Меня поразило, что у Теодора был очень легкий акцент, почти незаметный. Он звучал так, как будто его услышали на Карибах, но едва заметно. Вопросы просто продолжали накапливаться.

— Где Баэль? — Я тупо спросила.

Что-то напряглось в выражении лица Теодора. Похоже, раздражение.

— Прямо здесь, грустная девочка.

Я обернулась, обнаружив Баэля, небрежно развалившегося на другом шезлонге, на этот раз рядом с маленькой чугунной печкой, в которой горел огонь.

Он гладил маленькую головку Лафайета. Кот, моргая, смотрел на меня, его глубокое мурлыканье разносилось по комнате, и снова его странное маленькое присутствие заставило меня почувствовать себя немного комфортнее. Я была уверена, что ни одного из них не было там две секунды назад.

— Маленькая птичка сказала мне, что ты будешь здесь. — Он подмигнул. — И когда я говорю «птичка», я на самом деле имею в виду Лафайета. — Его накрашенные ногти блеснули в свете свечи, когда он почесал за ухом своего кота. — Он всегда полон секретов.

— Я просила тебя называть меня Мори, — сказала я, чувствуя себя косноязычной и дезориентированной. Эти прозвища вызывали у меня неловкость, как будто я была игрушкой, с которой можно поиграть.

Теодор обошел меня слева и уселся на подлокотник большого кресла. Я старалась держать обоих мужчин в поле своего зрения, но не могла избавиться от ощущения, что они следят за мной.

— Но прозвище так подходит, — сказал Теодор, удивив меня игривостью своего тона. — Баэль, кажется, так думает, и я редко ловлю себя на том, что соглашаюсь с ним в чем-либо. — Теодор критически оглядел меня, затем покачал головой. — Ты голубая во многих отношениях.

Оскорбление было плохо завуалировано. Он говорил мне, что я выгляжу грустной. Или уродливой?

Я невесело фыркнула.

— Я выгляжу как утонувшая крыса. А какого хрена ты ожидал?

Глаза Теодора на секунду затуманились, и я прикусила язык. О чем, черт возьми, я думала, когда так на него набросилась?

Мурлыканье Лафайета стало комично громким, снимая напряжение в комнате, и Теодор закатил глаза, прежде чем впиться взглядом в Баэля.

— Прекрати приставать к моему коту, Сент-Клер. Ты ему не нравишься.

Я моргнула, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Сент-Клер? Это фамилия Баэля?

Лафайет, которого я сначала приняла за Баэля, спрыгнул с шезлонга и запрыгнул прямо Теодору на плечо, потершись своим маленьким личиком о его щеку.

О, быть кошкой…

Я немедленно оборвала этот ход мыслей. Мне не нужно было представлять, каково это — потереться собственной кожей об эту щеку.

— Лафайету все нравятся. Ты просто злишься, — сказал Баэль, отмахиваясь от него.

Он поднялся со своего небрежного места и неторопливо подошел ко мне, поднял мою правую руку и нежно поцеловал мои пальцы.

— Надеюсь, ты хорошо выспалась, дорогая?

Я отдернула руку и прижала ее к груди. Что это были за поцелуи и прикосновения? Не то чтобы это было неприятно, когда к тебе прикасались так, как нравится женщине.

Как давно это было?

— Точно, как долго я была без сознания? — Я бросила на Теодора обвиняющий взгляд, который был смелее, чем я чувствовала. — Что ты со мной сделал?

Потирая лоб, я попыталась нащупать шишку или ожог, но там не было ничего, кроме гладкой кожи.

— Мория Лаво, — сказал он, растягивая каждый слог и полностью игнорируя мой вопрос. — Лаво… — повторил он, постукивая пальцами по обивке кресла. — Интересное имя для жрицы.

Я мгновенно поняла, о чем он думает. Я потерла виски, раздраженно закрыв глаза.

— Прежде чем ты спросишь, я понятия не имею, состою ли я в родстве с Мари Лаво. Это не совсем редкое имя в здешних краях. Кроме того, я даже не думаю, что она была реальным человеком с самого начала. И я не жрица… пока нет.

Может быть, никогда.

Это происходило постоянно. Особенно когда я всю жизнь прожила в Новом Орлеане. Туристы стекались к знаменитым местам, где когда-то жила и умерла королева вуду Мари Лаво.

