– Мы с честью принимаем ее, – ответил король. Андреас поклонился.

Шведы стали готовиться к походу и собирать войска. Поход было решено начать следующим летом. Тем временем вице-магистр поспешил в Дерпт.

В остроге с самого утра шли приготовления к свадьбе Буслая и Даши. Евпатий с Шемякой уже прибыли в острог. Бабы ощипывали кур, пекли пироги, выставляли на стол капусту, соленые огурцы и яблоки. С грядок срывали укроп, петрушку и зеленый лук. Бабка Авдотья с Феклой накрывали на стол, расставляли посуду и медовуху. Плотник Федор с помощью Антипа сооружал длинные лавки для гостей. Глаша и Лада готовили рыбу, которою вытащили из сети Мотыль, Калаш, Лопух и Спирька. Пелагея, Лукерья и Софья, занимались невестой. Дашу облачили в красивое платье, которое она с Буслаем приобрела в Новгороде. На голове заплели толстую густую косу и нарумянили щеки. Буслай облачился в косую белую рубаху с вышитым красными нитями воротом. Опоясался красивым кожаным ремнем, одел широкие порты. Наряд довершали мягкие кожаные сапоги, сделанные из мягкого сафьяна. К полудню все приготовления были окончены, и отец Евлампий торжественно обвенчал молодых.

– Согласен ли ты, Буслай, взять в жены рабу божью Дарию? – спросил он.

– Да, – с сухостью в горле ответил Буслай.

– Согласна ли ты, Дария, взять в мужья раба божьего Буслая, – спросил ее батюшка.

– Да, – взволновано произнесла Даша.

– Да убойся жена мужа своего, и живите жизнь долгую в счастье и радости. И вместе переносите все невзгоды и тяготы. Объявляю вас перед Богом и людьми мужем и женой. Аминь, – сказал отец Евлампий и перекрестил молодых.

Дашу и Буслая проводили за стол. Расселись и гости. Рядом с Дашей сидел Архип. Он был очень рад за свою сестру. С Буслаем сидел Евпатий, его дядька. Дядька гордился племянником и полностью одобрял его выбор. Далее, по левую руку от Буслая, расположились дружинники, а с другой стороны остальные жители острога. Начался пир. От всевозможных кушаний ломился стол. Давненько в остроге не было такого богатого праздника. Гости приступили к трапезе.

– Красивая пара! Смотрю на них и не налюбуюсь, – сказал Евпатий Сбыславу, которому поднесли ковш медовухи.

– Выпьем за молодых. Хочу, чтобы жили они счастливо, чтобы лучи солнца каждый день попадали в их дом, чтоб достаток был, чтоб детишек родили таких же красивых, как они сами и, чтоб в доме их всегда был мир и согласие, – торжественно произнес Сбыслав, выпил меда и передал ендову Якову.

– За счастье молодых, – хором закричали гости.

Было весело. Гусляр Зозуля под гусли пел веселые песни, а многие гости ему подпевали. Юродивый Фомка бегал вокруг стола и пытался изобразить подобие танца. Люди весело смеялись, наблюдая его кривляния.

– Гляди, как Фомка скачет, Пелагея, бросай своего Егора и Фомку бери себе. Гляди, какой он бойкий, – смеялась Бабка Авдотья.

– Скажешь тоже, – ответила Пелагея.

– Чего к убогому привязались? – влезла в разговор Лукерья.

– У бабки Авдотьи язык как помело. Мелет все подряд, сама не ведает что. Ты, Пелагея, не обижайся. Шутит она, – ответил им дед Митрич.

– А ты-то, старый, чего в разговор бабский влез? Вон, сиди мед пей, – наскочила на него бабка Авдотья.

– Вот живу я с ней пятьдесят годков уже, а все одно. Как была молодая, так и старая такой же болтуньей осталась. Чего влюбился в нее, сам не понимаю, наверно, дурак был в молодости, – проворчал дед.

– Да просто в молодости бабка Авдотья говорят, неописуемая красавица была, – произнесла Глаша, жена Рябого.

– Это да. Весь взор мой своей красотой затуманила. И потерял я тогда голову, – с грустью произнес дед.

– Дед Митрич, а как вы в остроге оказались? – спросила сидевшая рядом с матерью Лада.

