— Говори, — поторопил меня Нариманидзе, хотя я его разрешения и не спрашивал.

Видно, решил, что разговор назревает очень уж недетский. Что ж, может, такие тонкости и не каждого интересуют.

— Неужели кроме меня тренер отпускает ещё Леву и Колю? Нехорошо как-то для него получается, — произнёс, наконец, я.

Гиви докурил, потушил сигарету и вернулся за стол. Задумался крепко над ответом, пока думал, конверт забрал и сунул за пазуху.

— Тут видишь ли, какое дело, — все же решил объясниться он. — У тренера твоего нет разрешения на работу с ребятами старшей возрастной группы, в которой вы все очень скоро откажетесь. И если вы у него останетесь… то даже на районные созревания никто из вас уже не поедет. Ты разве не знал?

Я покачал головой. Может, поэтому Григорий Семенович и не стал спорить, когда я попросился к нему, хотя для него это были только лишние хлопоты? Знал, что всё это очень уж временно. Нариманидзе снова пошел на перекур — его эта тема тоже задела, видно.

— Я знаю одно, что у нашего тренера очень неплохая методика работы. Вот хоть на меня посмотрите, всего несколько дней, как боксом занимаюсь, а уже на равных с вашими ребятами боксирую.

— Так-то оно так, — не стал спорить Гиви, скривил губы и выдал целое философское утверждение: — Только наша Федерация и самолично ее глава такой подход не оценили. Бокс, Миша, это, во многом, запреты, бюрократия — и очень мало в нем, собственно, самого бокса.

Было видно, что, говоря эти слова, Нариманидзе будто копается в незажившей ране. Эх, знал бы Гиви Амиранович, сколько будет запретов всего через пару десятилетий и в какую петрушку превратят бокс все эти федерации! Кстати, главу федерации теперешнего я когда-то в будущем хорошо знал и, было время, даже получал из его рук различные грамоты.

— Не думал, что товарищ Попович против инноваций, — задумчиво протянул я.

Больно уж легко соскочила с языка фамилия главы федерации бокса СССР, как нечто само собой разумеющееся, так что Нариманидзе посмотрел на меня, не скрывая удивления. Не мог Гиви никак понять, откуда мальчишка, никогда боксом не занимавшийся, вдруг знает фамилию главы федерации.

— Ну… — наконец, произнёс тренер, явно чувствовавший необходимость что-то ответить. — Не знаю, конечно, откуда товарищам чиновникам это известно, если они не смотрели, но, вроде как, подобные, хм… тренировки показывают в буржуазных гнилых фильмах про Брюса Ли!

Я промолчал. Вопрос, кстати, Гиви поставил правильный. Если такого рода фильмы были запрещены, откуда же тогда о них узнали в федерации? Вывод напрашивался — не в фильмах дело, а просто-напросто наш тренер рожей не вышел или занял чье-то место. Обычно, когда так происходит, основание для начала проблем может быть какое угодно, даже неправильно завязанные шнурки. Гиви эту мысль косвенно подтвердил.

— Григорий ведь должен был пацанов в сборную готовить, к Олимпиаде московской…

— К Олимпиаде? — я удивился, потому что помнил, что ребят, того же Сабирова, кстати, вел Артем Саныч Лавров.

Но Гиви заверил, что в задачи моего тренера входило искать талантливую молодежь и рекомендовать ребят тренерскому штабу сборной. Может, и не на слуху такой человек, а задача у него очень важная.

— В общем, методики не все оценили, хотя ребята начали давать результаты. Посмотри на Кольку, не боксер, а загляденье, — хмыкнул Нариманидзе. — Ну, сегодня пропускал, ну и что, школа-то видна. Да и ты сам, как он твой потенциал разглядел… уметь, в общем, надо. Ну а мое дело — маленькое, ребят в «Динамо» привести, чтобы они себя уже на соревнованиях показывали.

Я задумчиво покивал, а Нариманидзе с хлопком ладони по конверту поднялся, давая понять, что разговор закончен.

— Ну так что, Михаил, яснее стало? Письмо отправляем?

— Отправляем, конечно, — подтвердил я.

— Вот и хорошо, с пацанами приедете в Москву, вас встретят, ну а дальше все зависит от вас самих, — резюмировал Нариманидзе.

Через час мы уже ехали обратно в лагерь. В автобусе, конечно, разместились кучно, и я видел, что тренер всю дорогу был мрачнее тучи и молчал.

