— Бригады вчера работали по четыре часа сверхурочно, я не подпишу ни одного наряда на сверхурочную работу сегодня!

— Друже, вы забываете, что у нас план и мы обязаны его выполнить! — второй голос без малого срывался на крик.

— Вы нарушаете проект производства работ! А штурмовщина только мешает выполнению плана!

В приемную ввалились двое, впереди раскрасневшийся железнодорожник в форме и фуражке, увенчанной кокардой со звездой, крыльями, колесом и флагом в лавровом венке. Следом невысокий, круглолицый и лопоухий крепыш в коричневом костюме, сбившемся галстуке, со свернутыми в трубку чертежами под мышкой.

— Бошко!

Крепыш обернулся и раскинул руки для объятий, отчего все чертежи посыпались на пол. Железнодорожник проскользнул мимо и скрылся за дверями кабинета.

— Какими судьбами?

— В Сараево еду, жду, когда движение откроют.

Бошко подобрал свои ватманы, поднял левую руку и показал мне те самые часы:

— Так, сорок минут до завершение работ, дальше сорок пять на проверку и можно ехать.

— Ты что, тут главный?

— Ну да, как институт закончил, так поставили инженером, уже четыре года работаю. Сейчас линию на Добой-Сараево заканчиваем и будем на Тузлу расшивать.

— А что за крики были?

— А, — Бошко махнул рукой. — Все время с начальником станции спорим. Он «давай-давай», а я требую, чтобы все по проекту и вовремя. Хорошо хоть армия помогает, а так бы точно из-за дерготни отставали…

Армия почти целиком участвовала в строительстве, пользуясь тем, что вокруг сплошь дружественные страны. Второй ударной силой стали омладинские бригады, но по окончании работ в Боснии их перекидывали на строительство Адриатической магистрали из Белграда в Бар.

Бошко начал рассказывать о планах и увлекся — Бихач-Книн-Задар, Приморская линия, соединительные ветки, Скопье-София…

— Лет на десять ты работой обеспечен? — порадовался я за товарища. — Не жалеешь, что ушел из армии?

— Ни капли! Столько дел, какие десять лет! Там ведь новые комплексы введут, новые дороги потребуются!

— А почему «Народного героя» не носишь? — я потыкал в лацкан пиджака Бошко.

— Не хочу, чтобы заслуги бомбаша затмевали инженера.

В Сараево я влип — поди, найди большого начальника, а даже если нашел, поди, дождись его. За Ранковичем пришлось гнаться из Службы государственной безопасности в Президиум, из Президиума в МВД, из МВД в ЦК, в приемную Джиласа, к которому как раз вызвали Леку.

Пока мотался, обратил внимание — весь город увешан плакатами «III съезд союза демократических священнослужителей». Создали его еще в сорок седьмом, и с тех пор все взаимодействие мусульман, католиков и православных с властями проходило только через него. А поскольку создавали его по негласной команде из ЦК и при активном участии товарища Ранковича, то и руководили союзом те, кто как минимум был нейтрален к партизанам, а как максимум сам участвовал в движении. Во всяком случае, острота противостояния с католиками в Хорватии и Словении заметно снизилась. Да и как не снизится, если архиепископ который год безвылазно сидит в консульстве и фактически лишен доступа к управлению епархией? А радикальные католики либо арестованы на перехваченных УДБ «крысиных тропах», либо удрали подальше, после чего оставшиеся епископы очень верно поняли политику партии и не обостряли.

В приемной Джиласа мне на ухо сел Кардель, ничего лучшего не придумавший, как обкатывать на мне тезисы своего то ли выступления, то ли статьи. Мужик-то он умный, но порой такого зануду включает, просто беда. И убежать нельзя — Ранковича пропущу.

