— Да в городе сейчас только мы да часть батальона охраны, хорошая цель. Знать бы, что на аэродромах у них творится, не дай бог немцы сумеют…

Пока мы разговаривали, солнце поднялось над горами, резко переключив ночь в день. И там, в ярком свете, мне померещились черные точки — я сощурил глаза, но толком не разглядел и цапнул у Корнеева бинокль.

С востока надвигались бомберы.

Грамотные, суки — шли от света.

— Накаркал, вторая волна.

Корнеев обернулся, приложил руку к глазам, и уже через минуту персонал миссии разбежался по укрытиям, а мы помчались к своим. Хорошо, что бежать под горку и почти по прямой — можно считать, что мы успели, первые взрывы застали всего метрах в ста от амбара. Привычно рухнули под забор, пережидая, пока вокруг рвутся бомбы и рушатся дома. Основной удар опять пришелся на гимназию, општину, комендатуру в бывшем полицейском участке и радиоцентр у церкви Всех Святых, с антеннами на колокольне, но все довольно быстро закончилось. Минареты, церкви и старые мечети, к счастью, уцелели — четыреста лет стояли, дай бог, еще четыреста простоят.

Кричали и бегали люди в пилотках со звездочками, жители решительно, без паники спасали имущество и проклинали немцев, между двух горящих домов протиснулся джип и умчал Тито, сверкнувшего золотым шитьем на петлицах и красными отворотами шинели.

Лучше бы в пещере над Быстрицей остался, ей-богу.

Потому как третьей волной прямо над головами прошли тупорылые медленные «тетушки Ю», из которых на поле за Бриной посыпались парашютисты.

Секунд тридцать я завороженно следил, как черные комочки камнем летят вниз, а потом хлоп! и над ними раскрываются купола. Зеленоватые и немного белых, под которыми болтались длинные ящики.

Опомнился только когда в сторону десантников потянулись единичные очереди и кинулся к своим, выстраивать оборону. Часть ребят тут же погнал в город, посыльными — большинство партизан вообще не знали, что делать, да и я, если честно, от занятия на срочной по теме «Отражение воздушного десанта» помнил только название.

Немцы как на учениях погасили парашюты, тут же распотрошили контейнеры, повыдергивали оружие и резво ломанулись вперед. Несколько залпов, скрежет пулеметов, крики — и вот, в два счета подавив слабое и разрозненное сопротивление, они с ходу заняли крайние дома города.

В одном из них, метрах в двухстах от нас, раздались несколько взрывов гранат, и я навел отныканный у Корнеева бинокль, чтобы разглядеть получше.

Твою мать…

Там поселили делегаток женского съезда, завтра как раз 8 марта… Девчонки все приехали почти без оружия, разве что с пистолетами, кто бы мог подумать, что тут такое…

Немцы ворвались в дом, через минуту вытащили одну на улицу — и взрыв раскидал всю группу. Мгновенно захолонуло сердце — неужели подорвала себя? И где Альбина? Она ведь тоже делегат, и если… Нет, нет, нет, она должна быть с госпиталем, не думай!

Думай о другом! Парашютистов сотни три, но с востока такие же «юнкерсы» уже притащили вереницы планеров. Два или три пулемета ударили им навстречу; как по мне, то зря — слишком далеко, попасть надо ухитриться, а патроны пригодятся в городском бою.

Раз… два… три… четыре… тридцать или сорок угловатых коробок с крыльями, подрагивая на ветру матерчатыми боками, плюхались на поле за Бриной и выметывали, как икру, фигурки в пятнистом камуфляже и касках, похожих на кастрюли. Немцы шустро разбегались подальше от посадочных площадок и сбивались в группы под прикрытием державших околицу десантников. Черт, прощелкали, не успели сбить слабенький заслон — пусть бы немцы с открытого поля атаковали! Сейчас хотя бы из крупняка ударить, стенки насквозь прошьет, но ПВО нашу доморощенную, похоже, все-таки разбомбили…

Так что придется самим.

Перебежка, две гранаты в окно, упал под стенку, взрыв.

Руки трамплином, прыжок в дом, перекат, очередь веером.

Пятеро парашютистов: трое не жильцы; один елозил на полу, пытаясь встать, но оскальзывался и снова падал на грудь, последний держался за голову, из-под ремня каски сочилась кровь.

Ладно, с ними позже. Быстро оглядел соседние дома — там увлечены перестрелкой — и скомандовал Глише:

— Выводи мирняк!

