Ответ приходит неимоверно быстро, будто парень держал открытыми сообщения и ждал ответа.

В дверь застучали, и я отбрасываю телефон в сторону, смахивая эту глупую улыбку с лица, когда встаю, прежде чем в кабинет заходят.

– Мисс Хьюз… Агнесс, – она мягко улыбается, когда смотрит на меня, – не хотите выпить по чашечке кофе, у меня как раз появилось сладкое дополнение к нему?

Мои глаза вылезли бы на лоб, не видя я этого своими же глазами. Моя неуверенная нервная улыбка веселит вошедшую миссис Фисч, и та добавляет:

– Пойдёмте, мисс Хьюз, нам есть о чём поболтать.

– Д-да, да, конечно, – неуклюже отвечаю я, когда смотрю на бумаги и добавляю: – Мне захватить документы?

– Нет, они сейчас ни к чему. С вас только чашка.

Женщина выходит из кабинета, оставляя меня с открытым ртом ловить усмехающихся надо мной мух. Она сейчас так решила переиграть и уничтожить меня? Или…

Или я не понимаю ничего. Но решаю не заставлять её ждать, чтобы она вдруг не выплеснула этот кофе мне на голову, нежели чем выпить.

Быстро сняв лоферы и обув обратно свои чёрные замшевые туфли, я тороплюсь к выходу, но, вспомнив о бокале, возвращаюсь за ним, хватая сумку со стола и складывая его туда, предварительно вымыв после уже выпитого латте, а потом снова бегу к миссис Фисч.

Она ожидает в общем коридоре, когда я вылетаю из своего кабинета и стараюсь сделать вид, что вовсе не торопилась, будто от этого зависит моя жизнь. Коллега говорит, что хочет провести небольшую экскурсию по холдингу и в конце попить кофе в их кафетерии.

Сейчас женщина разговаривает без едкости и раздражения, по крайней мере явных. Проходя мимо кабинетов на нашем этаже, рассказывает, что здесь работают люди, непосредственно контактирующие уже с самими звёздами. Каждый кабинет отвечает за определённую личность или группу людей, если те заявили о себе изначально как о группе. Также на каждом кабинете висит табличка, а на некоторых их даже несколько, они показывают, какую звезду курируют эти люди, это удобнее как для лидеров холдинга, так и для остальных сотрудников, если возникнут вопросы по определённым людям.

Мы спускаемся по лестнице на следующий этаж, где работают с особенными людьми в плане здоровья. Также миссис Фисч добавляет, что они дают возможность абсолютно всем людям проявить себя, вне зависимости от физических и умственных отклонений. Здесь так же много кабинетов, как на нашем этаже, только двери двойные и без стёкол. Я так понимаю, в плане безопасности самих артистов.

Дальше миссис Фисч предлагает спуститься на лифте на несколько этажей, и когда мы проезжаем мимо них, она поясняет, что это отдел безопасности. Все эти люди работают в одной сфере, но в разных направлениях. Одни обеспечивают безопасность глав компании, то есть владельцев, непосредственно в самом офисе и за его пределами, если это выездное заседание или мероприятие. Другие заботятся об охране уже сформировавшихся и популярных звёзд, остальные же – только начинающих. Также есть защита и самих сотрудников холдинга.

– Но для чего нужна охрана для простых работников? – непонимающе спрашиваю я.

Миссис Фисч немного посмеивается, видимо, от моего ещё зелёного опыта работы в этой сфере, но не ехидничает, когда отвечает:

– Безопасность сотрудников, а особенно верхних этажей, очень важна. Мы проводим отбор среди огромного количества людей, и не всегда весть об отказе воспринимается адекватно. – Она становится более серьёзной и даже разочарованной, когда закатывает один из рукавов своего джемпера, и я ахаю, прикрыв рот руками.

– Это они с вами сделали?..

Вся её рука от запястья до локтя усеяна множеством белых глубоких шрамов. Охватившее меня оцепенение лишь усиливается, когда она отвечает:

– Пару лет назад я вела весенний отбор среди девочек от 7 до 14 лет. Было очень много талантливых детей, но, увы, пропускной порог не все смогли преодолеть, как бы я ни старалась завышать некоторым баллы на прослушивании.