– В остроге? Ну, слушай. Родился я в Торжке, или как звали его Новый Торг, вотчина новгородская. Город большой, торговый. Я мал был тогда еще, когда у Новгорода наступил разлад с суздальскими князьями и начались враждебные действия со стороны последних против Новгорода. Так вот, Новому Торгу больше всех и досталось. Суздальские князья его захватили, а мы всей семьей бежали в Новгород. Отец мой был дьяком и меня к этому занятию приобщил. Я подрос и пошел служить к знатным боярам Михалковичам. Взяли меня за прилежание большое и трезвость мысли. Ох, как трудно было попасть к ним, но мне повезло. Там вот и встретил бабку Авдотью я. Полюбил ее. Мы поженились. Лет десять служил я у боярина Юрия, а он каждое воскресенье ходил к святой Софии. И меня с собой брал. Там я познакомился с отцом Евлампием. Подружились мы с ним. Он-то и уговорил меня идти с ним, острог наш возводить. Шли люди с нами сильные, стойкие и трудностей не боявшиеся. Когда построили его, острог выполнял функцию сторожевого поста, а потом через лес новую дорогу прорубили, закопали несколько болот, и дорога к Новгороду стала на десять верст короче. Острог остался в стороне, много ратников ушли обратно в Новгород или в Ладогу, а мы стали тут жить да присматривать за окрестными деревнями, – закончил свой рассказ Митрич, которого, не перебивая, все слушали.

– Многих, кто с нами пришел, нет уже. Вон, на опушке на погосте покоятся, – добавила бабка Авдотья.

Никита и Зара сидели рядом. Зара хлопотала около него. Ей хотелось угодить ему. Никита уже окреп и аппетит был у него отменный. Зара внимательно смотрела за полнотой его блюда.

– Зарушка, куда ты мне кладешь столько, у меня места в животе ни так много, как у Годыни. Я же лопну, – возмутился Никита.

– Ешь, не лопнешь, – улыбнувшись, ответила ведунья.

– Я люблю тебя, – невнятно проговорил Никита с сильно набитым едой ртом.

– Я тебя тоже, – сказала она, подкладывая еще ему капусты.

– Ежели я так много буду кушать, то растолстею, и ты перестанешь меня любить, – не унимался Никита.

– Буду, – с горящими глазами ответила девушка.

– Правда они красивая пара? – прожевав, спросил дружинник.

– Очень красивая, – ответила ведунья.

– Жду не дождусь, когда тебя под венец поведу. Хочу, чтобы все у нас по-человечески получилось, – задумчиво сказал Никита.

– Придет время, хороший ты мой, – сказала Зара.

– Ожидание − мука для меня, – промолвил Никита.

– Ну потерпи немного еще. Ты же видишь, общаясь с тобой, с людьми, я становлюсь другой. Я сама это чувствую. Многие вещи, которые для меня были не приемлемыми, сейчас я воспринимаю вполне нормально. Просто в душе своей я еще не готова, пойми меня, – четким убедительным тоном произнесла Зара.

– Я же тебе говорил, что ждать буду столько, сколько потребуется, – выпалил Никита, поедая влюбленным взором девушку.

В центре стола было шумно, Игнат рассказывал людям, сидевшим около него, смешные истории и все смеялись, а со стороны, где сидели Буслай и Даша, шел серьезный разговор.

– Получили новость из Новгорода с голубем. Помощь они сейчас дать не могут, смутно в городе. Князь еще послал людей на псковскую землю, беспокойно там. Верные люди сказывают, что по призыву епископа дерптского Германа рыцари и толпа немецких охотников чинят там разбои, – сказал Сбыслав.

– Да, кровоточит земля русская, – вздохнув, сказал отец Евлампий.

– А сами-то сдюжим? – спросил Фрол.

– Должны сдюжить, – ответил Сбыслав.

– Наше преимущество в неожиданности, – вставил свое слово Буслай.

– Да, это так. Шемяка говорит, что по его данным в городе ходят слухи, что в отряде Вепря где-то человек шестьдесят пять – семьдесят. Где-то еще по земле нашей бродит Гедемин со своей свитой. Ежели они объединятся, то их будут человек семьдесят пять – восемьдесят, – сказал Евпатий.

– А что имеем мы? – вмешался в разговор Яков Полочанин.

– А имеем мы дружину мою в сорок копий, мужиков-ополченцев двадцать человек, княжьей конной дружины девять человек, люди Буслая – четверо, и Архип сказал, что приведет семь охотников, – сказал Евпатий.

– Итого восемьдесят один человек. Столько же, может чуть больше, – загибая пальцы, проговорил Яков.