— Не сегодня.

— Я уже понял. Поехали? — протягивая мне шлем.

У соседнего дома музыка так и не началась. Я обернулась, Артур и Диана мило перешептывались у самых ворот.

— Хочу немного отвлечься. Отвези меня куда-нибудь.

— А как же, — указывая на руку, — твое состояние?

— Все будет хорошо, — заверила я.

— Какие будут пожелания, принцесса? — его голос был в точности как в первую нашу поездку.

— Как насчет рая?

Митя улыбнулся и кивнул. Я со своим крошечным рюкзаком и шлемом сзади, одной рукой обняла Митю, положила голову на его спину и закрыла глаза…

Я открыла глаза от того, что Митя поправлял на мне капюшон его кофты, плотнее закрывая от утреннего ветра. Мой нос уткнулся в его грудь. Мне было так спокойно, холодно, но все же я могла наслаждаться тишиной и не бояться, что мама увидит мои синяки или остриженные волосы; Митя дарил мне успокоение тем, что был рядом, не задавал вопросов, протянув братское плечо, на которое я смогла опереться и набраться сил и энергии, чтобы пойти дальше.

Я всю ночь лежала на левом боку, держа правую руку на весу; иногда проваливалась в сон, чувствуя тяжелое и теплое дыхание Мити. Мы спали на берегу моря в тени деревьев. Серые тучи плавно гуляли по небу, не выпуская лучи солнца обогреть холодную осеннюю землю.

— Замерзла? — еле слышно, над моим ухом произнес Митя.

— Немного, — моя голова лежала на его правой руке; не шевелилась, забирая тепло его тела, — нас, наверное, родители потеряли.

— Вчера я написал маме сообщение, что мы приедем утром.

— Хорошо, — облегченно выдохнула, закрывая глаза, — нужно ехать.

— Успеем… еще немного, побудем тут, — у Мити зуб на зуб не попадал. Ночь выдалась холодной, с моря ветер обжигал ледяными и сильными потоками сигнализируя о приближающейся зиме.

Я сделала попытку подняться. Тело затекло и казалось, что с большей силой ныло и болело. Одарила суровым взглядом пасмурное небо. Глубокая осень и ни намека на снег, почему-то я подумала, что сейчас снег был нужен мне, как рождественское чудо. Митя притянул меня ближе.

— Еще чуть-чуть…Побудем еще немного, пожалуйста.

— Нас потеряет твоя мама, а за ней и мои родители, — противилась я.

— Все будет хорошо, — заверил Митя, терпеливо поглаживая мои волосы, помогая успокоиться, повторяя на ухо: «все будет хорошо».

Когда мы приехали то расположились на берегу, жгли костер, смотрели томно вдаль, каждый думал о чем-то своем. В тот вечер Митя был молчалив, даже слишком. Я переживала за него, возможно сейчас он думал обо мне и о том, что я сижу перед ним в синяках, совершенно не готовая поделиться своими переживаниями. Поэтому мы продолжали молчать, слушая ритмичное потрескивание наспех собранного хвороста и звук бьющихся о берег волн.

Что я могла ему сказать?

Что сама же напросилась на расправу от двух выскочек считающих, что весь мир — это их сцена, где они играют главные роли, а остальные массовка, непись в игре… Сама виновата!

Долго придется объяснять, углубляясь в детали и предположения о том, что происходит на самом деле в головах Лилианы и Дианы. Вчера они выпустили пар. Успокоились, а сейчас отстанут. Откинут меня, как сломанную Барби за ненадобностью и продолжат играть свои роли королевы фрик-шоу.

Все всё забудут…

После пробуждения мы провели на пляже еще несколько часов. Когда наши животы протяжно заурчали мы решили отправиться домой. Медленно. Заехали в супермаркет за кофе и сэндвичами, а потом на заправку и объездными дорогами на медленной скорости отправились домой, где мама Мити сходила с ума от неизвестности и причитала со словами: «где же эти дети?». Мы не спешили возвращаться.

На мне так и осталась кофта Мити, в которой я тонула, успешно скрывая бинт на руке.

