Мои губы приоткрылись.

Так вот почему я никогда не видела, чтобы он ел. Он был травмирован каким-то событием в прошлом. Мое сердце сжимается при мысли о том, что его детская версия была настолько насторожена по отношению к еде, что он занимался самоистязанием.

— Мне жаль, что ты прошел через это.

— Не жалей меня.

— Не жалею. Я сочувствую. Понятие, чуждое тебе, но обычное для большинства людей, — я делаю паузу. — Как ты выкарабкался из этого?

— Мама и Сэм договорились готовить мне еду. Мама пыталась, но у нее нет кулинарных навыков.

— О, здоровья ей.

Он улыбается в ответ на мою улыбку, и мне требуется весь мой самоконтроль, чтобы не сделать фотографию и не сохранить ее на будущее.

— Мы должны были поесть дома, — говорю я с ноткой вины.

— Почему? Ты хотела попробовать еду в этом ресторане, ведь ты большая поклонница ближневосточной кухни.

— Да, но не в том случае, если буду есть только я.

— Мое положение не имеет ничего общего с твоими предпочтениями.

— Мы женаты, Илай. Твоя ситуация влияет на меня, нравится мне это или нет.

Он делает глоток своего напитка и отставляет его. По какой-то причине мои слова испортили атмосферу этого ужина. Ужина, который мне с самого начала не нравился из-за его безучастия.

И вот мы идем в театр и смотрим «Мулен Руж!». Пока я хлопаю, танцую и пою в конце, Илай совершенно не впечатлен всей этой заварушкой.

— Это было так весело! — кричу я и машу рукой девушке, которая веселилась со мной во время шоу, когда мы с Илаем выходим в красном сиянии театра Пикадилли. Музыка продолжает звучать, и я раскачиваюсь, даже когда его хватка останавливает меня.

— Только если ты так называешь скуку, — он кладет большую ладонь мне на спину и умело ведет меня сквозь толпу так, что никто не задевает меня.

— Ты такой Гринч, — я кладу указательный и средний пальцы на уголки его рта и тяну вверх. — Улыбнись хоть немного. Ты будешь выглядеть намного сексуальнее.

Когда я опускаю руку, он поднимает бровь.

— Ты находишь меня сексуальным?

— Все находят. По крайней мере, семь девушек флиртовали с тобой в баре.

— Ты считала?

— Непроизвольно.

Его губы дрогнули в небольшой улыбке, когда он погладил мое бедро. По мне пробегает дрожь, и я становлюсь податливой в его руках. Это несправедливо, что его объятия — самые лучшие из всех, в которых я когда-либо была.

Почему монстр ощущается таким безопасным?

— Ты когда-нибудь скажешь мне, почему женился на мне? — шепчу я.

— Я же говорил тебе. Мне нужно было прикрытие в виде стабильного брака.

— Ты мог бы взять на эту роль любую другую девушку. Почему я?

— Потому что ты, — говорит он загадочным тоном, от которого у меня завязывается узел внизу живота.

Я пытаюсь попросить разъяснений, но мы уже дошли до машины.

Всю поездку Илай проводит за просмотром своего телефона и обсуждением финансов с Хендерсоном. Клянусь, этот человек дышит деньгами и невероятно талантлив в их зарабатывании.

Хотя, возможно, ему нужны не деньги. А власть.

Когда мы доезжаем до дома, меня охватывает чувство подавленности. Может быть, потому что приятная ночь без ссор закончилась и, скорее всего, больше не повторится.

Я останавливаюсь на верхней ступеньке лестницы, где мы разойдемся по своим комнатам, и смотрю на него. Он стоит там, пиджак в руках, и первые две пуговицы его рубашки расстегнуты, обнажая точеные мускулы.

Прочистив горло, я пытаюсь слабо улыбнуться.

— Спасибо за вечер, я прекрасно провела время.

Он кивает один раз, его пальцы крепко сжимают перила, как будто он останавливает себя от чего-то.

— Я… э-э-э… спокойной ночи, — бормочу я, как идиотка, а потом пытаюсь уйти с достоинством и не убежать в свою комнату. Или, что еще хуже, украдкой взглянуть на мужа, чей эмоциональный темперамент соперничает с Альпами.

