Доротея наказывала его, причиняла боль и продавала в услужение не одной Королеве, но, в конце концов, Марис и ей подобные были лишь расходным материалом. А он — нет. Доротея и другие Черные Вдовы Хейлля заплатили слишком дорого за его создание и, что бы они ни придумали тогда, повторить это не смогли бы.
Кровь Хейлля угасала. В его поколении лишь очень и очень немногие носили темные Камни — впрочем, это и неудивительно, ведь Доротея приложила столько усилий, чтобы убрать сильнейших ведьм, которые могли бы потягаться с ней за власть после того, как она стала Верховной Жрицей. Ее соратники вошли в Сто Семейств Хейлля, но это были в основном ведьмы, носившие светлые Камни и не имевшие никакого значения в обществе, и женщины Крови, способные лишь на одно — спариться с мужчиной Крови и выносить здорового ребенка.
Поэтому теперь Доротее было необходимо создать темную линию Крови, которая сольется с ее Сестрами — Черными Вдовами. Поэтому, хотя она не без удовольствия унижала и терзала Деймона Сади, убивать его было нельзя — ей нужно было его семя, посаженное добровольно в тела ее Сестер. Доротея использовала дур вроде Марис, надеясь измотать его до такой степени, чтобы он наконец покорился судьбе. Но Деймон никогда не отступал ни перед кем и ни перед чем.
Семь столетий тому назад Терса сказала ему, что грядет живая легенда. Семь веков ожидания, наблюдения, поисков, надежды. Семьсот изматывающих, тяжелых лет. Он отказывался сдаваться, не желал подвергать слова предсказательницы сомнению, потому что его сердце упрямо тянулось к этому странному, загадочному, пугающему созданию, называемому Ведьмой.
В глубине души он уже знал ее. Деймон часто грезил о ней. Однако он никогда не видел лица. Оно оставалось смутным, неясным и расплывалось окончательно, стоило только попытаться сосредоточить на нем взгляд. Но он видел женщину, одетую в халат, сшитый из темного, прозрачного паучьего шелка, соскальзывающий то и дело с ее плеч, то приоткрывая, то вновь пряча обнаженную, прохладную, как ночь, кожу. И запах в комнате, ее запах, с которым он будет просыпаться, зарывшись лицом в подушку, когда женщина уже поднялась и занялась своими делами…
Это была не просто страсть — огонь, горевший в его теле, бледнел по сравнению с гармоничным единением разумов, хотя, разумеется, физическое удовольствие оставалось немаловажным. Деймон хотел прикоснуться к ней, ощутить гладкость кожи, почувствовать вкус ее нежного тепла. Он хотел ласкать эту женщину до тех пор, пока они оба не начнут гореть от страсти. Мечтал сплести ее жизнь со своей так крепко, что невозможно будет определить, где началась одна и закончилась другая. Деймон хотел обнимать ее, даря силу и поддержку, и чувствовать себя защищенным, обладать ею и знать, что им обладают, взять над ней верх и сдаться перед ее чарами. Ему была нужна эта Другая, он хотел ее, тень, пронесшуюся через его жизнь, наполнявшую болью и желанием каждый его вдох, пока он, спотыкаясь, пробирался через постели ничтожных женщин, которые были для него пустышками — и никогда не смогли бы стать ничем иным.
Проще говоря, Деймон верил, что ему было предназначено судьбой стать ее любовником.
Он зажег еще одну сигарету и согнул безымянный палец на правой руке. Змеиный зуб плавно выскользнул из своего укрытия и замер на внутренней стороне длинного, выкрашенного в черный цвет ногтя. Мужчина улыбнулся. Марис интересовалась, есть ли у него когти? Пожалуй, это милое дополнение произвело бы на нее сильное впечатление. Увы, ненадолго, поскольку яд в мешочке под ногтем безымянного пальца был чрезвычайно действенным.
Деймону повезло, что он достиг половой зрелости позже большинства хейллианцев. Помимо обычных для взросления перемен у него появился и змеиный зуб, ввергнувший его в шоковое состояние — Деймон был искренне убежден, что мужчина не может принадлежать к Черным Вдовам от рождения. Тогда он служил при дворе, где среди мужчин считалось модным носить длинные ногти и красить их. Когда Деймон перенял местные обычаи, это никому не показалось странным, и до сих пор ни один человек не поинтересовался, почему он не изменил старой привычке со временем.
