Люцивар отбросил эти размышления, добравшись до эйрианского «лагеря» — огромного огороженного участка голой земли, на котором находились грубо сколоченные деревянные бараки, колодец и сточная канава. Он почти ничем не отличался от загонов для рабов в Террилле. Разумеется, было и более пристойное жилье, с удобной постелью и горячей водой — для тех, у кого еще остались золотые или серебряные марки, чтобы за него платить. Остальные же довольствовались спальными мешками да жесткой землей. Для большинства эйрианцев, живущих в этом «лагере», жизнь была сложной: они старались выглядеть презентабельно после долгих дней, проведенных в мучительном ожидании, надеждах, догадках. Даже здесь, среди представителей расы, для которой надменность была столь же естественной, как потребность дышать, он улавливал отзвуки усталости, вызванной недостатком еды и сна, а также переживаниями, от которых нервы, казалось, были натянуты так, что вот-вот лопнут от напряжения. В воздухе чувствовался и горький привкус отчаяния.

Открыв ворота, Люцивар шагнул в «лагерь». Большинство женщин скрывались внутри бараков. Мужчины же собрались в небольшие группы у ворот. Некоторые бросали на него взгляд и предпочитали игнорировать. Некоторые, узнав гостя, напряженно замирали и поспешно отводили глаза, принципиально не обращая на него внимания — точно так же они не замечали мальчишку-бастарда, которым Люцивар так долго себя считал.

Но несколько мужчин двинулись прямо к нему, каждым жестом бросая вызов.

Люцивар одарил их ленивой, надменной ухмылкой, которая говорила о том, что он готов принять любую схватку, а затем повернулся спиной к сородичам и направился к Предводителю, который сосредоточенно наблюдал за двумя юнцами, сражающимися на посохах.

Один из мальчишек заметил гостя и тут же забыл о своем партнере. Второй поспешил воспользоваться преимуществом и угостил приятеля сильным ударом в живот.

— Огни Ада, мальчишка! — произнес Предводитель с таким раздражением, что Люцивар невольно усмехнулся. — Тебе повезло, что ты отделался лишь ударом в живот, а не раскроенным черепом! Ты утратил бдительность.

— Но… — начал было мальчишка, указывая рукой за спину Предводителя.

Предводитель напрягся, но не обернулся.

— Если начнешь беспокоиться о приближении человека, который до тебя еще не добрался, и утратишь бдительность, пока сражаешься с другим, то противник убьет тебя.

Затем он медленно обернулся, и его глаза удивленно расширились.

Ухмылка Люцивара стала более резкой и менее дружелюбной.

— Ты становишься слишком снисходительным, Халлевар. Мне ты добавлял к уже полученным синякам хорошую затрещину.

— А ты разве утрачиваешь бдительность в бою? — прорычал тот.

Люцивар только расхохотался в ответ.

— Тогда чего кипятишься? Встань-ка смирно, парень, и дай мне на тебя взглянуть.

Юнцы дружно раскрыли рот, поражаясь такому вопиющему неуважению, проявленному их наставником по отношению к Верховному Князю. Мужчины, направлявшиеся к Люцивару и решившие побеседовать с ним — или же подраться, — встали полукругом справа. Однако тот замер в неподвижности, позволяя Халлевару окинуть его тело профессиональным взглядом. Он ничего не сказал в ответ на одобрительное хмыканье и проигнорировал явное возмущение гривой длинных черных волос, доходивших до плеч.

Эта прическа была вопиющим нарушением эйрианских традиций, согласно которым воины должны быть коротко острижены, чтобы лишить врага возможности ухватиться за волосы. Однако, сбежав из соляных шахт Прууля восемь лет назад и оказавшись в Кэйлеере вместо того, чтобы распрощаться с жизнью, Люцивар сбросил гнет не одного старинного обычая — и, сделав это, обнаружил другие, куда более древние.

— Что ж, — наконец прорычал Халлевар, — ты вернул себе форму, и, хотя твоя мордашка не сравнится с личиком того красавчика — ублюдка садиста, которого ты называешь братом, она вполне способна одурачить дам. Если, разумеется, ты сумеешь удержать свой знаменитый норов на привязи. — Он потер затылок. — Однако это последний день ярмарки. У тебя уже не осталось времени привлечь чье-то внимание.

— Как и у тебя, — отозвался Люцивар. — А обучение этих щенков основам ближнего боя не покажет покупателям, на что ты способен на самом деле.

