— Здесь у нас медовый месяц, — говорю я.
Он тихонько смеется рядом со мной и толкает меня своим коленом. Я подталкиваю его в ответ.
— Как чудесно, — говорит она. — Это самое красивое место, не так ли?
— Да, это точно так.
Она надвигает на голову солнцезащитные очки и смотрит между нами.
— А вы откуда?
— Из Чикаго, — сразу же отвечаю я. — Я просто обожаю Город ветров. Не могу насмотреться на небоскребы и эти чудесные бризы.
Рядом со мной вздыхает Филипп, и мне приходится прикусить язык, чтобы не рассмеяться. Я не знаю, кто я такая, чтобы так шутить. Но мне приятно.
— О, это интересный город, — говорит женщина. — Мы сами из Детройта. Мы все вместе спасаемся от зимы здесь!
— Конечно! — говорю я и прислоняюсь к плечу Филиппа. — Как давно вы с мужем женаты?
— Двадцать лет, в этом году. Именно поэтому мы обновили наши клятвы. А как насчет вас двоих? Где вы связали себя узами брака?
— На вершине небоскреба, — говорит Филипп. Его голос звучит убедительно. Правдоподобно. — Это была небольшая церемония.
Она переводит взгляд на него, ее глаза расширяются.
— Правда? Это так уникально! Это имело какое-то особое значение для вас двоих?
— Вообще-то, именно там мы и познакомились, — говорит он.
Я смотрю на него краем глаза. В его челюсти есть жесткость, которая заставляет меня думать, что он изо всех сил старается не улыбаться.
Я киваю.
— Я была с друзьями, просто любовалась видом. А он выступал на корпоративном мероприятии, которое проходило там.
Филипп замирает рядом со мной.
— О, это правда? Это невероятно! — говорит женщина. — Фрэнк, ты слышал? Они встретились на вершине небоскреба!
Он хмыкает и опускает взгляд на книгу, которую держит в руках. Судя по обложке, это может быть триллер. Родственник жанра настоящих преступлений. Уважение.
— На каких инструментах ты играешь? Или поешь? — спрашивает она Филиппа.
— Я совсем не музыкант, — отвечает он. — Я был жонглером.
Мне приходится прикусить внутреннюю сторону щеки, чтобы не разразиться хохотом.
— Вот это да! Не ожидала, — говорит дама и смеется. — Но как же тогда выглядит жонглер? Они могут быть кем угодно!
— Мы довольно универсальны, — говорит он. — Правда, я занимался этим лишь некоторое время.
— О, милый, — говорю я. — Не надо себя недооценивать. Ты был лучшим в Чикаго.
Он пожимает плечами, изображая скромность.
— Ты необъективна, Иден.
— Я просто твоя самая большая поклонница, — говорю я.
— О, вы оба очаровательны! — радуется женщина. — Вы просто обязаны прийти и присоединиться к играм.
— Звучит заманчиво, — говорю я. — Мы в игре. Правда, Филипп?
Он смотрит на меня так, будто я сошла с ума.
— Отлично. Фрэнк, теперь у нас будет много работы! — говорит она со смехом. — Они выглядят как отличные гонщики в мешках!
— Что ты делаешь, — бормочет мой любимый муж рядом со мной.
— Это игры. — Я хлопаю на него ресницами, как зачарованная новобрачная. — И я знаю, как сильно ты любишь побеждать.
Он дважды моргает, прежде чем ответить.
— Хорошо. Но я не собираюсь лезть ни в какие мешки.
Он садится в мешок.
Не сразу, конечно. Нет, когда мы приходим в сад во внутреннем дворике, где проходят игры, организованные курортом, на лужайке перед тем же улыбающимся служащим отеля разложены различные принадлежности.
Около восьми пар толпятся вокруг, некоторые болтают с другими, но несколько партнеров держатся особняком. Одна из пар, оба одетые в одинаковые синие костюмы, не могут оторваться друг от друга.
— Жонглирование, — шепчу я Филиппу. — С какой стати ты выбрал именно это?
— Это расплата за то, что ты сказала, что тебе нравится ветер в Чикаго. Это было возмутительно.
— Хуже, чем жениться на крыше небоскреба?
— Да, — говорит он. — Такое действительно бывает. Я думаю.
