Послушались мягкие шаги и тихое позвякивание. Вернулась Маринка, перед собой она катила передвижной столик на колесиках, с прозрачной столешницей. На столике стоял кофейный сервиз, в расчете на две персоны, вазочки со сластями. Михайлова успела не только приготовить кофе, но и переодеться. Теперь на ней были не юбка и голубой джемпер, а шелковый короткий халатик, небрежно запахнутый на аппетитной груди. Что ни говори, а полковничья дочь умеет принять мужчину.

— А может, выпьем? — спросила Маринка.

Я покачал головой, и тогда она уселась напротив, выложив нога на ногу. Стало ясно, что под халатом у нее ничего нет, и хозяйка квартиры этого и не скрывала. Что ни говори, а мы, мужики, частенько оказываемся в двусмысленном положении. Баба всегда может отказать в близости, и никто ее за это не осудит, скорее — наоборот, станут считать честной женщиной с принципами. Отказывающий женщине в близости мужчина в любом случае виноват. Как в том анекдоте, если мужик хочет, но не может, то он импотент, а если может, но не хочет — сволочь. Ну я не желаю прослыть ни тем, ни другим. Тем более, что сейчас я свободен.

Допив кофе, я поднялся и подошел к Маринке. Она все поняла, поднялась навстречу, одновременно сбросив халатик, благо для этого нужно было только дернуть за кончик пояска. Надо отдать Михайловой должное, в свои тридцать с хвостиком лет она сохранила прекрасную фигуру. Да и в искусстве физической любви явно преуспела. Советские женщины, которых я успел узнать, в массе своей страстны, но очень умелы. Маринка сочетала в себе и то и другое. Получив свое, мгновенно превратилась из ласковой тигрицы в снежную королеву.

— Иди в душ, — сказала она. — Через пятнадцать минут приедет папа. Вообще-то я должна была привезти тебя к себе минут за пять до его появления, но решила творчески переосмыслить его просьбу.

Хмыкнув, я поднялся, подобрал разбросанную по ковру одежду и отправился в ванную. Хитрая бестия эта Маринка, все рассчитала. Однако она умеет снять напряжение. Голова моя прояснилась, а в теле появилась легкость, которая возникает, когда сбрасывается излишек тестостерона. Вымывшись и высушив волосы феном, я оделся и вышел из ванной, готовый к встрече с полковником КГБ. Тот себя ждать не заставил. Хозяйка только-только сама успела принять душ, когда в дверь раздался звонок. Она пошла открывать. Я остался ждать в гостиной.

— Ну здравствуй, Данилов! — сказал Михайлов, появляясь в комнате.

Он протянул мне руку, я пожал ее. Полковник уселся напротив, с усмешкой осмотрел столик, где все еще стоял кофейник с остатками кофе.

— Доча, принеси-ка нам чего-нибудь нормального. И закусить! — распорядился он.

— Могу только легкую закуску, — отозвалась та.

— Слыхал? — осведомился Евксентий Григорьевич. — Это у себя в управлении я начальник, а среди своих… А! — махнул он рукой.

Он ждал от меня сочувствия, но я молчал. Его дружелюбие ничего не значило. Он вполне может быть добродушным увальнем у себя дома или в гостях у дочери, что одно и тоже, и при этом оставаться волчарой, готовым в любой момент перехватить горло доверчивому барашку. Да только я-то не барашек. Маринка принесла поднос, на котором стояли тарелки с колбасными кружочками, ломтиками сыра и бутербродами с черной и красной икрой. Вынула из встроенного бара бутылку вермута и два хрустальных бокала. Из чего мне стало ясно, что она в разговоре участвовать не будет. Полковник наполнил наши с ним бокалы, поднял свой.

— За встречу! — провозгласил он.

Мы чокнулись. Я отхлебнул и подцепил бутер с черной икрой.

— Что молчишь, Данилов? — спросил Евксентий Григорьевич. — Небось, запугал тебя майор баснями о том, что злой начальник решил избавиться от своего лучшего секретного сотрудника, который умудрился переворошить все местное преступное болото?

— Запугать не запугал, а задуматься заставил, — ответил я.

— О чем же, если не секрет?

— О том, в какую игру меня втягивают.

— И что надумал?

— То же, что и раньше. Я делаю только то, что считаю правильным.

— Понимаю, — кивнул он, — потому и решил с тобой сегодня встретиться.

