Новые югославские власти спешно готовили Загребский процесс, собирая юристов из союзных стран и доказательства, Корпус народной обороны громил остатки усташского подполья, нашу роту перебрасывали из края в край на самые опасные и ответственные засады.

Когда до назначенной даты процесса оставался всего месяц, пришло известие — Лисак через Триест и Карловац пробирается в Загреб! В Корпусе народной обороны начался сущий сумасшедший дом — найти! поймать! доставить! И предъявить на процесс целеньким! А уж когда стало ясно, что Лисак намерен осуществить теракт именно против трибунала, то спокойная жизнь, и без того едва-едва маячившая где-то на горизонте, окончательно помахала нам платочком.

Возможные явки и пути появления Лисака перекрыли оперативные группы, нашу роту тоже раздергали на пятерки, на усиление. Нас придали Славко, не иначе, в честь старого знакомства. С ним два немолодых мужика, местные милиционеры — бывшие крестьяне, сметливые и хитроватые, с ручищами-лопатами, в которых пистолеты выглядели игрушечными. Оба из партизан сорок первого года, оба воевали в Ликской дивизии, оба здешние уроженцы, оба знали все ходы-выходы и чуть ли не каждого в котаре-уезде. Их тоже знали, могли выпить с ними кофе или ракии, во всяком случае, с ними держались не как с представителями власти, а как со старыми соседями, переехавшими в другое место. Нас бы местные послали нахрен, даже к Славко, урожденному хорвату, относились настороженно, а то и подозрением. Я вообще со своим сербским или, в лучшем случае, боснийским произношением, помалкивал и Глише с Небошем наказал то же самое. Марко на этот раз не взяли — наказан, на прошлом выходе пристрелил крижара вместо того, чтобы взять живьем.

На первый взгляд все в Хорватии такое же, как в Боснии и Сербии, только над кафаной-каваной вывеска на латинице и на околице обязательное распятие или часовенка, или поклонац — маленький домик для фигурки Богоматери. Деревня расползалась от долины Купы вверх, вдоль дорог, на поросшие лесом и едва-едва припорошенные снегом склоны и где-то там, примерно в километре, жили какие-то из многочисленных родственников Лисака. Не то на выселках, не то на хуторе, не то на починке — тут деревни тоже очень широко раскиданы, и то, что кажется тремя-четырьмя-пятью отдельными селами, на самом деле одно.

Вот и тут, пять подворий, одно принадлежит той самой родне. По дороге в деревню, на пригорке — сгоревший и заброшенный дом, его насоветовал для засады один из милиционеров, накорябав кривую, но вполне понятную схемку:

— Он прямо у дороги, коли в населье или оттуда поедут, то всяко мимо.

— А если он через горы? — спросил Небош.

— Ему в Загреб побыстрей нужно, — объяснил Славко. — По горам неделю пробираться будет.

— Может, он вообще не появится, — хмыкнул Глиша.

— Может, и так, — не стал спорить я. — Мы же не единственная группа, наше дело сидеть и ждать.

Вот мы сидели и ждали, с пригорка обзорность отличная, заборов нет, в бинокль вообще все как на ладони. Особенно правый домик — потемневший от времени брус рублен в лапу, два окошка с белыми рамами, труба кирпичная, я прямо растекся от ностальгии, а уж когда разглядел рядом березу…

Из обитателей три семьи родственники-свойственники, две сами по себе. Все работают, как заведенные: то в лес за хворостом, то скотину накормить, то сарайчик поправить, то дорожки от выпавшего на рассвете снега расчистить, то отнести-принести. Живут, как следствие, неплохо: у каждого дома копны сена под навесом, хлев как бы не на пять-шесть коров, яблони, плодовые деревья не по одному десятку, за ними, до самого леса присыпанные снегом грядки немеренных огородов.

Мужик запряг лошадь, нагрузил телегу мешками и проехал вниз, в деревню, мимо нас — даже не взглянул. Да и куда тут глядеть, все что можно с пожарища смародерить, уже смародерили. До последней черепицы и гвоздя, оставили нам каменное основание с перекрытием в прорехах.

Тюкнул топор, потом еще, еще — за ностальгическим домиком рубили дрова или хворост. Из труб дымок, там тепло…

А у нас холод. Собачий.

