— Ну и где искать? — уточнил я у Сени.

Тот молча прошел к столу библиотекарши, завернул за него и достал стремянку.

— Подержи чтобы я не грохнулся, — попросил он.

Я-то подержу, нет проблем, только куда это он лезть собрался? Толстяк тем временем поставил лестницу возле шкафа, на котором стояли не книги, а деревянные коробки, перевязанные бечевкой.

— Держишь?

— Лезь давай. Только сверху на меня не грохнись.

— С фига ли я буду грохаться? — почти даже с презрением переспросил Сеня.

Растёт человек.

— А руки кто закачал?

Сеня вытер о майку вспотевшие от волнения ладони, взялся за стремянку и полез вверх. Я прихватил лестницу покрепче, одновременно подсвечивая Сене путь фонариком. Сеня уверенно взял ящик, развязал веревку и, сунув в него руку, достал книгу.

— Вот она, родимая!

Он, оторвав обе руки от стремянки, раскрыл энциклопедию.

— Дай-ка мне, я посмотрю, есть ли там плезиозавр, — зашипел я на него. — И ты двумя руками держись, а то грохнешься.

— Не грохнусь, — раздраженно буркнул Сеня.

Нагнулся, протягивая мне книгу. Я изловчился и свободной рукой открыл энциклопедию. Та действительна была про динозавров, хотя иллюстрации тут были, конечно, не такие шикарные. Найдя оглавление, я открыл раздел с морскими тварями — и увидел там изображение плезиозавра собственной персоной. То, что надо — есть. Дело техники — вырезать страницу из книги, для этой цели как раз подходили ножницы на столе библиотекарши.

— Ми-и-иш! — послышался дрожащий голос Сени, он даже заикаться начал. — Тут па-па-паук! А-а! Я их боюсь!

Какой еще паук? Я хотел сказать — так и прогони его, но не успел. Толстяк испугался настолько, что сначала выронил из рук тяжелый деревянный ящик, а потом, вмиг потеряв точку опоры, стал заваливаться со стремянки на один из стеллажей. Стеллаж смягчил падение, но сам с треском развалился под немаленьким весом пацана. Книги разлетелись в стороны, поднялся грохот. Сеня лежал на полу в позе морской звезды и хлопал глазами.

— Ты хоть цел?

— Да…

И в этот момент раздался стук в дверь — как мы и договаривались с пацанами, ровно три раза.

Меня зацепило лестницей, поэтому фонарик выбило из руки. Стекло фонаря разбилось, он потух и закатился под один из стеллажей.

— Сеня, ходу, — бросил я.

Сеня с трудом поднялся, завалив еще один стеллаж и подняв ещё больше грохоту. Благо не сломал, но книги разбросало по полу. Собирать их обратно не было времени. Раз пацаны дали сигнал, значит, в библиотеку кто-то пришел, и нас возьмут с поличным. Но прежде следовало хоть как-то замести следы.

Я схватил лестницу и отволок на место. Надо было обставить все так, будто ящик упал сам по себе. Закончив с лестницей, я резким движением, без всяких хирургических операций с перочинным ножиком, вырвал лист из энциклопедии.

— К окну, — скомандовал я.

Подбежав к окну, я облизал пересохшие губы. Мне ничего не стоило проскочить через форточку. А вот Сене его комплекция доставляла неудобства. И прав был Муравей, в форточке толстяк застрянет, как Винни-Пух в кроличьей норе. Пришлось терять время и открывать окно, сдирая наклеенные ещё с зимы полоски бумаги. Те упали на пол, пополнив список улик, и, пока Сеня перелезал через окно, я пособирал полоски бумаги и сунул в карман. Следов от нашего проникновения не должно было остаться ни в каком виде.

— Чего ты застрял? — раздраженно бросил я, видя, что Сеня никак не может вылезти.

— Это всё упражнения… У меня после тренировки ноги каменные.

Ладно.

Пришлось подталкивать толстяка. Тот было завозмущался, но я лишь сильнее пихнул и протолкнул его через оконную раму. Получилось — туша Сени мешком выпала с другой стороны. У меня мышцы тоже ныли, но мотыльком выпорхнуть из окна не составило труда.

— Расходимся, — велел я, оглядываясь.

Сеня молча закивал и побежал на прямых ногах в одну сторону, я же рванул в другую. Если одного из нас поймают, второй уйдет незамеченным. И Шмеля, и Муравья давно как ветром сдуло.