Мы выходим из лифта на четырнадцатом этаже, и она продолжает, неспешно идя мимо кабинетов, на которых указаны странные числа, о чём я хочу спросить её после.

– В тот день я заработалась до позднего вечера, перебирая заявки и отправляя утвердительные письма родителям на почту, чьи дети переходят на следующий этап.

Она поправляет очки, а я слушаю так, что сердце пропускает удар или два, когда вдруг начинает стучать ещё быстрее.

– Выходя из холдинга, я неторопливо шла в сторону остановки, желая пройтись после морально тяжёлого дня, как кто-то толкнул меня в спину, и когда я упала, начал размахивать чем-то похожим на нож.

Миссис Фисч смотрит вперёд, но я чувствую, что она далеко отсюда, что не просто вспоминает, а переживает этот день вновь, прямо сейчас.

– Я не давала отпора, не отбивалась, потому что понимала, кто это. – Вздохнув, делает паузу, будто не хочет вспоминать об этом, и я прекрасно её понимаю. – Один из отклонённых мною номеров, а в следствии и его участник, было выступление с набором карманных миниатюрных ножей. Я не дала девочке выступить, так как переживала за безопасность других участников и её самой.

– Но разве об этом не прописано в кодексе холдинга? О запрещённых вещах? – удивляюсь я.

– Конечно, но мечта сиять на сцене выше, чем какое-то табу.

– Но почему вы не сопротивлялись ей? Она могла сотворить непоправимое.

– Я чувствовала вину за поломанную детскую мечту, что просто дала выплеснуть ей злость.

Слёзы, что застыли в моих глазах с начала рассказа этой печальной истории, внезапно потекли по щекам.

Насколько это ужасно. Ужасно осознавать, что, живя по совести, ты навредишь другим, а по закону – себе.

Я сглатываю и стараюсь вытереть капли, скопившиеся у подбородка, чтобы никто не заметил, но миссис Фисч слышит шмыганье носа и спешит утешить.

– Полно, детка, не стоит, – слегка улыбнувшись, она похлопывает меня по плечу. – Эти шрамы не дают мне забыть, что значит один выбор для одного, а что для другого. Ну, не будем о плохом, давай спустимся ещё ниже и посмотрим на залы проведения конференций, круглых столов, презентаций и прочих официальных заседаний.

Неспешно идя в сторону лифта, я стараюсь не думать о той истории, которую только что поведала миссис Фисч, но эти душевные кошки скоро доскребут до костей.

А хуже всего то, что это не единичный случай в этой фирме, в этом я уверена теперь на сто процентов.

И это ужасно. Ужасно больно, не столько физически, как морально.

Как вечное напоминание о случившемся, которое не смыть водой и не выбросить из головы.

Идя в своих мыслях, не замечаю, что дверь одного из кабинетов впереди быстро распахивается и чуть не ударяет меня в лоб, как вдруг тормозит в нескольких сантиметрах от носа. Из неё высовывается высокая девушка с ярко-рыжими волосами и щебечет:

– Ой, я тебя не зашибла? Прости, очень тороплюсь! – Несколько раз она извиняется и, когда я отвечаю, что всё хорошо, убегает в сторону лифта.

– Ох уж эта торопыга Мирьен, всегда куда-то спешит.

Женщина мотает головой и тепло улыбается.

Скажи мне о такой миссис Фисч ещё утром, я бы покрутила у виска того, кто сморозил эту чушь, но сейчас мне кажется, что другой я её и не видела.

Не видела эту маленькую женщину с большим сердцем настоящей. Будто она носит маску, которая отгоняет как раз-таки от неё назойливых и суетящихся мошек вроде меня.

На сердце становится грустно и стыдно, что я так относилась и думала о ней. Это уже второй человек, о котором я думала хуже, чем он есть на самом деле. Возможно, это детство, проведённое в детском доме, даёт о себе знать, или же злоба и издёвки окружающих в школе. Но что-то точно мне мешает видеть людей такими, какие они есть на самом деле, не делая их хуже или лучше, чем нужно.

Обращая внимание вновь на ту дверь, из которой выбежала Мирьен, опять вижу цифры вместо букв.