— Что здесь происходит? — все тем же начальственным тоном осведомился я.
— А шел бы ты своей дорогой, козел, — отозвался один из молодчиков. — Пока рога не пообломали.
— Подобру-поздорову, — добавил второй.
Судя по голосам, молодые парни. Вряд ли это случайные хулиганы, скорее всего либо менты, либо гэбэшники. В штатском. Я мысленно прикинул свои шансы, устою ли, если эти двое, кем бы они ни были, разом на меня кинутся? С одной стороны, поднимать шум им явно не с руки, а с другой, кто их знает, вдруг у них в карманах по стволу? Шмальнут сквозь плащ, подхватят неизвестного третьего, швырнут в кузов и поминай, как звали. А на утро милиция обнаружит хладный труп бывшего филзрука Данилова. Полковник, конечно, будет в ярости, и достанет убийц своего «лучшего секретного сотрудника» хоть из-под земли, но будет ли мне от этого прок? Ни малейшего. Нет, если уж драться то так, чтобы победа осталась на моей стороне.
— На золотом крыльце сидели, — послышался вдруг тонкий детский голос, — царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной. Кто ты будешь такой? Отвечай поскорей. Не задерживай добрых людей!
Как ни странно — считалочка подействовала.
— Сапожник! — буркнул один из молодчиков.
— Портной! — сообщил его напарник.
— Брысь отсюда! — потребовал голос, раздающийся из темноты.
Молодчики разом, словно автоматы, повернулись к мне спиной, запрыгнули в кабину грузовика, который, взревел двигателем, завизжал буксующими на скользкой мостовой покрышками и рванул с места. Я повернулся к человеку в черном, тот приподнялся на локте, собираясь встать. Тусклого света от уличного фонаря оказалось вполне достаточно, чтобы разглядеть лицо лежащего в луже. Он тяжело дышал, пытаясь открыть глаза. На бледной голубоватой коже явственно проступали фиолетовые пятна вокруг глаз. Все-таки успели ему накидать по физии.
— Евграф Евграфович, — удивленно произнес я. — Кто эти подонки?
— Помоги подняться, — пробурчал он.
Я подхватил его под мышки и водрузил на ноги.
— Тимка! — окликнул Третьяковский кого-то.
Послышались шлепки ног по лужам. Я оглянулся. Из темноты в круг света вышел пацан.
— Фирсов? — удивился я. — Ты-то что здесь делаешь?
— Он ко мне приехал, — объяснил Граф.
— Вместе с этими? — спросил я.
— Они меня подвезли, — проговорил ученик восьмого «Г» класса Тимофей Фирсов. — Спросили, не знаю ли я где живет писатель Третьяковский, я сказал — знаю, к нему и еду… Я ж не знал…
— Ладно, отведите меня в дом, мне надо выпить и отлежаться, — пробурчал лжеклассик.
Мы с Тимкой отвели его в дом брата, я отправил ученика на кухню, ставить чайник, а сам помог Графу снять мокрую одежду. В городе было сухо, но в поселке, судя по лужам, недавно прошел дождь. Нынешний хозяин писательского дома самостоятельно добрался да ванной, вымылся, и вышел уже в халате. Если бы не синяки, выглядел бы он совсем неплохо. В гостиной Третьяковский лег на диван. А я достал из бара бутылку вермута, налил ему и себе. В комнату вошел Фирсов с чайником. Поставил его на столик и снова ушел на кухню.
— Ну так что тут произошло? — снова спросил я. — Якушин, охранник на воротах, сказал, что ты сам велел пропустить этих дуболомов.
— Верно, — кивнул Граф. — Потому, что они знали пароль.
— А Тимка тебе зачем?
— Ты забыл, что я куратор проекта?
— Не забыл, но не знал, что ты контактируешь с пацанами.
— Контактирую. А как мне еще узнавать о том, что происходит? С Шульц мне нельзя иметь дело, она меня мигом раскроет, а парни твои надежнее любого из взрослых. Ну, может, кроме тебя, конечно.
— Оставим комплименты. Я — не барышня, — сказал я. — Чего от тебя хотели эти типы?
— Информации, конечно, — ответил брат писателя. — Вернее, они хотели доставить меня к тому, кто хочет получить сведения о проекте.
— И кто же — это?
— Понятия не имею. Совершенно новая для меня фигура в игре.
— Может, это Курбатов?
