— Сынок, я, знаешь, что вспомнила? У меня же фотографии есть. Я тебе сейчас и Светку, и Ирку покажу. И Матильда у меня маленькая где-то была тоже. Сейчас-сейчас.

Баб Маня опять засуетилась около шкафа, открывая все дверцы в поисках альбома с фотографиями. Максим в это время ел самое вкусное в его жизни печенье и пил сладкий горячий чай.

— Да где ж они у меня? А вот, нашла! — взяв в руки толстенную книгу, сказала старушка. — Я все фотографии храню, люблю пересматривать, особенно зимой, когда на огороде работы нет. Скучно жить одной, вот мы с соседками и ходим друг к другу, альбомы разглядываем. Сейчас-то молодые все фотографии в телефоне держат. И мне внуки телефон купили, да я фотографировать так и не научилась. Только звонить умею, — виновато улыбнулась старушка. — И глаза, и руки уже не те, сложно мне разобраться.

Она надела очки и открыла перед своим гостем альбом. Максим познакомился с историей деревни и почти всеми ее жителями начиная с пятидесятых годов. Большинства уже не было на этом свете, но благодаря стараниям баб Мани память о них сохранилась, эти реальные люди будут оставаться такими же реальными еще долгие годы, если внуки старушки сберегут фотографии и будут хотя бы изредка пересматривать их.

Баб Маня показала Максиму фотографию Светы Борисовец. Это была точная копия Матильды, только со смешными, сверх меры начесанными и перепаленными дешевой краской волосами. Красивая девушка с некрасивой и недолгой судьбой.

— А вот это, — старушка достала следующее фото, — Светка и Ирка вместе. Светке тут лет четырнадцать, а Ирке уж годков двадцать пять. Ирка старшенькая была.

Максим обратил внимание на вторую девушку. Пресная, слегка нескладная, в общем, ничего особенного, но вот ее черты… Кого она ему напоминает? А еще и этот жуткий макияж. Да уж. Марина, амбассадор женской красоты, с ее исключительным вкусом при виде такой прически и боевого раскраса (по-другому тут и не скажешь) умерла бы со смеху.

— Так, погоди, сынок, — поднялась старушка, — у меня еще кое-что есть. Я ж хочу показать тебе семью-то Иркину всю. Щелкнул их сосед наш на память как раз перед тем, как они уехали, прям возле самого дома.

Она опять полезла в шкаф, но на этот раз быстро вернулась, держа в руках небольшую коробку из-под обуви, до краев набитую фотоснимками. Поставив добро на стол, баб Маня в два счета определила из массы других то самое фото, а после передала его Максиму со словами:

— Вот они, все вместе. Уж столько лет прошло, а день тот как вчера помню.

Он взял снимок в руки и взглянул на застывших на нем людей: счастливая семья в ожидании лучшей жизни. Только Максим ухмылялся не из радости за них. Просто теперь он наконец-то понял, кого ему напоминала Ира.

После чая с печеньем Максим еще немного задержался в доме старушки. Он показал ей, как пользоваться камерой на телефоне, и та самостоятельно и без единой подсказки сделала первое фото, чтобы начать вести еще один альбом, но уже в цифровом варианте.

— Ой, спасибо тебе, сынок! Меня-то внук учил-учил, но я так и не запомнила, а сейчас вот умею. Буду теперь огород свой фотографировать и дочке отправлять, — радовалась хозяйка.

Она проводила Максима до калитки и указала, каким путем быстрее дойти до автобусной остановки. Согласно расписанию в запасе у него оставалось еще тридцать минут, и Максим убил это время, заделывая с помощью сетки дыру в заборе баб Мани, чтобы соседские коты не забирались к ней на участок и не лежали на цветах. За свою работу он получил завернутые в газету бутерброды с сыром и два яблока. Старушка поцеловала Максима в щеку, и они простились. Теперь журналист ехал по проселочной дороге в сторону города, ему было известно практически все.

Заботливо собранный баб Маней тормозок помог ненадолго утолить усилившийся к вечеру голод: единение с природой не прошло бесследно. Пока Максим дожидался обратного поезда, в поисках еды он обследовал локации вокруг. Проблема маленьких городов — отсутствие привокзальных заведений, где можно полноценно пообедать или хотя бы перекусить. Было почти восемь вечера, а ближайший от вокзала магазин закрывался в шесть. В ларьке около билетных касс ничего, кроме пачки семок и мятной жвачки, тоже не продавалось. В довершение ко всему у Максима окончательно сел телефон.

