В конце улочки Сестер Милосердных шел горячий бой — десант упорно штурмовал похожий на старинное палаццо красивый дом, где размещался комитет Союза коммунистической молодежи. Оттуда постукивали винтовки и время от времени огрызался пулемет, а у входа густо чадил и вонял паленой резиной джип маршала Тито…

Мимо палаццо пробиться к гимназии нереально, я решил отходить к секретариату в «Камено куче» и не ошибся — там уже выстраивал оборону Арсо, и его помощник быстро объяснил мне обстановку:

— Штаб пришлось оставить, документы сожгли. На подмогу идут инженерная бригада, Ликская и Пролетарская дивизии, надо продержаться два часа…

Твою мать! Два часа! Да за полтора эти волки заняли почти весь город, прижав нас к кряжу…

— Где киношники? — вот уж чего-чего, а внезапного появления Тито и тем более такого вопроса я никак не ожидал.

Маршал был зол и растрепан, франтоватая шинель и мундир в копоти, оба телохранителя с автоматами в руках выглядели еще грязнее — не иначе, пробивались с боем.

— Были в миссии, на Прикорике, — вскочил помощник. — Но четверть часа назад там атаковали немцы…

— Немедленно вывести киногруппу!

Вот только этого и не хватало — вся оборона на ниточке висит, так еще и американцев приблудных спасай! Они прибыли в миссию несколько дней назад и успели отснять парад охранного батальона, как наиболее экипированной и обученной части, а также мудрого вождя в красивом мундире, с трубкой а-ля товарищ Сталин… Нет, пиар это нужное дело, но не в такой же момент!

Пока у меня в голове неслись эти мысли, Иосип Францевич обвел глазами помещение и уперся взглядом в меня:

— Друже Мараш, приказываю вывести американцев!

Твою мать…

Мы с Глишей только посмотрели друг на друга, тут даже плечами не пожмешь — ладно, попробуем. Жаль, Небоша нет, но стоило выйти во двор, как высшие силы подкинули мне просто царский подарок — пригибаясь под пулеметными очередями, до меня добежали две фигуры. Альбина тут же кинулась на шею:

— Владо!!!

— Ты как здесь?

— Мы вчера из снайперской школы приехали, — Живка приподняла и показала мне маузер с оптикой.

— Что вы там забыли, чертенята? — обнимал я плачущую Алю.

— Навыки обновить, — все так же хладнокровно объяснила Живка.

Ну что же, прожил с Альбиной всего полгода, не то чтобы долго, но счастливо, а сегодня выпал шанс и умереть в один день.

Рота обороняла секретариат, я рискнул взять с собой всего три пятерки. К миссии мы проскочили на удивление свободно — видимо, развединформация у немцев неполная. Где Верховный штаб или радиостанция, они знали и давили туда, а вот насчет миссий нет. Но постреливали и у большого дома прямо над Бистрицей, из окна которого пускали зайчиков три сменных объектива, насаженных на круглый черный диск кинокамеры…

Так и есть — оператор высунулся и снимал бой в городе! А стоявший чуть позади режисссер в хрестоматийном беретике с хвостиком прямо-таки подпрыгивал от возбуждения и указывал, куда направлять стрекотавшую камеру.

— Вы совсем охренели??? — заорал я на английском. — Пристрелят же!

— Мы не можем упустить такие кадры! — вякнул режиссер.

— У меня приказ вывести вас! Марш!

— Я вам не подчиняюсь!

Ах ты сука, нашел время права качать!

Недолго думая, я влепил американцу леща. Дальше пошло легче — режиссер, ассистент и оператор впечатлились моими дипломатическими способностями и гуськом выбрались за бойцами из дома. Мы бежали под крутым бережком Бистрицы, подгоняя американцев, но чертов оператор менял кассеты и снимал прямо на ходу, даже когда я матерился на всех известных мне языках. Если эти пленки уцелеют — будет колоссальное развлечение всем, кто умеет читать по губам.

Киношники путались в своих кофрах и у нас под ногами, так что до «Камене куче» мы добрались ровно к финалу штурма.

И опоздали буквально на несколько минут.

