— Что случилось?

— Вашего брата забрали в комендатуру, он отказывается говорить без вас…

— Вот черт, — я перекинул рюкзак и автомат Глише, — поехали!

Машина резво стартовала в сторону Професорской колонии, но в нее не завернула, а понеслась дальше, к мосту через Дунай, на котором только-только восстановили движения, но тоже мимо, поехала прямо, в Карабурму. Вот черт, я думал, что Сергей в городской комендатуре, а он тут, не в побег ли подался?

Удивительней всего, что автомобиль въехал в ворота участка Продановичей. Меня попросили в дом, куда я в полном изумлении и проследовал. И только там, внутри, ловкие руки выдернули у меня из кобуры пистолет, а уверенный голос сообщил, что я арестован.

Что характерно — сообщил на русском.

И допрашивали меня тоже на русском. Спокойно так, без мордобоя или угроз, если не считать угрозой перспективу перемещения в СССР.

Отобрали все, что было в карманах, ремень, шнурки, портупею само собой, заполнили десяток бланков и отвели в подвал. Первый караульный звякнул ключами и спросил второго:

— Ну и куда его? Первая барахлом забита, во второй и третьей архив прежний, все никак не вывезут, пятую приказано не занимать.

— Значит, сюда, — второй открыл дверь и запустил меня в каморку, превращенную в камеру.

На нижней койке, укрывшись немецкой шинелью, спал лицом к стене человек. При скрипе петель он только приподнял, но не повернул голову, и тут же уронил обратно, спрятав ее под сукно.

Да, не сравнить с тем, как меня принимала Милица. Ну что же, можешь лечь — лежи, и я последовал примеру обитателя камеры и гонял в голове разные варианты.

До самого ужина, когда мы оба двинулись в двери за мисками и замерли:

— Володя???

— Сергей???

— Говорил же, начнут вас коммунисты стрелять, — невесело позлорадствовал брат. — В Аргентину он выведет, как же…

Мы сидели на нижней койке голова к голове и тихо-тихо обсуждали положение. Вот что брату сказать? Это не те коммунисты? Зря никого не сажали? Товарищ Сталин, произошла чудовищная ошибка? Хрена там, в прошлый раз в неразберихе винтили, а тут прямо на вокзале встретили.

Оглядел камеру — узкий пенал метра в полтора шириной, две железные койки одна над другой, параша у двери. Встал, в три шага обошел все помещение — вместо окна под потолком дырка в один кирпич, забранная снаружи решеткой. Тусклая лампочка ватт в пять. Стены с облупившейся штукатуркой, въевшийся запашок овощной гнили — наверное, при Милице здесь хранили картошку или другие продукты. Если так, должно быть еще одно отверстие для вентиляции… Точно, на стенках слева-справа от двери даже два, замурованы. Под ними чуть-чуть выступает по кирпичу, на высоте метра два с небольшим. Встал на парашу, потрогал — один сидит крепко, а до второго не дотянутся. Посмотрел на брата — тяжелая работа на свежем воздухе пошла ему на пользу, уже не тот злобный вьюнош, поздоровел, в плечах вроде бы раздался. Не мальчик, но муж.

Сел обратно, спросил, едва шевеля губами:

— Ты мне лучше скажи, как ты сюда попал. Удрал?

— Смеешься? Были на работах, подъехала машина, усадили, увезли.

Значит, Сергея взяли только для приманки, а нужен был я. Поэтому сейчас главное — понять, зачем я потребовался именно советским. Что я им сделал, кроме хорошего? Ну, с англичанами и американцами общался, но это не криминал, во всяком случае, тут можно пришить шпионаж против Югославии, а СССР не при делах. Если кто ко мне претензии имеет, так разве что «старики»… Стоп, а это похоже! Сами они арестовать не могут, Ранкович или Зечевич пошлют их с такими запросами нахрен, что остается? Только советские.

А всякие Жуйовичи-Пияды как раз с советскими посольством и миссиями вась-вась, изо всех сил демонстрируют преданность Москве, их вполне послушают. Наплетут про какой-нибудь «военно-фашистский заговор» во главе с Владо Сабуровым и поминай как звали.