Даже Доротея. Поскольку ведьмы ковена Песочных Часов специализировались на ядах и темных сторонах Ремесла, а заодно на снах и видениях, Деймон всегда считал довольно странным, что хозяйка так и не догадалась, что он собой представляет. Не было нужды гадать, что бы она сделала в противном случае. Как минимум попыталась бы изуродовать его до неузнаваемости. Возможно, если бы это произошло до того, как он принес Жертву Тьме, дабы определить свою истинную силу, то есть пока Деймон еще носил Красный Камень, данный ему по Праву рождения, Доротее бы это удалось. Если же она предпримет такую попытку теперь (и даже если на сторону хозяйки встанет весь ковен, поделившись своей силой), то дорого поплатится за это. Даже с Кольцом Повиновения Верховный Князь, носящий Черный Камень, будет весьма грозным противником для Жрицы с Красным.
Именно поэтому теперь их тропки так редко пересекались, и Доротея старалась отправить раба для утех подальше от Хейлля и своего собственного двора. У Верховной Жрицы остался лишь один козырь, чтобы держать Деймона в узде, и они оба прекрасно это понимали. Если бы от его покорности не зависела жизнь сводного брата, то даже боль, причиняемая Кольцом Повиновения, не остановила бы Деймона. Люцивар… и «дикая» карта, которую Терса ввела в игру показного подчинения и псевдоконтроля. Доротея не знала об этом новом джокере, который однажды положит конец ее власти в Террилле.
Некогда Кровь правила достойно и справедливо. Ее представители в Округе присматривали и разрешали по совести дела лэнденов в деревнях, находящихся в ведении их поселка. Королевы Округов служили двору Королевы Провинции. Те же, в свою очередь, подчинялись Королеве Края, которая избиралась большинством представителей Крови обоих полов, носящих темные Камни, как сильнейшая и лучшая из всех.
В те времена не было никакой потребности в Кольцах, чтобы контролировать мужчин, наделенных силой. Они следовали зову сердец, идя за Королевой, которую считали подходящей для себя. Они добровольно вручали ей свою жизнь. И служили свободно.
В те времена сложный треугольник статуса человека Крови не опирался так сильно на социальное положение. Ступень Камня и каста играли точно такую же роль, если не большую. Соответственно, и власть в обществе была гибкой, как быстрый танец, в котором ведущий менялся очень часто и зависел от остальных партнеров. Но в средоточии этой пляски всегда была Королева.
В этом заключались одновременно и гениальность, и крупный просчет Доротеи. В отсутствие сильной Королевы, способной остановить ее продвижение к власти, она ожидала, что мужчины присягнут ей, Жрице, точно так же, как присягали Королеве. Но этого не произошло. Поэтому начался новый этап зачисток — и к тому времени, как он завершился, в руках Доротеи оказалось опаснейшее оружие — сбитые с толку, перепуганные мужчины разных рас, лишавшие любую более слабую женщину ее колдовских сил, чтобы почувствовать себя сильнее, и несчастные женщины, спешившие окольцевать потенциально сильных мужчин до того, как они успеют превратиться в серьезную угрозу.
Результатом стало все глубже укореняющееся извращение общества Крови, и Доротея, занявшая центральное место в этом круговороте, превратилась одновременно и в главное орудие разрушения, и в единственный источник безопасности.
А потом эта зараза распространилась в другие Края. Он видел прочие земли, видел, как медленно ломаются народы, сокрушенные безжалостным, разлагающим давлением Хейлля, вкрадчиво прокладывающим путь к извращению самой сущности людей Крови. Он видел, как потенциально сильных Королев слишком рано лишали девственности и Первая ночь оставляла их сломанными и ничего не стоящими.
Он видел все это и горячо оплакивал каждую потерю, чувствуя одновременно ярость и раздражение оттого, что мог сделать так мало, чтобы предотвратить это. У бастарда нет никакого влияния в обществе. У раба такового еще меньше, к какой бы касте он ни принадлежал по Праву рождения и какой бы Камень ни носил. Поэтому в то время, как Доротея вела свою игру, добиваясь власти, Деймон старательно плел сеть интриг. Она уничтожала Кровь, противостоявшую ей. Он уничтожал Кровь, последовавшую за ней.