А вот места в вагоне на этот раз не разочаровали: во-первых, купе оказалось совершенно свободным, во-вторых, там даже открывалось окно. У проводника Максим купил чипсы, пару батончиков «Сникерс», литр минеральной воды и до кучи пачку вафель «Черноморские». Не забыл он взять в аренду и портативное зарядное устройство, чтобы оживить не так давно умерший смартфон. Качество ужина его заботило мало: хотелось поскорее желудок набить. И пока солнце не село, Максим уничтожал сладости, периодически проверяя процент заряда и качество сети, которая предательски отказывалась ловиться. Так, в ожидании нормального сигнала после убойного количества сахара, поглощенного в один присест, он незаметно для себя уснул.

Вскоре связь, хоть и временно, стала доступна, и телефон мгновенно оповестил Максима о десятке уведомлений и звонков, пропущенных за время отключения. Ругань в рабочем чате он по привычке даже не открывал (как всегда, ничего важного или интересного), пару раз звонила Марина, ни одного сообщения от Алины (что все это значит? она его избегает, и это уже ненормально), и самое неожиданное: три пропущенных вызова и одно сообщение от Кристины. В этот момент Максима охватило волнение, уже ничего не имело значения. Даже малейшее упоминание о ней заставляло его нервничать, эта женщина определенно получила над ним неограниченную власть. Максим открыл диалог и прочитал: «Максим, привет. Это Кристина. Прости, что беспокою так поздно. Возможно, это только мое воображение, но я думаю, что за мной кто-то следит. Мужчина. Я его не знаю. Сначала столкнулась с ним утром на парковке, после заметила его, когда ужинала с подругой в кафе, а теперь очень похожий на него человек стоит у моего подъезда. Я схожу с ума или это все реально? Мне очень страшно. Пожалуйста, ответь, когда сможешь. Мне больше некому позвонить».

А убийца, похоже, действительно медлить не собирается. К счастью, Максим теперь ко всему готов. Вот только сеть все еще жила своей собственной жизнью. Лишь с третьей попытки дозвониться до Кристины все-таки удалось.

— Алло? Макс? Макс, мне очень страшно. Он все еще стоит у подъезда и… Что?

— Я спрашиваю, как он выглядит?

— Странный какой-то, высокий, в черной байке с капюшоном. Вроде носит очки.

— Понятно. Слуш…

— Макс, алло? Ты меня слышишь? Я даже милицию вызвать не могу, потому что не знаю, что им сказать. Может, я зря панику поднимаю? Вдруг это просто знакомый кого-то из соседей. А если это убийца? Я… Макс, скажи, что мне делать, иначе я просто свихнусь.

— Слушай внимательно. Даже если это и он, сегодня к тебе сунуться точно не посмеет. Но на всякий случай проверь входную дверь, чтобы была закрыта, и дома сиди. Я скоро приеду. Да, и телефон рядом держи. Какой у тебя адрес?

Через минуту связь снова оборвалась, а дурацкий локомотив ехал, как назло, все медленнее и медленнее. Максим поклялся себе, что это его последняя поездка местной железной дорогой.

Алина в это время находилась в своей постели в последней стадии депрессии. Смена закончилась катастрофически плохо, потому что от недосыпа и стресса она нечаянно уронила целый поднос с заказами для трех столов. Администратор влепил ей штраф и отправил домой: чем меньше времени Алина проведет сегодня на работе, тем больше посетителей уйдут сытыми и довольными. Откровенно худший день.

Весь вечер она просидела на полу в зале, ожидая, когда Максим вернется домой. Как же он был ей нужен. Только в критические моменты понимаешь, кто является действительно близким человеком для тебя. У Алины было много подруг, которым она могла излить свою душу, но они ее не поймут. Точнее поймут, но это будет чисто женское сочувствие, слезливые утешения, чушь про то, что все ошибаются, что Саша изменится, что его нужно простить. Алине же требовался учитель, с которым можно проживать свою боль. Она буквально кожей ощущала, что только Максим способен вывезти ее страдания, простить ее слабость, как произошло и в тот раз в коридоре. Она даже сходила в супермаркет и купила четыре точно такие же банки пива. Но без Максима Алина к ним не прикоснется и не будет ни с кем говорить. Скоро он появится, поставит ей мозги на место, и гештальт будет закрыт. Однако Максим домой так и не пришел.