— Я готов выслушать.

— Сейчас в гнезде расхитителей начнется брожение, — продолжал полковник. — Самые крупные из них ориентируются на тебя, и это хорошо, но есть разная мелочь. Она опасна тем, что хочет стать крупной рыбой и от нее можно ждать всякие подлости. Может, и не стоило бы тебе говорить об этом. В конце концов, с этой мелочевкой мы можем и сами справиться, если бы не одно обстоятельство. Этой хищной рыбешкой явно управляет кто-то, кто в курсе всей операции. Иными словами, человек, имеющий доступ к совершенно секретной информации.

— Короче — один из вас? — уточнил я.

— Не хотелось бы утверждать столь категорично, но… ты прав, сынок.

— И что? — спросил я. — Всемогущий КГБ не может выявить крота в своих рядах?..

— Работа идет, но круг подозреваемых слишком широк. Пока всех отработаем, враг может нанести непоправимый урон.

— Зачем вы мне все это рассказываете?

— Затем, что у меня есть собственный кандидат и затем, что ты единственный, кого он может подпустить к себе достаточно близко.

— Достаточно для чего?

— Для того, чтобы получить решающие доказательства его преступления.

— Тогда, может, сообщите — кто он или хотя бы обрисуете круг подозреваемых?

— А у тебя много знакомых из КГБ?

— Много, — проговорил я. — Особенно — в Москве.

— Москву не трогай.

— Тогда — трое, — сказал я, хотя на самом деле — четверо, но о Третьяковском я, само собой, говорить не стану. — Включая вас, товарищ полковник.

— Верно, — признал Михайлов, — но меня проверят и без твоего участия. Кроме того, ко мне ты близко не подойдешь… Если только, — он покосился на дверь, — не окажешься моим зятем.

— У меня другие планы.

— Знаю, — сказал Евксентий Григорьевич. — На инструктора райкома ВЛКСМ нацелился. Что ж, правильно, девочка она перспективная. Не то, что моя…

Он только рукой махнул.

— Выходит, если вас исключить из списка подозреваемых, то остаются двое, — вернул я разговор в прежнее русло.

— Да. Вот к ним и присмотрись.

— А вы в курсе, что они решили меня спрятать на конспиративной квартире?

— Разумеется. Эту идею я им и подкинул. Не напрямую, конечно.

— Вы считаете, что мне стоит поиграть в эту игру?

— Конечно! — воскликнул Михайлов. — Ведь ты сможешь держать их под присмотром практически круглые сутки!

— С Курбатовым мы и раньше виделись пять дней в неделю. Зудова по его приказу вообще стала моей телохранительницей. Куда уж ближе!

— Все правильно. К этому я и подводил ситуацию.

— Пока что ничего странного я не заметил.

— Кроме того, что майор обещал тебе прикрытие во время последней встречи с Ильей Ильичом, а потом сказал, что все это мои происки.

— Ну вот видите. Вы же все и так знаете!

— Пока только то, что Курбатов ведет свою игру, — сказал полковник. — А мне нужны доказательства, чтобы понять — просто ли копает под меня майор, надеясь спихнуть в отставку и занять мое место, или все-таки у него иные планы?

— Какие иные планы?

— Надеюсь, ты мне и поможешь выяснить это.

— Он предупредил меня, что сегодня вы пожелаете встретиться со мною, — сказал я. — Что мне ответить ему, когда он спросит, по поводу чего мы общались?

— Скажи, что мы обсуждали твое новое положение в операции, — ответил Евксентий Григорьевич. — Я благословил тебя на теневое княжение в городе. Это, кстати, правда.

— Не насторожит ли его это?

— Насторожит. И он начнет делать глупости. Чего я и добиваюсь.

— И еще он решит, что теперь я работаю против него.

— Не исключено, — согласился начальник УКГБ Литейска, — но я верю, что ты справишься, как справился с «королевой клопов», как справился с тремя особо опасными преступниками, умудрившись при этом если и не замарать рук, то уж точно не оставив следов, как справился с Сумароковым и его бойцами. А еще раньше, ты спас мою единственную дочь, чего я не забуду до конца своих дней. Так что давай, герой, действуй во благо социалистического Отечества!.. Кстати, Курбатов доложил мне, что ты желаешь, чтобы твой класс по-прежнему оставался твоим, какой бы смысл ты ни вкладывал в это. Так вот — он твой и без всяких предварительных условий.