Почему этих сучьих усташей приходится ловить зимой? Почему не летом? Где-нибудь на адриатическом пляже, например.

Ночью нас на грузовике выбросили в трех километрах и мы добирались сюда через лес, успели как раз до снегопада. Разогретые с дороги заползли в развалины, устроились и принялись мерзнуть. Даже два одеяла на каждого, которые мы взяли по совету милиционеров, не помогали — камень цоколя вытягивал тепло. Кое-как занавесили закуток плащ-палатками и белыми накидками, внутри зажгли жестяную горелочку, грелись по очереди, но сухого спирта надолго не хватит, а сколько нам тут сидеть, неизвестно.

Остается наблюдать за этнографическим музеем пополам с контактным зоопарком. Вот сейчас там шоу — два соседа пособачились. Хрен знает из-за чего, но лаялись от души, даже нам слышно было. Женщины попрятались, мужики доорали и разошлись. Один взял инструмент, выкатил из сарая колесо, принялся с ним возиться, а потом как шваркнет его об землю! И ушел в дом.

Вот и все развлечения, разве что корова замычит или коза заблеет. Ну, еще мужик вернулся, с телегой, который в деревню ездил.

Как мы ночью не сдохли — одному богу известно. Шуметь нельзя, бегать нельзя, огня разводить нельзя, еще сутки и нас даже снимать с засады не потребуется, окочуримся.

Утром тщательно осмотрели окрестности — свежих следов на снегу нет. Однако через полчаса из одного домика вышли четыре человека: мужик, что вниз ездил и трое с автоматами.

— Откуда они? — прошептал Небош.

— На телеге, наверное, привезли…

— Не, — возразил милиционер, — она вчера не груженая вернулась, видно же было, когда мимо ехала.

— Тогда откуда?

— По следам тех, кто за хворостом ходил, — как о само собой разумеющемся сказал второй милиционер.

— Ладно, откуда они взялись, неважно, — отрезал я, — как брать будем?

— Они спуск к деревне не видят, мы на пригорке, загораживаем, — горячо зашептал Славко. — Я отсюда к деревне малость спущусь и буду ждать. А вы, как они тронутся, махните, пойду навстречу.

— И что ты один сделаешь?

— Остановлю напротив, как раз вот тут, вроде я из милиции, отвлеку, а тут вы…

— Вдвоем пойдем, — категорически заявил первый милиционер, — меня знают, а тебя одного заподозрят.

Славко быстро нацепил сине-бело-красную повязку с буквами «НМ» — «народная милиция» и вдвоем с милиционером шустро утопал вниз. Хитрый, согреется в движении хоть немного.

Мы подрыгали руками-ногами, сколько можно и распределили роли — второму милиционеру держать возчика, Небошу страховать с карабином, мы с Глишей валим охранников, а затем винтим старшего.

Но все получилось даже лучше, чем хотели — трое с автоматами легли в телегу, мужик навалил по бокам полупустых мешков, накрыл сверху то ли дерюгой, то ли попоной и поехал.

Славко рассчитал точно — телега встала ровно напротив развалин, милиционер заговорил мужика, а мы просто выскользнули наружу у них за спиной, навели стволы на телегу и Глиша сдернул покрывало.

Они лежали рядком, двое по краям успели схватиться за автоматы, но тут же умерли, а третий судорожно зашарил в нагрудном кармане. Глиша запрыгнул в телегу и врезал ему прикладом по лбу, а Славко одновременно вырубил возчика.

Все.

Славко вытащил розыскную ориентировку на Лисака, сверил с бесчувственным телом, удовлетворенно кивнул и приступил к обыску. На попоне быстро выросла горка оружия, документов и денег, из нагрудного кармана Лисака вытащили малюсенькую, грамм на тридцать, скляночку с жидкостью.

— Яд, наверное, — предположил Глиша.

— Сдадим в Загребе, там химики разберутся.

Возчика и Лисака повязали, уложили вместе с трупами в телегу, а потом Небош хлестнул лошадь, а мы побежали следом, вниз, к людям, в тепло. Добрались быстро и весело — на середине пути Лисак очухался и принялся орать лозунги, но скоро выдохся, а потом Славко вообще завязал ему рот, чтобы не голосил в деревне.