Прогноз мой, по поводу Кеши, оправдался уже наутро. Когда мы со старшим лейтенантом Зудовой вышли из квартиры, чтобы совершить пробежку, с третьего этажа спустился Иннокентий Васильевич. Он был свеж, как огурчик, и сиял, как начищенный тульский самовар. Неужто это его так актриса осчастливила? Я думал телохранительница не позволит Стропилину ко мне приблизиться, но она и пальцем не шевельнула, чтобы ему помешать. Интересное кино!
— Привет, Данилов! — воскликнул тот, протягивая мне руку. — Надо бы переговорить.
Я кивнул, но руку не пожал. Кешу это нисколько не смутило. Он продолжал улыбаться. Я пропустил Фросю вперед. Она спустилась на несколько ступеней и перегородила выход на улицу. Что это? Вежливость телохранителя, который не вмешивается в деловые разговоры охраняемого лица или старлей Зудова в сговоре с этим сморчком, Стропилиным? Последнее мне показалось маловероятным, но на всякий случай и такой вариант надо иметь в виду. Дабы не терять контроля над ситуацией, я остался на площадке перед своей квартирой. Чуть что, Кеша полетит у меня кубарем и вышибет перегородившую выход гэбэшницу, как пробку из бутылки.
— Ну, говори! — велел я.
— Зря ты вчера ушел, — осклабился Стропилин. — Мы там с Миней и девочками такое устроили!.. Да они нас досуха высосали!
— Ты по делу говори! — осадил его я.
— А-а, ну если по делу… Я только хотел спросить, ты подумал над моим предложением?..
— Подумал.
— Ну и к каким выводам пришел?
— Сгодишься, — ответил я. — Только не мельтеши у меня перед глазами. Сделай вот что — составь подробный отчет, кто из этой компании, чем занимается, чем дышит, кто за ними стоит. Накидай схемы производимых хищ… э-э… операций. Структуру связей. Желательно — суммы доходов. Только учти — все проверю. Вздумаешь хитрить — уволю.
— Я тебя понял, — воодушевленно закивал Кеша. — Предоставлю в кратчайшее время.
— Все. Работай. И не отсвечивай и меня попусту не пали.
Телохранительница разблокировала проход, убедившись, что переговоры окончены. Мы вышли с нею из подъезда, а следом выскочил Иннокентий.
После пробежки мы с Фросей вернулись, чтобы позавтракать, а потом покатили в «Литейщик». Здесь меня ждал сюрприз. Обычно председателя спортобщества по субботам на работе не бывает. А тут, едва я появился в административном корпусе, как мне навстречу выскочила Ниночка. Вид она имела растерянный и бледный. Я сразу понял, что произошло нечто чрезвычайное.
— Александр Сергеевич! — выпалила она, хотя давно уже называла меня по имени и на «ты». — Владилен Панкратович просит вас пройти к нему в кабинет!
— Что за спешка?
— Не знаю, — пожала плечами секретарша, — прикатил с утра пораньше, а с ним — Егоров, тренер по классике. Заперлись в кабинете, только лимон попросили, а потом председатель мне велел встретить вас и проводить к ним.
— Да не волнуйся ты так, — сказал я. — Все в порядке. Просто у нас городская спартакиада на носу. Мероприятие ответственное и важное.
— Ох, а я уже испугалась… Думала, случилось что-то…
Мы поднялись на этаж, где находился кабинет товарища Дольского. Я вошел и увидел двух спортивных деятелей, которые сидели за бутылкой коньяка. Оба поднялись мне навстречу, только что не поклонились. Лица при этом у них были недобрые. Ну меня не проймешь. Я уселся за стол. Вошла Ниночка, принесла чай. Видать — в расчете на меня. Эти бывшие спортсмены понимали, что мне еще занятия вести. Так что мне секретарша налила чаю, а Дольский и Егоров в очередной раз наполнили рюмашки.
— Извини, Александр Сергеевич, — пробурчал Панкратыч. — Отвлекли тебя, но мы не сильно тебя задержим.
— Ничего, я вас слушаю.
— Ты вчера хорошо говорил, — продолжал Дольский. — И вообще, молодец. Правильно взялся за дело… Нельзя нам без твердой руки. Ссориться начнем, делить барыши и в итоге — подадим себя органам на блюдечке с голубой каемочкой. Однако вот мы о чем хотим с тобой поговорить… Ты же понимаешь, мы с Георгиевичем не миллионеры, как Коленкин или, скажем, Заболотный… То, что тебе положено отдать, мы отдадим, но шефство нам не под силу…
— Почему — не под силу? — удивился я. — Шефство шефству рознь… Никто вас не неволит финансировать, допустим, детско-юношескую спортшколу, но вот, к примеру, предоставить в мое распоряжение загородную спортбазу на весенне-летний период для спортивных сборов, где-нибудь в красивом месте, чтобы речка была да лес, а также — автобус, думаю, вы можете.
