Максим начал свои поиски с улицы Дружной, ведь именно ее сегодня ночью в разговоре упомянул Роман. Так уж вышло, что улиц в этой деревне было всего две — Дружная и Народная. Уже хорошая новость. Максим решил пройтись вдоль домов и за пару минут достиг края поселка. А что дальше? Глупо было ожидать, что по пути он наткнется на указатель: «Вот прям тут жила Светлана Борисовец». Пришлось повернуть назад. Солнце больно обжигало голову, а единственный в округе магазин, в котором Максим надеялся купить спасительный литр холодной воды, закрыли на ремонт. Да и в целом поездка сюда начала казаться ему совершенно дурацкой затеей, но ровно до того момента, пока он не встретил тащившую на велосипеде ведра женщину. Она-то и подсказала, к кому Максиму стоит обратиться. Баб Маня, местный сторожил, — вот кто будет помнить о живших здесь много лет назад людях все. Четко следуя данным ему указаниям, Максим пересек улицу и прошел еще приблизительно метров тридцать по левой стороне, пока не заметил ту самую бабушку, что полола за палисадником в тени собственного дома. Как безошибочно подсказывала практика, если бы таких бабушек группами размещали в каждом районе каждого города, преступления раскрывались бы гораздо чаще и быстрее. Сделав ставку на опыт и годы и в этот раз, Максим прислонился к забору и произнес:
— Здравствуйте. Извините, пожалуйста, что отвлекаю. Меня зовут Максим. Я журналист, ищу родственников Матильды Егоровой. Может быть, вы знаете, кто это?
— Что, сынок?
Бабушка оказалась глуховатой. Она бросила работу и подошла ближе. Максим повторил свою речь.
— Егорова-то. А это не Сергеева ли дочка будет?
— Да, дочь Сергея Егорова, — Максим очень надеялся, что они имеют в виду одного и того же человека. Но раз уж разговор завязался, прекращать его не имело никакого смысла. — Матильда Егорова на прошлой неделе умерла.
— Ой-е-ей! Что ты говоришь, сынок! Как же жалко. Я ж девочку эту помню. Совсем маленькой была, когда ее Сергей отсюда забирал. Бабка и дед-то померли. Родни никакой почти и не осталось.
— Может, вы согласитесь ответить на пару вопросов об этой семье?
— Конечно, сынок, все расскажу. Ой, а что это мы с тобой тут стоим? Идем-ка в дом, я тебе чаю налью, видно же, что ты с дороги, а так жарко сегодня, очень жарко. Ну, пойдем.
Максим и не думал отказываться от чая. Ему открыли калитку, и он вошел. В городе редкий человек пустит к себе незнакомца, а тем более предложит хотя бы стакан воды. В деревне абсолютно другие правила: тут чужих не боятся, тут ими интересуются. По пути ко входной двери Максим как бы между делом обронил:
— Бабушка, вы бы только кого попало к себе часто не приглашали. Мало ли что. Сейчас это небезопасно, глазом не моргнут — ограбят.
— А у меня воровать и нечего. Да и чужих у нас тут не бывает. Все друг друга знают. Два раза в неделю машина с продуктами приезжает, да и тех продавщиц мы уже давно на лицо выучили. Ты первый за долгое время сюда наведался издалека. И одет солидно. Я еще из ума не выжила, чтобы всяких прохиндеев чаем поить. А ты, сразу видно, приличный человек.
Максима позабавило то, что его по внешнему виду отнесли в категорию приличных. Они прошли в дом. Это была очень старая деревянная постройка, но внутри все аккуратно и прибрано. Максим подумал, что у него иногда бывает в тысячу раз хуже, и, если бы не Алина, он бы мыл посуду только при условии, что закончилась последняя чистая кружка. Старики же, несмотря на свой возраст, всегда находят время и силы на уборку. А молодежь обычно на такие вещи просто забивает болт. Удивительно, как по-разному поколения расставляют приоритеты. Заканчивая свои рассуждения, Максим твердо решил, как только вернется, перемыть на радость Алине во всей квартире пол.
— Садись, сынок, — начала суетиться бабушка, — я сейчас накрою на стол.
— Как я могу к вам обращаться?
— Так и обращайся — баб Маня я. А ты Максимка, правильно я все расслышала?
