— О да, — продолжал Парсонс, — все это ужасно… как бы выразиться… далеко от практического применения, не правда ли? Почти поэтично. Возможно, Бердлип упустил свое подлинное призвание. Сами заглавия его работ выдавали особый склад ума. Гениального ума, готов допустить, однако спекулятивного и, если можно так выразиться, непродуктивного свойства. Явно не такого, что был бы способен создать двигатель, подобный тому, что удерживает его дирижабль в воздухе.
Парсонс вкрадчиво улыбнулся Сент-Иву, гоняя черенком вилки горошину на тарелке и стараясь погрузить ее в лужицу подсохшего соуса.
— Известно ли вам, — спросил он, искоса поглядывая на Сент-Ива, — о целом религиозном культе, возникшем вокруг спорадических появлений этого аппарата на публике? Говорят, существует некая связь между доктором Бердлипом и этим самозванным святым, именующим себя Шилохом. Ничего нет опаснее, учтите, чем религиозный фанатизм. Такие люди наделяют себя правом определять мораль — в убыток всем, за исключением себя самих.
— Могу вас уверить, — ответил Сент-Ив, переводя взгляд с Парсонса на окно, за которым, двумя этажами ниже, протекала обычная жизнь, — что доктор Бердлип никак не связан с мистикой. Он…
Очки Парсонса по собственной воле съехали к кончику его носа, и знаток пищеварительных трактов поспешил перебить изобретателя:
— Говорят и о том, дорогой мой, что судно доктора Бердлипа имеет на борту некий талисман или, возможно, прибор, который верующие почитают святыней: как они считают, это сам Бог, обитающий в ящике довольно занятной конструкции… Само собой, Скотланд-Ярд внедрил своих агентов в их организацию. Эти люди опасны, и они держат на заметке дирижабль Бердлипа. Так до конца и не ясно, намерены они разрушить его или сделать храмом, но, заверяю вас, наша Академия не намерена позволить им ни того ни другого.
По улице, с трудом проталкиваясь из Кенсингтон-Гарденс через Ланкастер-гейт[42], шаркала гигантская толпа, что-то выкрикивавшая в унисон (осанну, решил Сент-Ив) и запрудившая все пространство вокруг клуба «Бейсуотер», полностью перекрыв движение. Не оставалось никакого сомнения: во главе толпы, направляясь в сторону Сассекс-Гарденс, шагал только что упомянутый, закутанный в рясу дряхлый проповедник — заклятый антагонист Королевской академии.
Парсонс тоже узнал его и ударил кулаком по столу, словно внезапное появление предводителя фанатиков служило наглядным доказательством его слов.
— Вот это я и имею в виду, — зашептал он, указывая на улицу, — у нас не остается времени, и превратные толкования дружеских уз, или как вы там это именуете, не должны стопорить жизненно важное научное исследование. Вы ведь и сами ученый! Метательный снаряд, который вы обрушили на амбар лорда Келвина, служит отличным примером полета аппарата тяжелее воздуха. Допустим, цель этого запуска осталась не до конца понятна Академии, но, уверяю, если только вы уговорите игрушечника с Джермин-стрит сотрудничать с нами… Вот именно, — добавил он, поднятой ладонью призывая Сент-Ива к молчанию, — говорю же, мы уверены, что сам Бердлип такой двигатель построить не смог бы. Если вам удастся склонить этого Кибла к сообщению с нами, полагаю, вы найдете нас склонными расценивать недавнее недоразумение в духе научного интереса. На кону репутации, вы же понимаете, и многое помимо них. Помешанные на религии безумцы разглагольствуют на улицах; по городу ходят слухи о кровавых жертвоприношениях в грязных тавернах Лаймхауса, набитых преступниками всех мастей. Пустые россказни о псевдонаучных ужасах, об алхимии и вивисекции с каждым днем звучат все громче. И среди всего этого плывет — словно долгожданное знамение, словно некий предвестник конца времен — дирижабль доктора Бердлипа…
Повисшее над столом молчание продлилось недолго: Парсонс еще не закончил.
— Несколько недель назад двое смельчаков на воздушном шаре проследили его курс над Сандвичевыми островами. Вне сомнения, аэростат теряет высоту темпами, которые вскоре положат конец его странствиям. Наши математики вычислили место его будущей посадки — в пределах границ Лондона. Но что произойдет? Падение на пригороды, гигантские разрушения, воспламенение газа и полный крах всех попыток обрести понимание движущей им силы? Или дирижабль упадет в Атлантику, где шторма превратят его в оседающие на дно обломки?
