину очень сильно, еще подростком влюбился. Бегал хвостиком за ней. Воротила от меня нос, но все-таки добился своего. Поженились, дочка родилась, и бизнес в гору пошел. Не жизнь, а сказка.

Он смотрит в пол, сглатывает. Волнами чувствую, насколько тяжело ему откровенничать, но находит в себе силы продолжить.

— Только жену убили, а дочку пришлось спрятать в детском доме. Хочешь такую же судьбу Алисе?

— Нет, но я не допущу такого же.

— Я тоже так думал. Только не было и дня, чтобы я не пришел к Марине на могилу с цветами.

Один раз я уже думал, что она мертва, когда выл у чужой могилы. Прекрасно знаю это чувство, мне и объяснять не нужно.

— Дайте мне увидеться с ней. Я все решу, — наступаю на него. Ссориться не собираюсь, но отступать тоже не буду. Заебался я отступать.

— Федулов, исчезни, — садится обратно в гелик. Стучу по капоту, кричу. Один хуй делает вид, что не слышит. Уезжают.

Бегу за ними несколько метров, дыхалка сбивается.

Сука! Сука! Сука!

Падаю на колени, вколачивая кулаки в грязь. Как же, сука, больно то. Кто-то сзади пытается меня успокоить, но зверь внутри уже рычит и рвет все на части.

— Парень, хватит! Угробишь себя. Вставай, — Кристенко с его бойцами поднимает меня. Рычу, брыкаюсь.

— Да нашел я лазейку. Угомонись ты, — отвешивает жесткую пощечину, приводя в чувство.

— Что? — ошалело вскидываю глаза.

— Решаем вопрос с Ткачом. У нас все шансы.

В какой-то момент кажется, что тучи на небе рассеиваются, и появляется слабый луч надежды.

Ты ли это, Господь? Спасибо, очень больно.

Наши дни.

Стучу костяшками пальцев по тяжелой дубовой двери, ожидая отклика, но там молчание. Разочарованно вздыхаю, так долго собиралась начать этот разговор, хотелось побыстрее выговориться, но видимо отца дома нет. Последнии дни вообще все стихло, Игната я не видела, с отцом пересекаемся только во время еды. Единственная Тамара всегда рядом, что несомненно радует. Иначе от одиночество я завыла бы волком.

Все время думаю о Паше, прокручивая в мыслях нашу последнюю ночь. Сейчас мне остро необходимо сказать, как сильно я полюбила его, как благодарна, что он показал какая любовь может быть. Да, не очень правильная, но в нашей ситуации про экологичность и заикаться не стоит. И все же на этом пепле удалось построить отношения.