— Господи, это не…

— Ты прав. Я могла бы это сделать, и хуже всего то, что я даже не осознаю это. Как те два года, которые я полностью забыла. Я бомба замедленного действия, Илай, и мы оба это знаем.

— Ерунда. Ты в полном порядке, — он прищуривается. — Что тебе сказала доктор Блейн?

— Ничего. Она сказала, что не может говорить со мной без твоего присутствия.

— И тебе это не нравится. Не нравится то, что у меня есть какая-либо власть над тобой.

— Никому не нравится быть марионеткой, меньше всего мне. Но если не ты, то это должен быть папа. Если не папа, то мама. Если не мама, то кто-то другой должен позаботиться о том, чтобы я не облажалась. Сегодня я поняла, что никогда не буду самостоятельной, поэтому я бы хотела съесть ведерко сахарной ваты и посмотреть романтические сериалы, прошу тебя.

— Нет.

— Нет?

Илай берет меня за руку.

— У меня есть идея получше.

Глава 33

Илай

Я теряю ее.

Снова.

Она ускользает у меня между пальцев.

Снова.

Ее присутствие уменьшается.

Снова, блять.

И все же я хватаюсь за обрывки ее сознания, за моменты ее присутствия и борюсь с реальностью ее предстоящего падения.

— Это то самое место? — Ава проходит в середину гостиной. — Остров твоей бабушки?

Мой взгляд следит за ее движениями — взмах ее винтажного платья, стук ее белых каблуков. Прикосновение ее пальцев в перчатках к спинке дивана, прежде чем она озорно ухмыляется.

— Мне всегда было интересно, как он выглядит. Я даже не думала, что он будет таким огромным и красивым. Твоя бабушка — счастливая женщина.

— Тебе нравится?

— Ага.

— Он твой.

— Ч-что?

— Остров твой. Он записан на имя моей бабушки, и она сказала, что отдаст его мне, учитывая, что я ее любимый внук.

— И ты просто так отдашь его мне?

— Если хочешь.

Она разворачивается и смотрит на меня, склонив голову набок.

— Ты дашь мне все, что я захочу?

— В пределах разумного.

— Что для тебя неразумно?

— Ты не можешь иметь другого мужчину, водить машину или просить развода.

— Вот блин. А я-то думала, что смогу найти любовника и уехать с ним в закат на кабриолете.

Я прищуриваюсь.

— Нет, если только ты не хочешь запачкать его кровью свои руки.

— Расслабься, я пошутила, — она ходит по комнате, разглядывая мебель и различные картины в стиле импрессионизма, которые мама и бабушка собирали на протяжении многих лет.

Некоторые из них принадлежат Брэну и Глин. Отвратительная скульптура дьявола — творение Лэна. Я делаю мысленную пометку разбить ее вдребезги, прежде чем мы уедем.

Я прислоняюсь к стене, скрестив руки и лодыжки, наблюдая и просчитывая каждое движение моей жены.

Не обращая внимания на мое невротическое внимание, она ходит вокруг, издавая охи и ахи в адрес некоторых предметов интерьера и делает несколько фотографий.

— Ты провел здесь много времени?

— Да. В основном в детстве с бабушкой и дедушкой. Иногда с родителями.

Она улыбается.

— Держу пари, у тебя осталось много прекрасных воспоминаний.

— Возможно.

Ее ярко-голубые глаза устремляются в мою сторону.

— Ты не уверен? Что-то испортило эти воспоминания?

— Не совсем. Просто я не воспринимаю человеческие эмоции так, как все остальные, и поэтому не считаю случившееся хорошими воспоминаниями. Для меня это был просто процесс, который сыграл важную роль в формировании моей личности.

— Ты звучишь слишком роботизировано, когда так говоришь. Неудивительно, что ты Железный Человек, — ее губы слегка надуты. — Ты когда-нибудь считал какие-либо воспоминания счастливыми?

— Много. Хотя большинство из них социально неприемлемы.

— Назови два своих самых счастливых воспоминания.

— Когда папа усадил меня и сказал, что я родился другим и у меня нет причин стыдиться этого. На самом деле я должен гордиться этим также, как и он гордится мной.

