«…это там любит гулять папа?»

Что хотел этим сказать ребенок? Или вот так во сне отображаются мои собственные желания и страхи? Прямо по Фрейду?

Или таким образом организм пытается предупредить о том, о чем люди вокруг предупреждают уже давно?..

Я не стала дожидаться утра и пошла искать анасара. За полмесяца жизни в особняке я так и не удосужилась узнать, где находится его комната, зато дорогу в кабинет знала отлично.

Как ни странно, именно там и нашелся Ле Ён.

В своей обычной белой рубашке и домашних брюках, он словно не ложился спать этой ночью. Или уже проснулся и сразу же окунулся в дела.

С беспокойством и смущением я подумала, что это могло произойти из-за меня. Слуги доложили ему о моей панической атаке или нет?

Если и сообщили, Ле Ён никак не дал этого понять.

При виде меня он поднялся из-за стола. Взгляд его был пристальным, напряженным.

— Извини за ранний визит, — сказала я. — Но у меня срочный вопрос.

— Спрашивай, — кивнул анасар.

— Если честно, вопрос мне самой кажется глупым, но ты вроде как сам давал понять, что это возможно… Скажи честно, это правда? Тварь… она… он… мог сделать ребенка человеку?

Ле Ён ответил не сразу. Он молча смотрел на меня, словно обдумывая свои слова.

Наконец, он произнес:

— Такие случаи были.

— Но как это возможно?! — в сердцах воскликнула я.

— Никто не знает, — осторожно подбирая слова, произнес муж. — Но девушки в поместье уже рожали Лютов. Это было давно и случалось редко. Но записи об этом есть. В поместье ведется своя летопись, там всё фиксируется.

— У меня это не укладывается в голове, — мне в пору было хвататься за упомянутую часть тела. — И что делали с… детенышами?

Анасар пожал плечами.

— Вероятно, выбрасывали в лес. Иначе откуда там сейчас Лют? Об этом записей нет.

Значит, не убивали? Я думала, от тварей избавлялись сразу же, как только они выползали на свет.

— И как понять, ребенок там или Лют? — решила прояснить еще один важный момент.

Руки сами легли на слегка округлившийся, словно после сытного ужина, живот.

Отсутствие обычных симптомов беременности напрягало. Что со мной не так? Или, напротив, именно безо всяких типичных недомоганий беременяшек и развивается зародыш Люта?

— Думаешь, там не мой сын, а Лют? — скептически приподнял брови муж.

— Да меня уже несколько дней пытается убедить в этом весь особняк! — выкрикнула я накипевшее.

— Когда родится — тогда и узнаем. Не переживай раньше времени. Тебе, кажется, нельзя волноваться.

— Да как тут не волноваться! — я понимала, что вот-вот сорвусь в истерику. Или накатит очередная волна паники.

Ну, что за непробиваемый мужик? Или ему всё равно, от кого родит его жена?

— Я уже сообщил королю о наследнике, — произнес анасар. — Если родится Лют, всегда можно будет списать на выкидыш. На право собственности на поместье это уже не повлияет. И тогда можно будет сделать новую попытку. В любом случае, мы всё узнаем через три месяца от свадьбы. Насколько известно, столько длится беременность от Люта. Полмесяца уже прошло. Осталось два с половиной. Через два с половиной месяца ты или родишь… или мы продолжим ждать нашего общего ребенка.

Я не верила своим ушам. Да кто в этом мире большее чудовище, Тварь или мой муж? Что? Если Лют, просто спишем на выкидыш и повторим попытку? Он в своем уме? У него вообще хоть какие-то чувства есть? Или только холодный расчет, направленный на сохранение имущества?

Я развернулась и выбежала из кабинета. Не только потому, что видеть этого мерзавца не могла. Просто не хотела оказаться в тюрьме. Или какое наказание придумали в Алуяре за убийство мужа?

С этими беспокойными мыслями я шла по саду. Держась подальше от леса, поближе к особняку, медленно брела по дорожке. Сегодня я была в белом струящемся платье из такого тонкого и легкого материала, что оно почти не ощущалось на теле. Ветерок гулял со мной, играя ветвями цветущих деревьев и подолом белого платья. Он словно предлагал забыть все тревоги и просто раствориться в умиротворении природы. Я бы так и сделала. Я бы попыталась расслабиться и отпустить страхи…

— Мама! — словно в самое ухо, закричал в тревоге звонкий и такой знакомый детский голосок у меня в голове.

