— А кто это?

— Товарищ капитан, тот, что умер у нас в кабинете… — уточнил с ходу удивленный Трофименко.

— Отставить разговоры! На выход! — скомандовал главный и проконтролировал, чтобы на всех сотрудников отдела уголовного розыска были надеты наручники.

— Я требую адвоката! — спокойно вымолвил Денисов и вышел под конвоем первым.

Январь — март, 1994 год, Минск

В СИЗО в комнате для допроса Денисов, сидя на основательно прибитом к половой доске стуле, некоторое время изучал лицо государственного адвоката, что полагался каждому задержанному по закону (собственным защитником обзавестись до сей поры не было нужды), пытаясь понять, кому же было выгодно абсурдное обвинение в тот самый момент, когда нить расследования громкого преступления вышла на новый уровень. Рыжеволосый адвокат был нарочито равнодушен, молод, одет в безупречный костюм, от него приятно пахло дорогим одеколоном, и только легкое поглаживание позолоченной запонки на белоснежной рубашке могло выдавать в нем некое стеснение от общения с маститым капитаном милиции.

— Евгений Бегун, Минская городская коллегия адвокатов к вашим услугам!

— И я рад тебя видеть, дорогой! О чем пойдет речь?

Денисов поднес зажженную спичку к сигарете, медленно затянулся и закашлялся, подмигнув высокому малому в веснушках, затем вынул сигарету изо рта и неуклюже зажал ее между большим и указательным пальцами, с любопытством ожидая от преуспевающего адвоката разговора по существу.

— На момент проведения вскрытия, спустя шестнадцать-восемнадцать часов после смерти, учитывая, что спирт распадается в организме на воду и углекислый газ, химическая экспертиза показала, что у гражданина Шутько в крови было обнаружено две с половиной промилле алкоголя. Даже через такой промежуток времени.

Молодой человек осторожно вытащил из папки под названием «Дело» заготовленную бумажку, прочитал, не отрываясь, потом аккуратно сложил ее и засунул обратно.

— Сколь угодно причин могло быть названо. Ведь почему-то у него была зафиксирована температура сорок один и четыре!

— В одной из экспертиз пишут, что задержанный страдал атеросклерозом в начальной стадии.

— Естественно, если все время пить, он же нигде не работал. — Денисов, выпустив из ноздрей великолепную струю дыма, хитро улыбнулся. — Подобных случаев немало и в ИВС, и в вытрезвителе. Всегда считается, что это большое ЧП. Но убивать его никто бы не стал! Зачем? Аналогичный случай был: человека задержали за попытку угона машины, в нетрезвом состоянии доставили в медвытрезвитель, после этого — в ГУВД, чтобы по фактам допросить… Он уходит домой и через трое суток снимает побои. И потом на основании того, что он родственникам рассказал, якобы его избили в милиции, заключения экспертизы о том, что легкое повреждение повлекло кратковременное расстройство здоровья (там синячок на плече был), а также из показаний лиц, которые вообще там не присутствовали, сотрудников осудили. Но в нашем случае вскрытие ничего не показало, следователем прокуратуры было принято решение об отказе в возбуждении уголовного дела.

— Игорь Михайлович, после этого образцы тканей Шутько были направлены на гистологическую экспертизу и исследования показали, что этот гражданин скончался от рефлекторной остановки сердца в результате травмы солнечного сплетения. Именно эта травма была нанесена одним или несколькими ударами.

— И в заключении криминалистов, детально проведших анализ травмы солнечного сплетения, сказано, чем или кем именно нанесена эта травма?

— Это невозможно сказать точно, как и невозможно определить на сто процентов причину смерти.

— А может, это был тепловой удар? Я правильно понимаю: до сих пор не установлено, кем именно был нанесен удар?

— Ограничились только тем, что травма наступила в кабинете. То есть сначала были надеты наручники, а потом наступила травма солнечного сплетения.

— На моем месте мог оказаться любой сотрудник ГУВД, в данный момент мог зайти и начальник. А так весь отдел теперь под стражей. Вопрос: если экспертиза показала, что сделан был один удар, кто-нибудь из моих сотрудников признал вину?

— Нет, они говорят, что не избивали.