От стоявшей на гребне над домом старинной башни атаковали курсанты офицерской школы, от мечети Бали-аги их поддержала советская миссия. Внизу, в городе, на западной окраине снова разгорелась пальба…

Я скрипнул зубами и с силой провел ладонью по лицу:

— Глиша, накидку. Накрой Тито, унеси в дом, чтобы никто не видел.

Непрерывный полуторачасовой бой до подхода пролетарцев я запомнил урывками. Генерал Корнеев и радист Долгов с автоматами. Пожилой советский полковник с профилем Наполеона, редко и спокойно стрелявший из винтовки. Лезущий на рожон оператор, неожиданный и меткий снайперский огонь с кряжа, горячечные поцелуи Али после того, как к нам пробились ликцы, а у нее осталось всего три патрона…

К полудню партизанские бригады загнали остатки парашютистов на Харем-Край, мусульманское кладбище. По счастью, Арсо успел подняться наверх, к пещере, и не попал под штурм «Камено кучи», а сейчас вернулся к дому и руководил ликвидацией десанта.

— Арсо, — добрел я до него. — Я успел одного немца допросить, ими командует Скорцени, надо бы его найти…

— Зачем? — оторвался от командования начштаба.

— Вроде как лучший диверсант Рейха и скользкий тип, может удрать.

— Не на чем, «шторх» сожгли, кладбище обложили. Да и бог с ним, есть дела поважнее.

— Что еще стряслось?

— Немцы наступают танковыми колоннами от Книна, Грахово и Мрконич-Града.

Арсо посмотрел на мою рожу в пыли и саже, на перемазанную землей и кровью американскую куртку…

— Бери своих, дуй на кладбище, ищи своего Скорцени.

— Моих половина осталась, да и те почти все ранены.

— Не раскисай, Владо, действуй!

Легко сказать, а меня ноги не держали, в первой же комнатке я сел отдышаться на пол у стены и только потом сообразил, что на столе лежит тело маршала, а сбоку уже стрекочет кинокамера. Я с трудом встал и приложил руку к пилотке:

— Друже маршал, ваше приказание выполнено, американцы выведены.

Когда мы добрались до Харем-Края, бойня уже закончилась — ученики Небоша попросту заняли позиции на кряже, метров на сто выше захоронений и перестреляли эсэсовцев, как в тире.

Через три часа блужданий между белокаменных могильных столбиков и плит, проверки всех трупов, я все-таки нашел долговязое тело в бергмютце с черепом, понтовой камуфляжной куртке и с Рыцарским крестом на шее. Шрам на щеке не оставлял сомнений — он. Показал на тело командиру роты пролетарцев, объяснил, кто это и почему надо тщательно проверить все бумаги, а сам побрел в бывший штаб. Ну грохнули Скорцени и грохнули, да только Тито не уберегли, так себе размен.

Жалкий километр я осилил минут за сорок, время от времени задирая голову и следя, как в небе проплывают эскадрильи союзников — радисты на спасенном оборудовании сумели связаться с Бари, и теперь англичане с американцами бомбили немецкие колонны. По дороге меня догоняли и другие новости: почти весь комитет омладинцев погиб в палаццо, Иво жив, последнюю атаку немцев сдержали курсанты офицерской и снайперской школ, убита Герта Хаас, наших пленных освободили, допросы вели абверовцы, их взяли, парашютисты в доме у сквера отказались сдаваться, их взорвали нахрен вместе с домом, связь и управление восстанавливают…

В разгромленную гимназию потихоньку собирались члены Верховного штаба — Сретен Жуйович, Иво Рибар, Коча Попович, Моше Пияде, Лека Ранкович, Милован Джилас, все, кто был недалеко от города или кто уцелел при нападении. Настроение у них было как бы не хуже, чем у меня — полная растерянность, и у всех глаза на мокром месте.

Наверное, так реагировали на смерть Сталина — был отец, и не стало отца. Вот и эти, в большинстве еще совсем молодые ребята, вдруг остались без родителя, и что теперь будет, не понимают. Издержки культа личности.

У меня тоже неприятно тянуло внизу живота, но жить-то надо!

Лека поднял глаза, подошел ко мне и вытащил из-за пазухи золоченый пистолет:

— Вот.

— Что?

— Тот самый, что ты у Лера взял.

Надо же, Ранкович в такой момент вспомнил про мой трофей, на который наложил лапу Тито…