Ногой отпихнул легкий пулемет с круто загнутой назад рукояткой, торчащим вбок магазином и почему-то игольчатым штыком, рывком перевернул десантника на полу. Зрачки закачены под лоб, из-под ворота пятнистой куртки вылезли петлицы с молниями. Встряхнул второго — на меня уставились голубые глаза.

— Сколько, кто командир, цели, средства?

— Ферфлюхтер шва…

Я с размаху вломил ему прикладом, голова в каске врезалась в стену. Валявшийся на полу застонал, дрыгнул ногой, перевернулся на бок и попытался сфокусировать взгляд.

— Владо, нет мирняка, — мрачно доложил и без того вечно угрюмый Глиша.

— Как нету?

Мы же соседи, видели что в доме жила семья человек в семь-восемь.

— Все застрелены. Хозяева, дети. Тела в задней комнате.

— Сколько, кто командир, цели, средства? — оскалил мигом остервеневшую рожу на немца.

Не ответит — убью, суку.

— Ферфлюх…

Бах!

Голубоглазый ткнулся головой в пол, лежавший заскреб ботинками в попытке отползти.

— Сколько, кто командир, цели, средства? — сунул ему в нос дымящийся ствол. — Я тебе сейчас суставы прострелю и брошу.

— Девятьсот! Девятьсот! — поплыл немец. — Скорцени! Тито!

Ни хрена себе…

— Когда подкрепления и какие? Ну!!!

— К вечеру, бронеколонны из Грахово и Марконич-Града!

— Ладно, умрешь легко, — и дострелил его без малейших колебаний.

Твою мать, твою мать… Матерые, суки — высадились быстро, минут за сорок, всего-то три или четыре планера гробанулось и еще два на поле дотлевают, зацепили все-таки наши. Так что их восемь сотен верных, а нас в городе моя рота, рота охранного батальона, работники партийного и комсомольского ЦК, штаба да тыловые службы. Штыков пятьсот, максимум шестьсот… Да еще половина небоевая, против этих псов — что масло против ножа.

Десантники тем временем разгрузили пулеметы и минометы, разобрали цели и атаковали город. Били как раз в направлении рыночной площади и дальше на гимназию, так что мы оказались малость сбоку, и я уже прикидывал, как половчее ударить во фланг, но тут до нас дозвонились. Каким-то чудом работали телефоны, в том числе и в полицейском участке через полквартала от нас.

— Приказано отступать к гимназии, Арсо стягивает все силы туда.

Жаль, хорошая у нас позиция, но гимназия важнее. Двинулись огородами и дворами, прикрываясь дымом пожаров, отстреливаясь от шальных групп и собирая вокруг себя всех, кого возможно. Эх, блин, Небоша с Марко нет, они в снайперской школе…

За углом взмокший юнец крутил ручку стартера у заглохшего грузовика и затравленно озирался по сторонам.

— Спокойно, момче! Сейчас! Ребята, помогите водиле!

Один из бойцов отстранил его и взялся за ручку, пока остальные уверенно рассыпались по укрытиям.

— Бензин у тебя есть? — тряхнул я парня. — Где снайперская школа, знаешь?

— По дороге на Купрес… есть полбака… за мостиком на Брине… — ответил он несколько невпопад.

— Как заведешься, сразу дуй туда, найди Небоша, он там главный, забирай их и вези обратно в город на подмогу, скажи, Влад Мараш приказал. Все понял?

— Да…

— Повтори!

— Приказ Влада Мараша в снайперскую школу Небошу, везти в город!

— Дуй! — движок как раз взревел и заурчал.

К полуразрушенной бомбами церкви Всех Святых мы пробились как раз вовремя. Немцы подтягивали силы, чтобы выбить засевший в ней центр связи. Наш удар в тыл атакующим позволил эвакуировать самое ценное оборудование и, что еще важнее, радистов и шифровальщиков.

Не всех, совсем не всех — часть уже погибла, часть присоединилась к нам. И не будь эсэсовцы так зациклены на гимназии, к которой они рвались, невзирая на ожесточенное сопротивление, хрен бы у нас получилось. Так-то они перли вперед, попросту уничтожая всех — и бойцов, и жителей, и бошняков, и сербов, и хорватов, всех без разбора. Живьем брали немногих, сразу гнали в сторону от центра, наверняка на допрос, и не факт что пленным повезет остаться в живых.