Максимкой Максима называла только мама. Это окончательно растопило его сердце, и он почувствовал себя расслабленно, хорошо и спокойно, будто приехал навестить родного человека, которого не видел очень давно.
— Да, все правильно.
— Ты с сахаром чай будешь, сынок?
— Да, пожалуйста, две чайные ложки.
На столе появился заварник, две чашки, сахарница и тарелка печенья. Чайный сервиз был, очевидно, старинным и доставался только для дорогих гостей. Максим огляделся по сторонам, и ностальгия завладела его существом. Он вспомнил дом своей бабушки: такой же цветастый ковер на стене, кружевные накидки на подушках, возвышающихся на идеально заправленной кровати, вязаная салфетка с бахромой свисает с телевизора. Эти воспоминания не посещали его долгие годы, и вот теперь Максим словно открыл дверь, ведущую в прошлое. Он почувствовал, что неосознанно по всему этому скучает. Но предаваться тоске было некогда. Пришлось силой вернуть свое внимание и возобновить разговор.
— Баб Маня, вы можете рассказать мне о семье Светланы Борисовец, матери Матильды Егоровой?
— Да, сынок, я Свету помню очень хорошо. Ой, а ложки-то я забыла! Сейчас-сейчас, — она заторопилась на кухню, — ты кушай печенье, сынок, я сама пекла утром, свеженькое.
Максим попробовал одну штучку, это было бесподобно. Даже с его неплохим кулинарным талантом самостоятельно повторить такую вкуснятину он вряд ли способен. И во французской пекарне в центре такое, к сожалению, тоже не купить.
— Очень вкусно, спасибо, — Максим взял еще одну печеньку.
Старушка вернулась с двумя чайными ложками и села за стол.
— Не стесняйся, кушай, сынок. Я всегда его сама делаю в своей печке. Магазинное никогда не покупаю: одна химия там и сплошной сахар. Так, о чем я говорила? Ах да, про Светку. Ой, и проблемным она ребенком была. Столько забот матери с отцом доставила. Они ее родили, когда обоим уж за сорок было. Баловали, ни денег, ни внимания не жалели. А она училась плохо, путалась со всякими подозрительными шайками. По хозяйству совсем не помогала. Только и знала, что в город каждые выходные ездить на автобусе. Так один раз поехала, а через четыре месяца уже с животом ходила. Позор был на всю деревню для семьи: девка-то совсем молоденькая, только-только шестнадцать исполнилось. Забеременела она от Сережки. Мы-то его хорошо знали, тут его бабка жила, да померла уж давно, потому он здесь редко появлялся. Родила девочку, Матильду, и опять поехала гулять, про дочку и не думала совсем. Сережка, надо сказать, иногда все ж таки приезжал с малышкой повидаться. А так дите на бабке с дедом было. Ой, — вздохнула старушка, — жили они так, жили, и беда пришла, откуда не ждали: Светка на иглу подсела — не откачали ее. Дочурке-то тогда было годика три-четыре. Мы всей деревней плакали, — баб Маня прослезилась, — горе-горе, без матери ж теперь будет расти. А через год и деда с бабкой не стало. Много они плохого пережили, но Светку свою очень любили, не смогли справиться с потерей единственной дочки. Это самое страшное для родителя — пережить своего ребенка. Матильду после их похорон Сережка забрал, и больше ни его, ни девчушку ту я не видела. А теперь, говоришь, и Матильда умерла. Тоже совсем молодая. Ой, что ж это такое за проклятье на их семью?!
— Скажите, а у Светы были здесь еще родственники?
— Так жила тут вот через шесть домов сестра ее двоюродная, Ирка.
— Почему жила? Она умерла?
— Нет, сынок, нет. Молодежь-то в город стремится, чтоб удобства все были, магазины, развлечения всякие. Это только старики в деревнях остаются. Так и Ирка решила. Она с семьей дом свой продала и в город укатила, седьмой год скоро пойдет, как они уехали. Или уж семь прошло?
— А вы не знаете, где она теперь живет?
— Ой нет, сынок, этого тебе я не скажу. Не оставили нам ни телефона, ни адреса.
— Очень жаль. Я надеялся выяснить хоть какую-то информацию о родственниках Матильды со стороны матери. А теперь ни малейшего понятия не имею, где их искать, — с разочарование заключил Максим.