Парсонс поморщился, поблескивая очками, предоставляя Сент-Иву самому вообразить грозящие миру беды и разрушения, которыми ознаменуется возвращение дирижабля Бердлипа, если только игрушечник не устремится к академикам, чтобы разделить с ними свои познания о принципах устройства означенного аэростата. Слава науки, заявил Парсонс, зиждется на ее холодной рациональности, в отсутствие лишенного логики жара, в этот самый миг толкающего чернь на улицу ради выплеска неизъяснимых страстей. Отчего же Сент-Ив медлит? Игрушечник непременно прислушается к его мнению. В чем смысл его колебаний, если не в тех же чуждых логике абстракциях, что воспламеняют толпы на улице? В столь непростые времена следует доверять только разуму, научной философии, практическим соображениям. Разумеется, профессор Сент-Ив и сам видит…
Сент-Иву все происходящее виделось в несколько ином свете. Этот разговор утомителен и бесполезен. Кибл поступит, как сочтет нужным. Дирижабль Бердлипа опустится на землю там, где пожелает. Вот и Сент-Ив, в свою очередь, совершит то же — ну то есть не совсем то же, что и Кибл с Бердлипом, — а именно, отыщет Уиллиса Пьюла и выбьет из него всю дурь. А после объявит охоту на корабль, принадлежавший гомункулу, и либо отыщет его, либо представит неопровержимые доказательства, которые раз и навсегда положат конец легендам о его существовании.
— Так тому и быть, — сообщил Сент-Ив Парсонсу. — Я обещаю поговорить с Киблом, упомянуть обо всем услышанном, прощупать настроение игрушечника. Но если тот упрется, всему конец.
Парсонс обрадовался. Вот что значит разумный подход! Только с какой же стати Сент-Иву захотелось проломить своим метательным снарядом крышу принадлежащего лорду Келвину амбара? Научная общественность теряется в догадках.
Сент-Ив пожал плечами. Это случилось непреднамеренно, запуск был осуществлен без должных вычислений и какой бы то ни было мотивации. Парсонс закивал; теперь ему все понятно, теперь он видит события в их обратной перспективе. Он протянул вялую руку, и Сент-Ив распознал в этом жесте сигнал к окончанию званого обеда. Дальше разговаривать было не о чем — по крайней мере до тех пор, пока Кибл не выразит готовность ответить на вопросы о своем двигателе.
«Им нужен двигатель, и ничего больше, — думал Сент-Ив, покидая обеденный зал. — Если Кибл завтра же вручит его академикам, те потеряют всякий интерес к Бердлипу, по части которого они совершенно правы. Бердлип оказался вовлечен в миссию, которую нельзя прочертить на карте или аккуратно разложить на составляющие. Поиски истины, какова бы та ни была, увлекли Бердлипа курсом, фигурально выражаясь, параллельным стихийному, подправляемому ветрами курсу его дирижабля. Но, видит бог, этот курс уже возвращал его домой, ведь так? Средства их полета выглядели неведомыми и таинственными, а вот цели — далеко не совсем, особенно когда рассматриваешь их сквозь верно подобранные очки, какими Парсонс, разумеется, не обладает.
Сент-Ив сбежал по полудюжине последних застеленных ковровой дорожкой ступеней и, миновав приемную клуба, выскочил на улицу, где ветер успел разогнать остатки тумана и где толпился явно заинтересованный чем-то народ. Кое-кто оседлал ветви ближайших деревьев; другие устроились на плечах у приятелей; на крыши стоявших вдоль обочины повозок, по прикидке Сент-Ива, забралась изрядная доля лондонского населения — и все они, навострив уши, вслушивались в ветер, что задувал вдоль по тихой вечерней улице.
Издали донеслась серия коротких щелчков — будто дятел осторожно долбил какое-то особенно хрупкое дерево. В толпе поднялся восторженный рев. Затем наступила тишина — и в ней новое постукивание, снова вызвавшее крики восторга. Работая локтями, Сент-Ив принялся проталкиваться в передние ряды — туда, где над горизонтом людских масс торчала голова проповедника. Старик, надо полагать, поднялся на пустой ящик из-под фруктов. В руках он держал что-то перед собой. Сент-Ив не мог толком разглядеть, что именно, — какую-то прозрачную коробку.