Так что мне за какие-то полчаса ожидания залили в голову весь следующий пятилетний план, со сроками и цифрами. И сколько новых кооперативов будет создано, и сколько госхозов, и сколько новых ГЭС построят…

Босния, гористая Босния, нашла себя как поставщика дешевой энергии — рек много, ущелий много, удобных мест для плотин навалом. Рабочие группы советского Гидропроекта из Югославии не вылезали, первым построили каскад на Неретве и притоках, обеспечили Мостарский алюминиевый комплекс. Причем всеми предприятиями, рудниками, гидроэлектростанциями и кучей сопутствующих производств ведали не местные власти, а «Государственный секретариат Мостар». Еще в партизанском крае действовали секретариаты «Боснийская целлюлоза» и «Металлургия Зеницы». А по стране — и в черногорском Никшиче, и в словенском Мариборе, и во многих других местах. В последние годы сильно стартанули «Адриатические верфи» в Риеке и Сплите, а также секретариат «Крагуевац». Про последний в основном писали, что там развивали металлообработку, но также в ведении секретариата находился завод «Застава Оружие», где вовсю делали симоновские карабины и готовились к выпуску АК.

Кардель мне жаловался, что можно запустить еще несколько больших проектов, вроде кабельного завода в Светозареве или текстильного комбината в Нови-Пазаре, но все упиралось в деньги. Общегосударственный инвестиционный фонд просто не тянул все разом, несмотря на первоначально крупные суммы, полученные от конфискации собственности коллаборантов.

Советский Союз кредитами не баловал — и своих задач полно, и отношения не лучшие. Вообще, политика СССР порой отдавала шизофренией: например, Венгрию включили в состав Совета экономической взаимопомощи, но при этом продолжали получать с нее репарации. Как и с Австрии — вот уж не знаю, кто в Кремле продавил мысль, что Австрия вовсе не освобожденная страна, а полноценная часть Третьего Рейха. Болгарию от репараций тогда отстоял Димитров, но почему под них не попали исправно воевавшая против СССР Румыния и не менее исправно клепавшая танки и самолеты Чехия, я никогда не понимал.

В общем, программа индустриализации держалась на не сильно жирном ручейке репараций с Германии, Италии и Австрии, и на внутренних займах. Но что будет после их прекращения, пока неизвестно, а Югославии позарез надо успеть с достаточной базой для саморазвития.

А прекратится ручеек скоро — ГДР уже ставила вопрос об отмене, Австрия тоже, а за ними и Северная Италия. Да, на Аппенинах после гражданской войны 1947 года сейчас три страны: Неаполитанское королевство, малюсенькая Папская область и Демократическая республика Италия. В последней у власти коммунисты, и как прикажете с них репарации брать?

Одна надежда, что политика Джиласа и Кидрича «концентрации усилий в ключевых областях» сработает. На самом деле ее лучше бы назвать программой децентрализации и самоуправления, когда государство занимается тяжелой промышленностью, крупными заводами, энергетикой и транспортом, отдавая на откуп мелким и средним кооперативным предприятиям в первую очередь потребительский рынок. Во всяком случае, такая методика вполне сработала в сельском хозяйстве.

От Карделя меня спасли Милован и Лека, завершив свое общение на пять минут раньше обещанного. Первый секретарь ЦК и министр внутренних дел (Зечевича аккуратно сдвинули в Скупщину) вышли в приемную, Джилас только и успел, что пожать мне руку, как Кардель его обратно в кабинет чуть ли не затолкал.

Лека потащил меня в свои цековские хоромы, да так энергично, что я спохватился только в его приемной:

— Эй, постой, я же с Альбиной!

— Где она? — остановился у секретарского стола Ранкович.

— Была с Митрой, собиралась ехать к Ладиславе…

— Отлично, — Лека повернулся к секретарю: — Соедини со Славкой.

Жена Леки, Славка или Ладислава, всего на год старше Альбины, так что это «хорошая компания» и моя жена в надежных руках.

Кабинет, как и прочие в ЦК, обставили с предельной простотой: новая мебель без резьбы и финтифлюшек, часы, радиоприемник, телефоны, лампа, стеллаж с книгами. Единственное яркое пятно — цветастый боснийский ковер на полу, «подарок трудящихся города Ливно», как объяснил Лека.

— Ладно, какого хрена вы решили сделать из меня киношника? — плюхнулся я в кресло прямо под непременным портретом Тито.

— Светское мероприятие, люди со всей Европы, хорошее прикрытие, — Лека уселся рядом.