Что я и делаю.

И он вжимает свои губы в мои, поцелуй влажный и скользкий, горячий и глубокий. Земля уходит из-под ног, и я хватаюсь за его крепкие руки и придвигаюсь ближе. Ладони Маккенны ложатся мне на ягодицы, и он впечатывает меня в свои бёдра. Я чувствую вздыбившуюся эрекцию у своего живота. Но она совсем не там, где мне хотелось бы. А хочется мне где-то совсем в другом месте.

Я уже готова обвить его ногами и потереться об него, но он вырывается и отодвигает меня в сторону с таким видом, как будто для этого требуется колоссальное усилие. Гора не смогла остаться в стороне от Магомета.

— Стой здесь, детка. И только попробуй дёрнуться, не напрягай ни одну из своих милых, длинных, восхитительных маленьких мышц. Я вернусь через три песни.

Он ступает на платформу лифта как раз в тот момент, когда в раздевалке загорается счётчик, отсчитывающий от 10 до 0. Затем, похоже, вспоминает, что надо бы сменить костюм. Вбегает обратно в комнату, ругаясь и срывая с себя рубашку, хватает с вешалки новую и снова запрыгивает на платформу.

Я прикрываю рот рукой. Влажная и горячая, она покалывает, и на ней остался его вкус.

— Стой здесь, — снова велит он.

Взгляд направлен на меня, светлые глаза мерцают, ноги расставлены в стороны, руки по бокам сжаты в кулаки.

Мне так жарко, и кажется, что моя кожа вот-вот поджарится. Я не в состоянии ему ответить. Боже, что он со мной делает?

В тот момент, когда платформа снова взлетает вверх, я стону от отчаяния. Затем слышу над собой его голос. Дерьмо. Что я делаю? Начинаю вышагивать взад-вперёд, представляя, как облизываю его сосок и поглаживаю его, как это делали те танцовщицы. Я немного завидую всем этим людям, которые пялятся на него прямо сейчас, но больше всего я чувствую восторг. Переполнена эмоциями. Желанием.

Вожделением.

До сих пор я здесь и жду. Почему я жду? Потому что не могу думать ни о чём, кроме его соска под моим языком. Кроме его серебряных глаз. Хочу сорвать его парик, чтобы провести пальцами по коротко остриженным волосам.

Когда, наконец, раздаётся оглушительный рёв — примерно через год! — понимаю, что шоу окончено.

С бешено колотящимся сердцем гадаю, откуда Маккенна появится. Ещё через несколько мгновений он спускается вниз по какой-то скрытой от моих глаз боковой лестнице, и вот его тело заполняет дверной проём.

Как два магнита, наши взгляды притягиваются друг к другу.

Дыхание прерывается.

Маккенна срывает маленький микрофон, прикреплённый скотчем к спине, и наушник с уха, и отбрасывает их в сторону.

Затем направляется ко мне. Вокруг полно всевозможных кабелей и хитроумных приспособлений, и я отступаю, пока не натыкаюсь спиной на стену с металлической дверью. Мысли в голове мечутся так же, как и бабочки в моём животе.

О боже, я должна ему позволить.

Нет, я не могу ему позволить.

Запаниковав из-за переполняющих меня чувств, я поворачиваюсь и бегу, лихорадочно ища выход. Здесь, внизу, настоящий лабиринт. Маневрирую между кабелями и оборудованием, но выхода найти не могу.

Позади слышу приближающиеся шаги, а затем приглушённый и хриплый от вожделения голос:

— Пандора.

Маккенна останавливается у меня за спиной, кладёт руку на моё запястье и притягивает к себе. Сердце беспомощно колотится где-то в горле, и я чувствую, как от его прикосновения расслабляются мышцы. Позволяю повернуть себя к нему лицом. Смотрю на Маккенну, полная страха, желания, смятения, не препятствуя ему медленно прижать меня к металлической двери. Он запускает руки за пояс моей юбки, а я хватаю его колючий ирокез и стягиваю. Маккенна прижимается своим носом к моему, парик летит в сторону, и я целую его в макушку, потому что… даже не знаю почему. Потому что он Маккенна Джонс. Приводящий в бешенство, ужасный, и в то же время… самый восхитительный мечтатель, воплотивший свою мечту в реальность. Наш поцелуй импульсивен, но он заставляет его застонать, как будто задел в глубине его души какие-то струны. Я дрожу от нахлынувших эмоций, а он дрожит от, как я полагаю, притока адреналина.