Поминать начали с самого утра, когда меня привели наверх.

С вселением полувоенной организации дом начисто утратил шарм уютного гнездышка красивой женщины. Появились грубые шкафы, с которыми лучше всего сочеталась не исчезнувшая малиновая козетка, а жестяные инвентарные номера, криво прибитые гвоздями. Из всех фарфоровых и хрустальных безделушек остались разве что пепельницы.

Новые хозяева вместо формы носили гражданские костюмы в мелкую полоску, но подбитые ватой, по нынешней моде, плечи, выглядели без погон странно пустыми. Даже охрана носила не фуражки и гимнастерки, а шляпы и галстуки.

Допрос, по моим ощущениям, начался часов в восемь. И пошло-поехало…

С происхождением все понятно — белогвардейская сволочь, которой самое место у Власова или в Русском корпусе. Тем более, что там служил брат. Родственные связи, канал передачи развединформации…

Где был в апреле 1941 года? В Белграде, при занятии его немцами? Кто может подтвердить? Кто может подтвердить ликвидацию немецкой группы? Поджог посольства? Некому? Так и запишем.

От вопросов я понемногу стервенел — выходило, что я никто и звать никак, все придумал и вообще шпионская рожа. Мало того, тогда между Германией и СССР действовал пакт и я де-юре напал на военнослужащих и посольство дружественной страны… А если добавить остальные эпизоды, то светил мне полный букет по той самой 58-й статье, хотя Владимир Сабуров никогда не был гражданином ни СССР, ни Российской империи. Впрочем, кого это волновало?

О моей «вербовке» Петренко даже не вспоминали — в доме Продановичей, который во время войны отжало себе гестапо, теперь устроилась не военная контрразведка, а миссия НКВД. Не вся, наверняка в Белграде это не единственное подобное место, но тут удобно — большой дом, на отшибе. Можно держать человека сколько угодно, никто не спохватится.

Допрашивали «мягко», то есть без рукоприкладства, но долго.

Что делал в Сараево? С кем из усташей контактировал? Кого убил? Кто может подтвердить?

По всему выходило, что настоящих свидетелей у меня — только ребята. Марко, Небош да Глиша. Живку с Альбиной я сразу зарекся в это тащить, да и ребят, по здравом рассуждении, тоже. Если против меня играет серьезная сила, то утопить нас вчетвером ничуть не сложнее, чем одного — представить организованной группой и всех делов.

Расскажите о контактах с четниками. Что делали в Пожеге, Кралево, Ужице. Кто может подтвердить. Точные даты. Время до минуты. Сколько пробыли в комендатуре четников в Пожеге?

Чем дальше, тем больше я убеждался, что меня сдали «старички» — уж очень вопросы шли в русле «фочанского процесса», ровнехонько на те же самые точки давили. Очень вряд ли, что НКВД могло за недолгое время пребывания в Югославии столько выяснить. Им на генералов нужно десятки досье насобирать, где уж с майором заморачиваться. Нет, точно, сдали советским все материалы из Фочи.

Какие связи с Романийской бригадой так называемой «Югославской армии на родине»? Где сейчас поручик Дериконя? Почему часть приведенных четников дезертировала?

Спокойствие, только спокойствие. Все моральные силы уходили на то, чтобы на заорать и не послать следака матом. Ну в самом деле, я им что, папа? Каждого четника должен отслеживать и стеречь и сопельки вытирать, чтобы они, не дай бог, не свалили в сторону? Это при том, что первые два года переходы из партизан и обратно совершались постоянно, а порой и не по одному разу.

С какой целью обстреляли аэродром Райловац? Где была бригада? Где рота? Где противник? Почему действовал без приказа?

Ну да, сейчас, в сорок шестом, хорошо об этом рассуждать. А так-то у нас партизанская война была, не всегда можно было отдать или получить приказ, приходилось действовать по собственному разумению.

Как передавали данные для налетов немцам? Как наводили самолеты?

Если я взбеленюсь, то проиграю, им только того и надо. Занудно и не торопясь объяснял обстановку, свои действия, вспомнил чуть ли не всю штурмовую роту поименно…