Стабильность — залог успеха. Вот и в нашем лагере все было стабильно. Тренировки, активности и ненавистный всем дневной сон. Пацаны тотчас облепили нашу тройку и принялись расспрашивать о поездке. Пришлось рассказывать. Все слушали с открытыми ртами, только Шпала был смурной, и только когда ему сказали, что его тоже рекомендуют к просмотру в столице, хоть на спарринг он и не отобрался, сразу расцвел.

Минутное помутнение Левы, когда он стал меня поддерживать в спарринге, как рукой сняло. Он как и Коля предпочитали делать вид, что меня рядом нет. И когда речь зашла о моем выступлении, ничего рассказывать не стали.

— Вот он пусть и рассказывает, — буркнул Лев.

— Отбился — и хорошо, — я только пожал плечами, когда на меня устремились любопытные взгляды ребят.

Весь вечер тема нашего выезда еще мусолилась, но я предпочитал ни о чём не распространяться. Утром следующего дня, за час до подъема, я вышел на пробежку. Около медчасти у меня развязались шнурки и я присел на крыльцо, чтобы их перевязать. И случайно услышал такое, что захотелось убежать ещё быстрее и дальше. За медчастью, подальше от посторонних глаз, Рома стоял на коленях перед Аллой и крепко держал ту за руку.

— Прошу, не бросай меня! — распалялся он. — Скажи, что нужно, чтобы ты осталась? Хочешь, я Луну достану? Хочешь, на голове буду ходить.

— Нет, Рома, — Алла была категорична. — Я тебя раскусила! Ты всего-навсего хочешь через меня подобраться к моему папе.

— Что ты такое говоришь? — Рома театрально закатил глаза. — Аллочка, ты же самая…

— Я знаю, что ты мечтаешь вернуться обратно в спортивное общество, — Алла выдернула ладонь из рук настойчивого ухажера.

— Я мечтаю только о тебе, моя королева! Не выдумывай, ничего из того, что ты говоришь, у меня даже и в мыслях не было!

Рома снова ухватился за ладонь Аллы и принялся покрывать ее поцелуями.

— Учти, ты занимаешься теми же самыми делами, из-за которых тебя исключили из спортивного общества. Это называется аморальное поведение! И в «Динамо» тебе не место! Но…

— Дай мне шанс, — перебил Аллу Роман. — Умоляю…

Женщины, как известно, любят, ушами. Вот и Алла, видимо, Роме и его трагическому придыханию снова поверила, по крайней мере, решила дать ему очередной шанс.

— Посмотрим, — куда мягче сказала на это она. — Я не буду ничего говорить папе о твоем поведении, хотя он меня спрашивал!

— Спасибо, моя козочка, я всё тебе докажу!

Алла приподнялась на цыпочки, чмокнула выпрямившегося Рому в щеку и пошла к медчасти. У Ромы аж глаза засияли. Я не стал задерживаться, да и, в принципе, все эти интрижки меня касались едва ли. Бежал и думал, решили помириться ребята — совет им да любовь, как говорится. Может, и вправду Ромка все осознал и наконец определился с той, которая ему нужна? А вот о том, что тренера по легкоатлетке выперли из спортивного общества за аморальное поведение, я даже не знал. Это ж как надо было хорохориться, чтобы тебя попросили на выход. Учитывая, что Роман, судя по регалиям, крайне талантливый атлет, какими не разбрасываются и многое таким прощают. Но судьба Ромы меня особо не интересовала, а вот информация о связи Аллы с «Динамо» обнадежила. Если отец Аллы работает там не на последних местах, есть шанс, что он однажды, и, может, совсем скоро, засунет в «Динамо» свою дочь.

Интересно выходило. Положа руку на сердце, я был бы не прочь повидаться с Аллой и после лагеря.

Пробежка получилась на загляденье. Я поймал себя на мысли, что постепенно начинаю получать удовольствие от тренировочного процесса. Молодое тело охотно откликалось на нагрузки, впитывало их как губка, ну и результаты тоже шли в гору. Я ел с большим аппетитом, наращивая массу, и рос вверх. И что самое главное, с каждой тренировкой в зале чувствовал себя все более и более уверенно, и функциональная пропасть, которая была между мной и остальными боксерами, теперь стремительно сокращалась. Обычно спортсменам было тяжело тренироваться самостоятельно, но мне пока что удавалось внедрить весь свой тренерский опыт в собственную подготовку.