Не во сне, а сейчас, наяву. Я замерла, ничего не понимая, как он снова закричал:

— Обернись!

Я, не раздумывая, обернулась.

Как раз в тот самый момент, чтобы увидеть сверкнувший на солнце холодным блеском занесенный нож.

— Нельзя, чтобы это чудовище родилось! — закричал убийца и ударил меня прямо в живот.

Я не успела даже пискнуть. Или увернуться. Или хоть как-то себя защитить.

Тело охватило странное сияние, формируясь вокруг меня сферой. Нож, не успев добраться даже до кожи, увяз в этом сиянии по самую рукоять. Убийца надавил сильнее, потом дернул обратно, однако оружие застряло и не поддавалось его усилиям.

— Умри, чудовище! — рычал убийца, лица которого я не могла увидеть из-за сияния.

Не могла я и двигаться. Сфера приподнялась над землей, а я будто зависла в гигантском мыльном пузыре.

Время словно замерло. А потом потекло вновь. Но уж без меня.

Убийцы больше не было, он убежал, в ужасе от того, что произошло с хозяйкой Чернолесья. Но сфера, защитившая от смерти, продолжала удерживать меня в плену. Подавляя волю. Погружая в мутный полусон.

Это было странное ощущение. Словно мир вокруг меня продолжал существовать, двигаться, жить. А меня будто не было. Или не так. Я существовала, но как бы отдельно, за пределами реальности, созерцая ее со стороны.

И пребывала в дурмане. Глаза видели, как ходят в саду люди. Как меняется время суток, мелькая синелунной тьмой и солнечным светом. Как осыпаются лепестки с отцветающих деревьев. Глаза видели, а мозг воспринимал всё это словно сквозь сон. Иногда он просыпался, ненадолго и не полностью. В те моменты я видела Ле Ёна. Чаще всего он просто стоял и смотрел. Я понимала, что это он, хотя сквозь мерцание сферы фигура расплывалась, а лицо мутнело. И всё же это был Ле Ён. Или мне так хотелось, чтобы это был он. А еще мне хотелось с ним поговорить. Спросить, что теперь с нами будет? И не ненавидит ли он меня за тот побег в брачную ночь, который перевернул все его планы… Вряд ли короля устроит такой наследник Чернолесья…

Ведь сложно представить, чтобы сферу, спасшую меня от убийцы, мог поставить обычный человеческий ребенок.

Вместо Ле Ёна со мной говорил тот, кто укрыл нас сияющей защитой.

— Не бойся, мамочка. Не бойся.

Я боюсь, малыш. Как ни бояться? Только боюсь я — тебя.

— Ты увидишь, я хороший. Ты полюбишь меня. Ты ведь уже полюбила. Ты ведь ждала…

Мои страхи смывает дурман. И вот я опять плыву в этом неестественном, зыбучем сне, плыву и не помню, чего я так боялась.

— Нас никто не тронет, мама… Никто не доберется… Никто не помешает…

А помешать пытались. Однажды я всплыла на поверхность сна, чтобы опять увидеть убийцу. Не знаю, того же или другого. Нож, оставленный в сфере в первой попытке уничтожить чудовище, так и торчал в мерцающей пленке как доказательство того, что надо приходить с другим оружием. А оружие в этот раз оказалось и вправду иным.

В руках убийцы был пистолет. Я поняла, что именно он держит, даже сквозь искажающее сияние. По характерной позе.

Малыш внутри меня слегка обеспокоился. Но только слегка. Просто он не понимал, что это такое принес злой дядя, и не был уверен, чего ожидать.

— Мама, что это?

— Пистолет. В нем пуля — шарик, который пробивает почти всё на свете.

— Ясно, — расслабился малыш. — У нас — не всё на свете.

Он быстро учился и познавал мир.

А убийца что-то выкрикнул. Наверно, примерно как то памятное «Умри, чудовище!».

И выстрелил.

А потом закричал и схватился за руку, по которой уже текла кровь.

— Не хочу, чтобы еще что-то застряло, — проворчал малыш и словно свернулся в клубок, засыпая.