— Зачем арестовывать троих, когда нанесен один удар? Голубчик, вот что я тебе скажу: ни одна экспертиза в точности не назовет, что именно тот единственный нанесенный кем-то удар, диаметром с карандаш, оказался роковым, повлекшим смерть задержанного! Презумпция невиновности должна все-таки быть! — сказал капитан тихо, повернулся и уставился перед собой мутным взглядом, вытянув одну руку вперед для равновесия. В этой необъятной тишине на уличном столбе у окна с решетками проснулся вдруг громкоговоритель с песней про белого лебедя, что так одиноко обосновался на пруду.

Несколько дней назад, сразу после задержания, Денисова доставили в камеру следственного изолятора, где, к всеобщему удивлению, он встретился с тем, кого не однажды задерживал за воровство.

— Михалыч? Ты ли? Неужели? Я ошеломлен тем, что представилось моим глазам! — Авторитетный вор по кличке Беня в полном изумлении отбросил потрепанные игральные карты, встал со шконки, смачно сплюнул и громогласно проговорил: — Разрешите представить: начальник уголовного розыска капитан Денисов Игорь Михайлович собственной персоной! А я-то думаю, к чему сегодня проснулся от какого-то необыкновенного нежного чувства!

В большой задымленной камере было сумрачно, поскольку в зимнее время темнеет рано, часики на столе показывали почти шесть. Одна единственная лампочка Ильича крепилась так высоко, что едва освещала изумленных сидельцев, желающих скоротать время за картишками, дружно сгруппировавшись вокруг Бени. С наслаждением ощущая морозную свежесть, закутавшись в тонкое одеяло, давний знакомец распахнул руки так широко, что казенное имущество сползло на пол, и с радостью обнял Денисова.

Все то, что совершилось после этой неожиданной встречи, не поддавалось привычной логике вещей, ибо все остальные обитатели камеры, сидя в легком оцепенении, не издали ни звука, лишь пристально смотрели на только что прибывшего новичка, не понимая, почему вдруг, вопреки всему, Беня забыл про недоигранную партию и пригласил враждебного капитана милиции за стол.

— Михалыч! Садись, чаю попьем, плюнь ты на все и не переживай!

— Беня, что с тобой, родной, ты случаем рамсы не попутал — перед ментом выеживаться? — наконец пришел в себя сорокалетний татуированный замухрышка по кличке Тапок, попавшийся на воровстве меди и прочих цветных металлов, из-за чего остановились некоторые местные мини-заводы в Орше.

— Ша, Тапок, отвянь! Это честный мент! Он работал, ты воровал — каждый занимался своим делом. Вот и все. Мне не стыдно с ним встречаться, и никто не может сказать, что он у кого-то что-то взял и не выполнил того, что обещал. Так что свои попытки что-то предъявить…

— Я понял, ты впрягся за него. Бывает. Извини, брат. А может быть, этот мент — подсадная утка?

— Для чего им утка, Тапок? Под тебя подкладывать? Для чего? Выведать, что у нас местная «мафия» занимается скупкой меди у населения по четверть бакса за килограмм, чтобы потом перепродать ее в Минске? Я тебя умоляю, это они и так знают. Или о том, что твой оршанский смотритель купил себе иномарку, старый «форд», но он был намного круче, чем новая «Волга», потому что был иномаркой?

— Откуда знаешь? — вскипел Тапок, покинувший на длительное хранение все свое состояние местному смотрящему, и от услышанного его губы стали сухими, но голос остался ясным.

— Сорока на хвосте принесла.

— Об этом никто не знал… — с волнением прошептал Тапок.

— Это ты не знал, что потом эту иномарку спустя пару месяцев «пришлось» отдать оршанским браткам.

— Вот же сволочь! — с отчаяньем завопил замухрышка и отступил назад.

— Моральные принципы должны быть, — вступил в разговор Денисов, — всякое же может случиться, если сотрудник оказывается в таких условиях… рядом с теми, кто нарушал закон. Меня отстранили от работы вместе с моими подчиненными. Для чего? Чтобы кто-то взял вину на себя, при этом сломать психологически, найти среди нас слабое звено, того, кто признался бы в том, чего не совершал.