Широкая улыбка трогает ее губы.

— Я люблю твоего папу.

— Он женат.

— А я замужем. Вытащи голову из канавы, дружище.

— Я не твой дружище. Я твой муж.

Она закатывает глаза.

— Какое второе счастливое воспоминание?

— Тот день, когда мы поженились.

Она замирает, ее полные губы приоткрываются. Внезапно она становится похожа на забытую Богиню. Нет. Скорее на падшего ангела со сломанными крыльями. Потребность доломать их, чтобы она никогда не улетела, пульсирует под моей кожей, как болезненное, постоянное желание.

— Ха-ха, очень смешно, — она неловко смеется.

— Я не шутил.

— Н-но почему? — она прикусывает нижнюю губу, затем отпускает ее красную и распухшую.

— Потому что ты стала моей собственностью. Официально.

— О, — на ее лице отражается явное разочарование. — Это имеет смысл.

Ее движения становятся вялыми, когда она рассеянно прикасается к некоторым скульптурам и семейным фотографиям, расставленным повсюду.

Бабушка, мама и тетя Астрид слишком драматизируют со всеми этими фотографиями, которые заставляют нас каждый раз делать.

Ава сжимает в руках фотографию, на которой сидят дедушка и бабушка, он держит ее руку у себя на коленях. Папа и дядя Леви стоят с его стороны, а мама и тетя Астрид со стороны бабушки. Глин обнимает дедушку сзади за шею. Лэн ухмыляется, хватая Брэна за плечо, а я прижимаюсь к Крею головой. Это фото было сделано около пяти лет назад в День Рождения бабушки, который мы провели здесь.

— Зачем ты привез меня на остров? — спрашивает моя жена после долгого молчания.

— Я подумал, что тебе не помешал бы перерыв. В Париже ты упомянула, что хочешь устроить нормальный отпуск, где я не буду работать.

— Почему именно здесь? — спросила она.

— Потому что здесь никто не сможет нам помешать. Я приезжаю сюда, когда хочу спокойно подумать.

Она пристально смотрит на меня.

— Ты летишь восемь часов, чтобы спокойно подумать?

— Если понадобится.

— И ты привез меня сюда? Уверен, что это мудрое решение, мистер Кинг?

— Не заставляй меня жалеть о нем.

— Ничего не обещаю, — она улыбается, ставя рамку с фотографией на стол. — Я хочу пойти на пляж.

— Уверена, что не хочешь сначала отдохнуть?

— Я поспала в самолете. Все в порядке.

Скорее, она почти не спала. В остальное время она была не в себе. Как физически, так и морально.

Но если она думает, что спала, ей же лучше.

Сэм и Хендерсон посмотрели бы на меня с неодобрением, а в случае с Хендерсоном он бы умолял меня, наконец, последовать рекомендациям доктора Блейн, пока не стало слишком поздно.

Но я буду настаивать на своем до самого конца.

Я присоединяюсь к ней во время короткой прогулки к пляжу. День близится к вечеру, и солнце начало опускаться за горизонт, окрашивая небо в желто-оранжевый цвет.

Моя жена снимает туфли и топает по белому песку, затем опускает пальцы ног в воду нефритового цвета.

Она бросает обувь на землю, вздыхая.

— Так захватывающе.

— Действительно, захватывающе, — говорю я, а мои глаза сосредоточены на мягких чертах ее лица. Исходящее от нее очарование пробивает мои стены и оставляет в них трещины, которые гораздо более смертельны, чем все предыдущие.

— Вода все еще теплая, — она взбалтывает ее пальцами ног, затем с ухмылкой поворачивает голову в мою сторону, прежде чем забрызгать мои брюки. — Упс. Я просто хотела, чтобы ты сам почувствовал воду.

— Ава…

Она приседает и зачерпывает руками воду, а затем со смехом выплескивает ее мне на грудь.

— И рубашку тоже на тот случай, если она начнет ревновать. Ну, что скажешь, вода теплая?

Я вскидываю руку в ее сторону, но она в последнюю секунду уворачивается, и из ее горла вырывается визг, когда она бежит по пляжу. Ее белокурые пряди развеваются от дуновения ветерка, когда волны мягко разбиваются о берег.