Я бросился вдоль стены, огибая здание. Поймал себя на мысли, что рано пацаны подняли шухер, все смахивало на ложную тревогу. По крайней мере, я возле библиотеки не видел ни одной живой души. С другой стороны, не стали бы пацаны просто так стучать. Ведь так?

Я добежал до угла, мельком глянул на здание медчасти, а вернув взгляд, резко затормозил, едва не врезавшись в… Романа с бутылкой шампанского в руках.

— О-па, Шахматист! — удивился он встрече, одновременно пряча бутылку за спину. — Стоять, бояться!

Ага, упасть, отжаться. Тяжело дыша, я смерил Рому взглядом. Нет, в библиотеку он точно не шел. И пацаны не из-за него подняли тревогу.

— Доброй ночи, Роман Альбертович, — как ни в чем не бывало произнес я.

— Режим нарушаем, шлендраем после отбоя? — с напускной сердитостью забубнил он. — И что с тобой делать? За ухо, может, и к Савелию Иннокентьевичу отвести? Так он спит… отбой у людей. В общем, сегодня никуда тебя поведу, но завтра на линейке подниму тему. Так что готовься.

— Я заметил, что вы, наверное, с вечера к линейке готовитесь, — я широко улыбнулся и как бы невзначай бросил взгляд на бутылку шампанского.

Рома-то ее спрятал за спину, но вот горлышко торчало.

— Ты думаешь я по ночам пью?, — начал отнекиваться тренер. — И вообще это не твое дело, чем я после отбоя занимаюсь.

— Да, конечно, вы же не мой тренер, Роман Альбертович, — я невинно захлопал глазами, как самый настоящий подросток, которого застали за плохим делом. — Я теперь к легкоатлетам отношения не имею. И сделаю вид, что вас не видел. С бутылкой шампанского… Но надеюсь, что вы тоже не видели меня.

Рома аж закашлялся, бутылку с шампанским прятать перестал. Огляделся, удостоверяясь, что нашего полуночного разговора никто не подслушивает. И, поморщившись, махнул рукой.

— Ладно, не видел я тебя, шуруй в палату только.

— Доброй ночи, Роман… Альбертович!

Я предложение принял, мы разошлись, как два корабля. Я все же не удержался и решил проследить, куда Рома тащит шампанское. Ведь не зря же он так быстро согласился на мои условия перемирия. И, к моему удивлению, прошел он отнюдь не к медчасти, где до сих пор горел свет, а значит, Алла была все еще там. К Тамарке? Или взаправду с мамкой толстяка он теперь крутит шуры-муры? Ладно, дядька он взрослый, пусть сам со своими любовными треугольниками разбирается, даже если они у него во множественном числе.

Я вернулся в корпус и проник в палату так же, как и выходил — через окно. Шмель и Муравей давно были на месте и делали вид, что спят. Как, кстати, и было уговорено в плане. Правда, сам план пошел через… наперекосяк.

— Чи-чи…

Я подал условный сигнал. Простыни, которыми накрывались пацаны, тут же слетели, и оба через секунду уже стояли на ногах.

— Идемте в коридор, — зашептал я. — Клей и книгу только возьмите.

Остальные пацаны давно спали, и поднимать никого не хотелось. Лучше уж мы тесной, но маленькой компанией всё до конца доведём..

Мы вышли в коридор, подошли к кладовке, где лежали рюкзаки пионеров, и я строго посмотрел сначала на Шмеля, а затем на Муравья.

— Вы че шухер на ровном месте подняли?

Пацаны переглянулись.

— Грохот услышали… — выдавил Шмель.

— Так не было никого? — строго спросил я.

— Не было…

Я вздохнул. Ясно, ну, что и требовалось доказать. С такими в разведку не пойдешь, подельнички, блин. Развивать тему я не стал, достал из кармана скрученный в трубочку лист, немного помявшийся после приключений. Вручил его Шмелю.

— Не благодарите.

Шмель было захлопал в ладоши на радостях, но получил увесистый тычок от Муравья.

— Не шуми, дурак, что ли?

Муравей достал энциклопедию, открыл. Шмель поставил на пол флакончик с клеем и аккуратно развернул лист. Но вклеивать почему-то не спешил. Рассматривал рисунок, как в картинной галерее.