Оказавшись внутри, я бросаю сумку на кресло и останавливаюсь у кровати, чувствуя, как по коже внезапно пробегает холодок.

Почему комната ощущается такой большой и пустой?

Может, мне стоит убедиться, что Сэм оставила немного еды для Илая? Уже поздно, так что я могу разогреть ее. Она не станет на меня за это ругаться, и сомневаюсь, что сожгу микроволновку.

По крайней мере, надеюсь, что нет.

Это просто благотворительность. Мама учила меня быть щедрой к тем, кому повезло меньше, чем мне. Илай весь день голодал, так что я делаю ему одолжение.

Я только успеваю сделать шаг, как дверь распахивается, и на пороге появляется Илай, без пиджака, с раздувающимися ноздрями и глазами-вихрями желания.

Температура мгновенно поднимается, и я сглатываю.

— Я… я собиралась разогреть тебе ужин.

Он подходит ко мне, преодолевая расстояние за два шага, и обхватывает рукой мое горло.

— Будь моим ужином.

И тут его грешный рот захватывает мой.

У меня голова идет кругом, я абсолютно захвачена и полностью поглощена своим чудовищным мужем.

Его язык проникает между моими губами, захватывая их, и мое сердце становится таким легким, что мое тело парит в облаках, когда я обвиваю его шею руками.

Мои изгибы прижимаются к его твердым мышцам, и я хватаюсь за него изо всех сил.

Когда он отстраняется, я вздыхаю.

— Ну и ну. Какой хороший ночной поцелуй.

— Если ты думаешь, что я остановлюсь только на поцелуе, то тебя ждет большой сюрприз, миссис Кинг.

— Да? И что ты собираешься сделать?

— Целовать каждый дюйм твоего тела, а потом трахать тебя за все те разы, когда не мог этого сделать.

Я хочу спросить, почему раньше он не мог, если мы женаты уже больше двух лет, но он толкает меня к кровати и снова завладевает моим ртом, и я замираю.

Вопросы можно задать и завтра.

Сегодня я хочу прожить лучший день в моей жизни.

Глава 25

Илай

Где-то на задворках сознания я прекрасно понимаю, что не должен этого делать.

Я переворачиваю ее на живот, мои руки поглаживают и растирают все, к чему я могу прикоснуться.

Последнее, что нужно моей жене, — это мой член, упирающийся в ее задницу, требующий доступа внутрь или становящийся чертовски твердым от одной мысли о том, что я хочу обладать ею. Владеть ею. Выгравировать себя под ее кожей.

И все же, судя по всему, мне было наплевать на все возможные побочные эффекты моей неспособности держаться подальше.

Ароматы роз, цветов и удручающе знакомой сладости насыщают мой нос, пока я не наполняюсь ими. Ее запах, ощущение ее мягкой кожи под моей грубой, ее кремовая плоть в сравнении с моим загорелым цветом лица. Нежные, абсолютно хищные стоны, которые она издает, когда я расстегиваю ее молнию.

— Ты можешь перестать портить мои платья? — бормочет она в подушку, оставаясь совершенно неподвижной, пока я отталкиваю от себя богохульную вещь, удерживающую меня от нее.

— Я не способен быть нежным, когда дело касается тебя, миссис Кинг, — я наматываю ее волосы на кулак и опускаю губы к ее уху. — Но ты уже знала об этом, когда дразнила меня в течение всего вечера.

— Я… ничего такого не делала, — в ее голосе звучит запретное желание и мерцающая ясность. Она так чертовски красива, что я не могу смотреть ей в глаза, не чувствуя жжения в костях.

— Неужели? Мне показалось, что твоя рука и ноги не так уж случайно задевали мое бедро?

— Хм. Возможно. Это сработало?

— Ты хочешь, чтобы это сработало? — я опускаю руку к ее попке, поглаживая стринги, которые скользят между ягодицами, а затем шлепаю по манящей плоти, и она стонет, ее губы приоткрываются. — Судя по тому, какая ты мокрая и готовая, я бы сказал, что ты определенно хочешь. Разве ты не знаешь, что рекомендуется держаться подальше от мутной воды?

— Я никогда не умела следовать советам, — она слегка покачивается, ее дыхание становится все более поверхностным. — Я очень плоха в этом. Спроси моего психотерапевта. А может, и не спрашивай.