Ее имя было практически синонимом имени НОЛА вуду. Но я не была родственником этой женщины, я так не думала, и даже бабушку Энн раздражало, когда люди делали предположения.

Имя Лаво значило чертовски много больше, чем какая-то женщина, в существовании которой я до сих пор даже не была полностью уверена, по крайней мере, в том, какой ее изображали в историях.

Баэль ухмыльнулся моему раздражению. Он теребил маленький бархатный мешочек на столе рядом с собой, просто с удовольствием наблюдая за моей перепалкой с Теодором. Почему-то у меня возникло ощущение, что Теодор уже знал об этом, но он просто проверял меня, чтобы увидеть, на сколько вопросов я готова ответить.

Теодор кивнул в знак согласия.

— Мне кажется, в этой восхитительной родословной есть что-то гаитянское? Есть и что-то еще…

Я почувствовала прикосновение его взгляда, когда он пробежался глазами по моему телу. Я не ожидала увидеть эту сторону ужасающего мужчины. Он был почти… очарователен?

— Гаитянка и француженка по отцовской линии, и я не уверена насчет своей мамы. Не уверена, почему это вообще важно для тебя. На самом деле, довольно грубый вопрос.

Хотя я сама всегда задавалась этим вопросом. Рыжеватые волосы и веснушки, должно быть, родом откуда-то из Европы, но мама никогда ничего не говорила о своей семье, с которой я никогда не встречалась.

Как бы то ни было, я была разношерстным человеком, но я отождествляла себя с семьей моего отца, учитывая нашу богатую историю и связи с Новым Орлеаном.

Мысль о Фелис Лаво заставила мое сердце сжаться. Моя мама, вероятно, даже не знала, что я пропала. Я видела эту женщину только раз в год с тех пор, как умер мой отец, и даже тогда мне казалось, что она была слишком занята для меня. Бабушка Энн была мне гораздо большей матерью, чем когда-либо была Фелиция.

Мне стало интересно, ищет ли меня еще бабушка, или она ужасно разволновалась, когда я так и не связалась с ней. Обычно я звонила ей на городской телефон, который она редко использовала, чтобы сообщить, что я благополучно добралась домой после наших визитов. У меня было смутное подозрение, что она просто хотела убедиться, что Остин не взбесился из-за меня.

— Я так и думал, — сказал Баэль, прерывая мои измученные мысли. — Такая красота могла исходить только от богатой наследственной линии. Причем весьма могущественной.

Его палец закрутил прядь моих волос в кольцо. Мне захотелось вздрогнуть от его внезапной близости. Его тело было прижато ко мне, и я чувствовала ласку его дыхания на своей шее. У этого мужчины была привычка появляться и исчезать, и это сводило меня с ума.

Затем, ни с того ни с сего, он спросил:

— Ты веришь в магию?

Вопрос был настолько резким, что я поначалу только моргнула, глядя на него.

Верила ли я в магию? Я, со знаменитой Аннет Лаво в качестве бабушки? Очевидно, они уже знали, кто и что она такое.

Верила ли я в то, что происходит ночью? Конечно, верила. С тех пор как я была маленькой девочкой, меня предупреждали об опасности возиться с вещами, с которыми я не имела права возиться.

— Теперь это ты задаешь неправильные вопросы, — сказала я. — Спроси меня о том, что ты действительно хочешь знать, или скажи мне, как выбраться из этого места. Я устала, мне холодно, и я почти уверена, что он… — я обвиняюще указала на Теодора, — даже не человек. — Теодор бросил на Баэля веселый взгляд, от которого у меня по коже побежали мурашки беспокойства. Он не отрицал этого. — Но отвечая на твой вопрос, конечно, я верю в магию. Моя бабушка — отличный учитель.

— Ты планируешь пойти по ее стопам? — Непринужденно спросил Теодор.

Мои плечи опустились.

— Таков был план, но…

Я не смогла закончить. Между нами троими воцарилось молчание.

Затем Баэль наконец сказал:

— Есть вещи об этом месте, которые тебе нужно знать, прежде чем мы снова позволим тебе бродить одной. Мы же не можем допустить, чтобы ты разгуливала без фактов, не так ли?