— Ты уже влажная? — спрашивает он, тяжело дыша.

— Да, — отвечаю я. Так и есть. От того, что смотрела на него, на его потную грудь, и от ощущения теплоты его покрытой чернилами кожи под моими пальцами.

— Я так чертовски возбуждён, — стонет он, отодвигая мои трусики в сторону и вводя в меня два пальца. Без малейшего труда. Они так легко скользят, потому что я промокла насквозь. Не могу контролировать себя, не в состоянии удержаться от того, чтобы откинуть голову назад и сжать бёдрами его пальцы. О боже, я никогда не испытывала ничего подобного… Он прикусывает мою нижнюю губу и втягивает в свой рот. Горячий, влажный и вкусный. Такой сладкий. Я жадно кусаю губу Маккенны, впиваясь ногтями в кожу его головы.

— Кенна, — вырывается из меня стон.

— Боже, я скучал по тому, как ты вот так произносишь моё имя.

Только ведь ты, Пандора, знаешь, что это не может случиться, это ведёт в никуда, в тёмный и опасный тупик.

И поскольку я всё понимаю, то стою здесь со странной болью и страхом, желая и в то же время не желая того, что, судя по его взгляду, он собирается сделать.

Маккенна разводит мои руки в стороны и стаскивает с меня рубашку. Потом расстёгивает лифчик. Кожи касается прохладный воздух, соски напрягаются.

— Не надо, Кенна, — резко говорю я, отступая назад и неловко застёгивая лифчик.

— Твою мать, Пинк, не закрывайся от меня, — хрипло приказывает он.

Дрожащими руками пытаюсь застегнуть лифчик.

Маккенна хмыкает — сексуально, по-мужски, — цокает языком, снова расстёгивает лифчик, касаясь пальцами моей кожи, и отбрасывает его в сторону.

Он обнимает меня, даже не представляя, какие сожаления и воспоминания во мне бурлят. Наклоняется, чтобы поцеловать меня в губы. У него горячие руки, и от него пахнет мятой. Он задирает до бёдер юбку, опускается на одно колено, раздвигает мои ноги и крепко сжимает лодыжку, отчего моё дыхание учащается, и я начинаю задыхаться.

— Закинь ногу мне на плечо, — велит он.

Я поднимаю ногу, и он наклоняется, чтобы прижаться ртом к моей киске. Жар его языка, скользящего по клитору, заставляет меня стонать.

Нет, нет, нет. Нам не следует этого делать.

Но он раздвигает мои ноги шире, втискивая между ними свои плечи, тянется рукой и нежно ведёт пальцами вверх по внутренней стороне бёдер. Язык Маккенны скользит по коже, отчего оголённые ноги начинают дрожать.

Я опускаю руку на его затылок и выгибаю спину, чтобы ему удобнее было лизать меня сильнее, быстрее, глубже.

Его голод ощутим в каждом движении его языка, в каждом издаваемом им стоне. Я извиваюсь. Стону. Он поднимает голову, чтобы на меня взглянуть. Его глаза горят, челюсть сжата, как будто он сдерживается со страшной силой.

— Посмотри на себя, — сипит он, окидывая меня лихорадочным взглядом серебристых глаз. Его губы блестят от моих соков. Коротко стриженые волосы остаются идеальными, даже после того, как мои руки их растрепали. Он проводит рукой по голове, и я слышу скребущий звук.

— Чёрт подери, Пинк, — он говорит так, словно я сейчас уязвима, и это выводит его из себя. Но вот что странно. Вместо того чтобы чувствовать себя уязвимой под его пожирающим взглядом, я чувствую себя такой сильной, будто я — весь воздух на этой земле и вся вода тоже.

Поднявшись на ноги, он притягивает меня к себе. Каждый горячий, твёрдый, каменный мускул прижимается ко мне, его тело, разгорячённое и влажное, прижимается к моей обнажённой коже. И он набрасывается на меня, как зверь — его рот, зубы, язык, губы ласкают моё тело. Его стоны, как и мои собственные, вырываются из самых глубин.

Наши руки повсюду, рты не пропускают ни единого кусочка кожи.

Чувствую, как его бёдра вжимаются в мои, как член упирается в мой таз. Чувствую себя неудержимой. Дикой. Хочу, чтобы он был ближе, хочу, чтобы он оказался во мне.