Митя припарковал мотоцикл у старенького двухкомнатного домика с низкими потолками на окраине соседнего городишки с населением в несколько тысяч человек. Это все, что у них было. Но это всё было пропитано заботой, любовью и пониманием. Мне нравилось проводить время в доме Мити. Возможно, я даже своим присутствием стесняла их, но тетя Лена тактично отмахивалась и при каждой встрече обнимала, целовала и одобрительно кивала. Я была частью их жизни; я шла бок о бок с Митей — взрослея. И тетя Лена не хотела забирать у нас это, считая это самым ценным в жизни.

— Ну, где вы были? Я вся извелась уже, — мама Мити щебетала на кухне, звеня половником, призывая к ужину. Она бросила укоризненный взгляд на шлемы в наших руках, я потупила взгляд и ничего не говорила, прячась за спиной друга, — ты катаешь ее на этой фаршевозке?

Тетя Лена не одобряла новое увеличение сына — мотоцикл, считая, что это безрассудно, гонять на высокой скорости; да и просто иметь транспорт для одного сезона из четырех, бонусом это трата огромных денег для школьника; на увлечение которого он теперь сам подрабатывал.

— Ма! Я соблюдаю правила, — Митя посуровел, сделал шаг вперед и закрыл меня от пристального взора тети Лены. Его голос прозвучал довольно грубо для восемнадцати лет, низкий бас, приправленный холодным тоном. Никогда не видела его таким. — Пока Данька со мной, она в безопасности.

— Очень на это надеюсь, — еще раз бросила взгляд на шлемы, мама Мити, — идите ужинать.

— Мы сейчас вернемся, — Митя не дождался ответной реплики от тети Лены, взял меня под руку и повел вслед за собой. Тетя Лена сопроводила нас строгим и любопытным взглядом.

Митя завел меня в свою узкую маленькую комнату, закрыл дверь. Усадил на кровать. Медленно развязал повязку на моей руке. Из ящика достал тюбик мази.

— Я сохраню твой секрет, — спокойно произнес, собирая брови у переносицы, проводя пальцами по запястью с целебной мазью, холодной и тягучей — я скорчилась, чувствуя, как травмированная рука заныла, с виду все становилось только хуже; запястье опухло, пальцы превратились в сосиски-переростки, но до сарделек еще не дотягивали, с другой стороны это только первый день и ушиб только набирает обороты, — но это совсем не значит, что я одобряю твои действия. Ты должна показаться врачу, — уговаривал меня Митя. — Ты должна рассказать о том, что с тобой случилось родителям…и мне.

Я предательски держала глаза опущенными, показывая свою озабоченность посиневшей рукой, будто и не слыша, что говорит Митя.

— Матвей! — позвала из кухни тетя Лена. Никто никогда его так не называл. Для всех он был Митей! Для меня Матей. Только для меня.

Видимо тетя Лена собиралась начать с ним серьезный разговор, раз позвала его полным именем. Очень вовремя. Избавляя меня от ненужных объяснений, я облегченно выдохнула и отдернула руку, позволяя ему отвлечься от меня и обратить внимание на то, что его зовут.

Я слышала, как за дверью тетя Лена суровым сквозь зубы шёпотом что-то говорила Мите. Пару раз в ответ он громко фыркнул. На что та в свою очередь наседала с какими-то претензиями, возможно. Слов было не разобрать.

Митя вернулся в комнату, плотнее закрывая дверь.

— Тебя ругали?

— Ма уходит на работу и сказала, чтобы в девять спать, максимум в десять.

— Точно? — со скепсисом уточнила я, не веря в слова Мити.

— Думает, что мне до сих пор восемь лет. «Спокойной ночи малыши» и спать! И никаких возражений в наше время не принимается, но мы и не станем спорить, правда?

— Мы остались без ужастиков в час ночи? — огорченно уточнила я.

Это была наша традиция, выбрать самый страшный фильм и смотреть его ночью, кричать, визжать и пугаться.

Митя снова будто напоказ фыркнул. Достал из рюкзака вино, что я забрала вчера с торжества у своих одноклассников, и с обворожительной улыбкой произнес:

— Даже лучше!

Мама Мити всю жизнь работала в ночные смены (так платили больше), она была врачом и иногда подрабатывала на скорой или в неотложке. С таким графиком и работой контролировать нас было тяжело, тем более, когда дети растут не по дням, а по часам. И хитрить мы научились с ранних лет.