— И ты не думаешь, что женщины могут влюбиться в жонглеров? — спрашиваю я. — Ты бы, наверное, разбивал сердца налево, направо и в центр, если бы схватил пару мячей.
Его глаза расширяются, а в уголках рта появляется улыбка.
— Иден, я…
— Не надо, — говорю я. — Я тоже слышала, как это звучит.
Он ухмыляется.
— Это все, что имеет значение, — говорит он. — Похоже, это ужасный способ провести день.
— Значит ли это, что ты хочешь уйти? — спрашиваю я. — Потому что мы вполне можем. Я имею в виду, я не против. Если только ты знаешь, что это означает, что мы проиграем в ходьбе всем остальным гостям, половина из которых, вероятно, невыносимые молодожены.
— Я тебя ненавижу, — говорит он, но звучит так, будто он вовсе не это имел в виду.
— Спасибо, сладкий пирожок.
Он хмурится.
— Нет.
— Мой счастливый талисман?
— Абсолютно нет.
— Мой медовый орешек, — говорю я, а затем гримасничаю. — Нет.
— Да, — говорит он, в его глазах пляшет веселье. — Это точно. Но почему тема сладостей?
— Потому что они…
— Добро пожаловать! — обращается служащий отеля — и, очевидно, ведущий этого мероприятия. — Готовы начать? Мы подготовили для вас несколько потрясающих мероприятий!
Последующие полчаса могут стать самыми хаотичными в моей жизни. Я соревнуюсь с восемью другими женщинами в благородном виде спорта — гонке с яйцом на ложке, которую я держу во рту. А я наблюдаю, как Филипп, покрутившись вокруг палки, пытается попасть дротиками в наполненные водой воздушные шары.
К тому времени как мы хватаем мешки, он уже забыл о своем обещании. Мы устраиваем эстафету.
Он мчится по лужайке в своем рогожном мешке, не отставая от мужчины в розовой рубашке-поло, который, кажется, полон решимости победить в каждой игре. В моем сознании он стал заклятым врагом Филлипа.
Филипп возвращается к стартовой линии и быстро снимает мешок с ног, а затем протягивает его мне, чтобы я в него залезла.
— Давай, Иден, — призывает он.
Я натягиваю мешок до пояса и прыгаю, но слишком быстро набираю скорость. Три прыжка вперед, и я падаю. Прямо на зеленую траву под голубым карибским небом, и я не могу удержаться от смеха, лежа на спине. Все так глупо. Это, я, мы. Кажется, я не смеялась так сильно уже несколько недель.
В поле зрения появляется лицо Филиппа.
— Иден! — говорит он. — Давай, мы проигрываем.
Это только заставляет меня смеяться еще сильнее. Но я протягиваю руки, и он берет их, притягивая меня к себе.
— Иден, — говорит он. Его кожа раскраснелась от бега.
Я кладу руку ему на щеку.
— Мы мчимся в мешках, — говорю я ему и снова смеюсь.
Под моей ладонью его рот расплывается в неохотной улыбке.
— Это смешно.
— Да. Но будь я проклята, если мы проиграем вон той паре в голубом.
Я мчусь по оставшейся части дистанции и обратно под неистовые возгласы остальных. Рядом со мной другие участники пытаются сделать то же самое, и где-то среди всех голосов я различаю голос Филиппа.
— Давай, печенюшка! — кричит он. — У тебя получится!
Я падаю на финишной прямой. Но Филипп успевает подхватить меня. Вокруг нас другие участники подбадривают своих партнеров. Я изо всех сил стараюсь смеяться, тяжело дыша. Воздух, напоенный жасмином, густой от жары и влажности, а под босыми ногами я чувствую мягкость вытоптанной травы.
— Это, — говорю я, — оказалось гораздо сложнее, чем я думала!
Руки Филиппа обхватывают мои бедра.
— Ты выглядела очень грациозной.
— Врешь.
— Нет, это правда. Как балерина.
Я ударяюсь о его грудь. Моя рука остается там, пальцы загибаются за воротник рубашки.
— Мы хотя бы выиграли?
— Они сейчас подсчитывают баллы, — говорит он, — но мы победили первый и второй раунд.
Я смотрю через его плечо на пару в голубом. Похоже, они полностью отказались от участия в конкурсе. Все еще находясь у финишной черты, они обхватили друг друга руками и прильнули губами к губам в демонстрации, которая должна происходить только за закрытыми дверями.