— Если это он, то дело плохо, — пробормотал Граф. — Значит, он меня вычислил, а следовательно, я провалил операцию.
— Не хнычь, — сказал я. — Завтра я буду точно знать — Курбатов это или нет.
— Ты что-то придумал?
— Придумал, расскажу сейчас, только помогу Тимке с чаем.
Подлив пострадавшему еще вермута, я отправился на кухню, где ученик мой позвякивал чашками.
— Я хочу спросить тебя, Фирсов, — в лоб спросил я, — что за считалочка такая, после которой два здоровенных лба слиняли, как паршивые собаки.
— Да нормальная считалка, — пожал плечами пацанчик. — Просто ее надо произносить ПРАВИЛЬНЫМ голосом.
— Ну вот произнес ты ее правильным голосом, а удрали-то они почему?
— Потому, что я «король», а они оказались «сапожником» и «портным» и обязаны подчиниться «королю».
— Да, ребятки, с вами не соскучишься… — проговорил я. — Выходит, эта считалочка, если ее произносить правильным голосом, служит своего рода системой распознавания и подчинения?
— Ну типа того…
Я помог ему перетащить в гостиную заварочный чайник, чашки, блюдца, сахарницу и горку бутербродов. Лжеклассик показал нам на них, дескать, лопайте, гости дорогие, а сам опять присосался к вермуту. Бросил он пить, как же. Некоторое время мы пили, кто чай, кто покрепче, закусывали бутерами. Не понятно было, как сложится дальнейший разговор. Можно ли рассказывать мне о своих планах на завтра при школяре, да и им, может, не нужны лишние уши, но когда мы перекусили, Третьяковский пробормотал:
— Ну теперь можно и поговорить. Полагаю, нам нечего друг от друга скрывать. Начинай ты, Тимка!
— В субботу мы опять играли в «Процесс», — начал пацан, оглянувшись на меня, он счел нужным объяснить. — «Процесс» — это придуманная фирма, которую как будто бы создали инопланетные пришельцы. Группа испытуемых делится на самих «пришельцев», «переводчиков», то есть, ученых, которые обрабатывают информацию, поступающую от «пришельцев», дальше идут — «рациоанализаторы», они на основе полученной информации создают новые устройства, которых нет на Земле, «изготовители», они делают прототипы этих устройств, «торговцы», которые продают патенты другим фирмам, «кайманы» — мафия, которая пытается украсть прототипы, и «лозоходцы» — контрразведчики, пытающиеся разоблачить «пришельцев».
— Ничего себе! — проговорил я. — И как же вы во все это играете?
— «Пришельцы» делятся информацией, «переводчики» ее расшифровывают, «рационализаторы» изобретают, «изготовители» делают прототипы, «торговцы» их толкают, «кайманы» воруют, а «лозоходцы» прощупывают пути к самим «пришельцам»… Понарошку, конечно…
— Интересно?
— Еще как! — воскликнул Фирсов. — Это наша любимая игра. Там можно нести всякий бред, если можешь доказать, что это не совсем бред…
— А что, есть и другие игры?
— Есть… «Черные дыры», «Стрелок в лабиринте», «Каскад»…
— Товарищи, вы несколько увлеклись, — напомнил хозяин дома. — Ночь скоро. Парню домой надо.
— Я подвезу.
— Это понятно, — сказал Граф. — Что еще вы делали, Тимка?
— В понедельник Илга Артуровна принесла в школу таблицы, мы их заполнили и отдали ей. Семь из них она пометила красным карандашом, пятнадцать — зеленым, остальные — синим.
Мне хотелось спросить, что за таблицы, но я промолчал. Незачем отвлекать людей. Да и наверняка какие-то тесты… Кстати, гражданка Шульц-Эглите упоминала какие-то психотехнические таблицы… Наверное, это они и есть. В понедельник приходила в школу, а ко мне даже не заглянула. Да и зачем? Мы теперь чужие люди. Собственно, только эти пацанчики нас и объединяют. Ладно. У нее свои заботы, а у меня — свои. Она с ними играет, а я им помогаю жить и взрослеть, причем, без всяких их этих проектов.
— Спасибо, Тимка! — произнес, наконец, Третьяковский. — Теперь твоя очередь, Саша!
И я изложил свой план, упомянув и об участии в нем полковника Михайлова. Фамилию главного подозреваемого я при мальчишке называть не стал. Доверие доверием, а если все же выяснится, что Курбатов здесь не причем, зачем порочить учителя труда в глазах учеников.