— Урод блин, — заворчал Сеня.

Рома, впрочем, так точно не думал — он был одет в новенький спортивный костюм, с повязанной вокруг выделяющейся талии за рукава олимпийкой. Мы спрятались в десятке метров от него, в кустах, но даже отсюда я отчетливо слышал запах его одеколона. Рожа у Ромы была довольная.

Ну, посмотрим, какой она станет очень скоро. Я даже руки потер от предвкушения.

Первая дама сердца не заставила себя долго ждать. Тишину нарушил мягкий голос:

— Ромочка…

На опушку вышла Тамара, одетая в сарафан в цветочек. Ветер озорливо играл с ее волосами и кокетливо приподнимал сарафан, обнажая стройные ножки выше колена. На лице Ромы, когда он обернулся, мелькнули первые нотки тревоги. По его плану, который уже приказал долго жить, первой на свидание должна была прийти Аллочка.

— Э… эм… — тренер замялся, глядя то на одуванчик в своих руках, то на Тамару. — Тома. Привет.

— Ты что, не рад меня видеть? — Тома нахмурилась.

— Рад, конечно, я же… просто… пойдем, может, пройдемся? — Роман попытался выйти из ситуации.

— Зачем же, тут так красиво, ты ведь для меня готовил это? — Тома растаяла, увидев накрытую поляну за спиной горе-жениха.

Стол и вправду был на загляденье. Графин с компотом, два стакана, блюдце с яблоками и еще одно — с овсяным печеньем.

— Ладно, — решился Роман. — Это тебе.

Он сунул одуванчик Томе, та приняла его с таким счастливым блеском в глазах, как будто ей подарили сто одну розу. Даже попыталась одуванчик понюхать. Рома оглянулся, набрал полную грудь воздуха.

— Тебе надо подуть на одуванчик и, пока его пушинки будут кружиться, загадать желание, — выдал он. — Любое…

Рома запнулся, брови его поползли вверх. Что не учел он, так это того, что все девочки, за исключением педантичной Томы, опаздывают. Тома охотно закивала, вытянула одуванчик перед собой, и, распахнув глаза, будто и вправду в сказку попала, дунула на него. Правда, в последний момент заметила выпученные глаза своего ухажёра, смекнула, что лепестки полетят на Рому, и развернулась.

— Хочу тебя своим… — одновременно произнесла она.

Тома тоже запнулась. Потому что пушинки, сорвавшись с одуванчика, полетели в лицо выросшей за ее спиной поварихи.

— Р-ома, — проблеяла растерянно она. — Что такое?

— Я…

Тренер стыдливо втянул голову в плечи. Сказать ему было явно нечего. Все бы ничего, и из ситуации можно было бы выйти, но на опушке появилась Алла.

— Так, девочки, вы не поняли. Я сейчас вам всё объясню!

Рома расставил руки, будто боясь, что все три его несостоявшиеся любовницы бросятся на него одновременно. Тома не слушала, хороши ли будут объяснения, и навернула тренеру по лицу остатками одуванчика.

— Козел!

Мамка Сени тоже тушеваться не стала. Взяла со столика графин с компотом и лихо вылила его на голову Роме.

— Оф-ф… — тренер такого явно не ожидал.

Одна только Алла ничего не предприняла. Ее глаза наполнились слезами, губы задрожали, и она, развернувшись, быстро зашагала прочь.

Настало время Роману выбирать, кто ему милее — и кого останавливать. Иначе, как говорится, за тремя зайцами погонишься и ни одного не поймаешь. Я, честно сказать, думал, что Рома бросится догонять Аллу. Но тот, поколебавшись лишь мгновение, побежал за Тамарой.

— Тома, подожди, ну куда ты…

Если это был очередной хитрый план Ромы, то вряд ли бы у него что-то получилось. Тома останавливаться не собиралась, и, когда Рома ее догнал и попытался обнять, резко вырвалась из его объятий. Сеня же, видя, что его маме плохо, бросился ее догонять.

Ну а я решил догнать Аллу. Та, в отличии от своих соперниц, бежать никуда не стала. Отошла с опушки, нашла поваленное бревно и села на него, спрятав лицо в ладони. Я подкрался к ней со спины, по пути сорвав несколько одуванчиков (три уже были сорваны).

— А я ведь верила ему, он ведь просил еще один шанс… — причитала Алла, делясь неизвестно с кем.

Я дал ей время прийти в себя. Сам взглянул на ворота нашего лагеря, до которых с опушки было рукой подать. Потом опустился перед ней на корточки и, коснувшись букетиком из одуванчиков ее плеча, шепнул на ухо.