— Всю спортбазу? — уточнил Пакратыч.
— Не обязательно. Мне нужно мест тридцать. Для моих пацанов.
— Ну-у, думаю, это вполне в наших силах, — повеселев, проговорил председатель, переглянувшись с папашей Симочки.
Тот кивнул и от себя добавил:
— Ты, Саша, извини, что по имени, я тебе в отцы гожусь… Если будет наезжать кто, на тебя, твоих близких, только скажи… У меня есть на этот случай бойцы, они разберутся.
— Благодарю.
— Ну мы рады! — подытожил хозяин кабинета. — Не смеем больше задерживать, Александр Сергеевич!
Допив чай, я поднялся.
— Я провожу Сашу! — сказал Егоров, поднимаясь следом.
Мы вышли с ним в приемную, а затем — в коридор. Прошли с десяток шагов.
— За дочку хочу сказать спасибо, сынок, — проговорил тренер по классической борьбе.— Вот только недавно узнал, что это ты Симочку мою вырвал из лап сукиного сына, Киреева… Жду не дождусь, когда этого подонка на нары отправят, а там я его достану… Я все думал, чем тебя отблагодарить… Деньгами тебя не удивишь, а вот эту вещь я тебе подарю.
И он достал из кармана какую-то позеленевшую загогулину, сантиметров тридцать в длину и с виду довольно тяжелую. С одного конца у нее было причудливо изогнутое колечко, а с другого — крючок. Иными словами, с виду невзрачная музейная хрень.
— Это что такое, Терентий Георгиевич?
— Наша семейная легенда гласит, что это, дескать, и есть Медный Ключ, — ответил он.
А ведь точно — это же ключ. Здоровенный какой! И позеленевший от патины. Я решил блеснуть осведомленностью.
— Говорят, что с его помощью можно отыскать любые сокровища, — сказал я.
— Говорят, — кивнул Егоров. — Я, конечно, в это не верю, но вещь старинная… Спрашивал наших спецов на металлургическом, они исследовали металл, говорят, отливка старая, чуть ли не семнадцатый век… А может и еще старше… Так что, как ни крути — антиквариат.
— Не жалко такую вещь? — спросил я, принимая подарок.
— За то, что дочка целой осталась — ничего не жалко.
Я пожал ему крепкую борцовскую руку, сунул ключ в сумку с формой и пошел переодеваться перед занятиями. Мне стало жаль этого мужика. Мало того, что дочка у него редкостная стерва, так он еще и связался на старости лет с этими шаромыжниками. Впрочем, я быстро забыл о старом тренере и его дочурке. Начались занятия. Пацанята элиты работали вяло. Не выйдет из них каратистов. Даже для показательных выступлений мне из этой оравы мне и троих не наскрести. Одна надежда на девчонок.
Переодеваясь после занятий и душа, я увидел в сумке подарок Терентий Георгиевича, вынул, повертел в руках. Попросить что ли химичку, пусть подберет какие-нибудь реактивы, чтобы патину снять? Как она вообще сейчас? В учительской мы, конечно, пересекаемся, но с глазу на глаз давно не общались. С виду не похоже, чтобы Екатерина Семеновна сильно переживает из-за того, что муженька упекли. Она же мечтала от него избавиться! Хотя кто их, женщин, поймет.
Сегодня на мужа жалуется, по другим мужикам бегает, а завтра передачки благоверному, на нарах отдыхающему, таскает. А с другой стороны, чтобы русские мужики делали без великой жертвенности своих жен, матерей, дочерей и сестер?
Кстати, о жертвенности. Надо заехать к своим и уже решить, переберутся они на время ко мне или потерпят до апреля? А еще мне надо потолковать с брательником. Не шла у меня из головы та пантомима, которую разыгрывали пацаны в тот вечер, когда решилась судьба Ильи Ильича.
У меня сложилось впечатление, что если и есть у них главарь, так это мой Володька. Хотя с виду не скажешь. С этими «экспериментальными» шкетами вся педагогическая теория о неформальных лидерах летит к черту. Обычно в классе верховодят либо самые сильные и наглые, либо те, у кого родаки побогаче. Последние одевают своих отпрысков во все импортное и отпрыски таскают в школу жвачку, мелочевку какую-нибудь, которой подкупают разных там подхалимов.