— Он не стоит твоих слез.

Она вздрогнула и как-то слишком быстро развернулась. Настолько быстро, что я не убрал голову. Мои губы застыли в сантиметрах от ее губ. Я видел ее растекшуюся тушь, смазанную помаду. Я мог отодвинуться, но вместо этого подался вперед и нежно коснулся ее губ своими губами. Это длилось лишь мгновение, поначалу она не сопротивлялась, а потом, будто спохватившись, резко отстранилась. Стыдливо опустила голову на грудь.

— Просто поверь, — шепнул я, не отводя глаз.

Ее глаза были широко открыты, Алла напоминала перепуганного олененка.

— Я…

Увы, то, что она хотела сказать, осталось тайной. Послышался продолжительный гудок клаксона. Я повернулся и увидел, что к воротам лагеря подъехал автобус. Новенький ЛАЗ-695М красно-белой раскраски. Ворота были закрыты, поэтому попасть на территорию автобус не мог. Снова посигналив и не получив ответа, водитель ЛАЗа вылез из автобуса и принялся ходить около ворот.

— Кто это, интересно? — Алла шмыгнула носом, поднимаясь с бревна.

Кажется, она спешила, что называется, сменить тему разговора — хоть на что-нибудь. Потому что теперь смотрела на автобус буквально не отрываясь. Я тоже, конечно, посмотрел.

— Какой то… — я вгляделся в надпись на бочине автобуса, сделанную белой краской поверх красной. — … «Вымпел».

— Точно, Савелий Иннокентьевич предупреждал, что они приедут, — вспомнила Алла. — А чего же им не открывают ворота?

— Не вовремя он, — резонно заметил я.

А про себя подумал, что открывать, собственно, некому. Тренера по боксу и борьбе, как люди в возрасте, были сами не прочь поспать в тихий час, да еще и в такую жару. А остальные или торчали на полянке, или были заняты выяснением отношений с Романом Альбертовичем. Поэтому, если кто и знал о визите, то благополучно забыл.

— Пойдемте, пустим, что ли, раз вы их ждали, — предложил я.

Алла кивнула, стерла пальчиком смазанную тушь, без всякого зеркала угадывая, где потекло, и шмыгнула своим курносым носиком.

— Ты прав, Михаил, надо встретить гостей. Нельзя забывать о деле…

Мы двинулись к воротам. Про себя я обратил внимание, что после нашей последней встречи Алла обращалась ко мне исключительно по полному имени. Мелочь, а все-таки приятно.

— Очень доброго дня! — поприветствовала водителя Алла.

— И вам доброго, открывать-то ворота собираетесь? — улыбнулся тот.

Алла окинула взглядом ворота, ища запор, но я опередил ее и открыл ворота сам. Те тяжело распахнулись, и автобус заехал на территорию лагеря. Я увидел в окнах автобуса недовольные рожи ребят, навскидку — наших ровесников.

— Так, что тут происходит! — услышали мы. Не знаю, была ли у Томы чуйка на такие дела, или ее магнитом тянуло, но старшая пионервожатая оказалась тут как тут.

Причем уже переодетая из легкомысленного платьица в спортивный костюм. Хотя глаза ее выдавали, были красными и немного опухли от слез.

Двери ЛАЗа открылись, и наружу вышел мужчина средних лет.

— Пионерский лагерь «Вымпел», по приглашению Савелия Иннокентьевича, прибыл! — отрапортовал он. — А где он сам, почему гостей не встречает? Непорядочек.

Тома замялась, не зная, что ответить.

— Я за ним сейчас схожу, — я поднял руку, переключая на себя внимание.

— Сходи, — закивала Тома, так и не понявшая, о каком приглашении идет речь.

Я отправился к директору и через пару минут уже стучал в дверь его комнаты, но Савелий не спешил открывать.

— Савелий Иннокентьевич, — я постучал настойчивее, прислушался и услышал с той стороны храп директора.

Что-то подсказывало, что Савелий отнюдь не прилег отдохнуть во время тихого часа. Готов биться о заклад, что сегодня он еще в принципе не просыпался.

Я оглядел дверь, присмотрелся к щёлке между полотном и притолокой и обнаружил, что она закрыта с той стороны на крючок. Сбегал на улицу, нашел тонкую длинную ветку, сунул в щель и крючок аккуратно поддел, приподнимая. Дверь, скрипя, открылась, а меня с порога обдало запахом перегара, тушенки и сигаретного дыма. Директор спал прямо в кресле — и явно не от больших трудов его так сморило. На нем были брюки, рубашка без рукава расстегнута, галстук не снят.