— Кому нужен старый хрящ, когда можно достать свежего мяса? — пробормотал Халлевар, отводя взгляд.

— Не торопись копать себе могилу! — рявкнул Люцивар, рассердившись на самого себя — слишком сильным было чувство облегчения, когда в глазах наставника вспыхнул гнев. — Ты — воин, умудренный опытом, умелый наставник боевых искусств, у которого впереди еще достаточно лет, чтобы воспитать достойное поколение, а то и два. Просто это поле боя иного рода, так что берись за оружие и покажи, что у тебя еще не отсохли яйца.

Халлевар неохотно улыбнулся.

Желая вернуть себе способность мыслить здраво, Люцивар повернулся к другим мужчинам. Краем глаза он заметил, что к ним подошли несколько женщин. И еще обратил внимание на то, что некоторые привели с собой детей.

Поспешно отогнав привычные чувства, которые вновь начали подбираться слишком близко к поверхности, Люцивар напомнил себе, что ему необходимо делать выбор очень и очень осторожно. Здесь были те, кто сумеет приспособиться к образу жизни Крови в Кэйлеере, кто сможет быть счастлив. Были также и те, которые умрут быстро и жестоко, потому что не смогут или не захотят привыкать. Эйрианец в ходе первых двух ярмарок уже отдавал предпочтение не тем людям, оказывая доверие, которого они не были достойны. Поэтому на нем теперь висела вина за искалеченную жизнь двух ведьм, которые были избиты и изнасилованы, и мучили его воспоминания о жарком, болезненном гневе, который Верховный Князь испытал, казнив эйрианских мужчин, совершивших это. Впоследствии Люцивар нашел способ проверять правильность своего выбора. Он не всегда доверял себе, зато Джанелль не ошибалась никогда.

— Люцивар.

Первый Эскорт неохотно обратил внимание на Верховного Князя с Сапфиром на груди, который двинулся к нему.

— Фалонар.

— Князь Фалонар, — надменно огрызнулся тот.

Люцивар оскалился в хищной ухмылке.

— Я подумал, что мы общаемся на неофициальном уровне, поскольку был искренне убежден, что мужчина вроде тебя, принадлежащий к аристократическому роду, не забывает о соблюдении правил, диктуемых банальной вежливостью.

— С какой стати я должен разговаривать с тобой вежливо?

— Потому что из нас двоих Эбеново-серый Камень ношу я, — с опасной, обманчивой мягкостью напомнил Люцивар, приняв угрожающую позу — еще не боевая позиция, но достаточно близкая к ней. То, что нужно, чтобы возможный противник заметил брошенный вызов.

— Перестаньте оба! — рыкнул Халлевар. — Мы все на птичьих правах на этой земле. И нет никакого смысла лишаться почвы под ногами только потому, что вам двоим вздумалось проверить, у кого член больше. Я колотил каждого из вас, когда вы еще были мокроносыми телятами, справлюсь с этой задачей и теперь.

Люцивар почувствовал, что напряжение ослабло, и сделал шаг назад. Наставник не хуже его знал, что его бывший ученик способен с легкостью сломать человека, как куклу, — силой рук либо разума, однако Халлевар был одним из тех немногих эйрианцев, заметивших потенциального воина и решивших не обращать внимания на линию его крови или ее отсутствие.

— Так-то лучше, — произнес старший, одобрительно кивнув Люцивару. — И ты тоже, Фалонар… ты получил пару предложений, а это больше того, чем могут похвастаться остальные. Возможно, тебе лучше было бы рассмотреть их.

Лицо Фалонара напряглось. Он глубоко вздохнул, успокаиваясь.

— Да, полагаю, ты прав. Не похоже, что тот ублюдок покажется.

— О каком ублюдке идет речь? — мягко поинтересовался Люцивар.

Большинство женщин и мужчин, отказавшихся сначала признавать его, подошли поближе.

Ему ответил молодой Предводитель:

— Верховный Князь Эбенового Риха. Мы слышали…

— И что вы слышали? — уточнил Люцивар, когда юноша замолчал, заметив, что он придвинулся ближе к женщине, державшей на руках очаровательную малышку. Золотистые глаза Люцивара сузились, когда он выпустил на свободу первый импульс. Маленькая Королева. Его взгляд метнулся к мальчику, цеплявшемуся за юбку женщины. В этом ребенке была заключена сила, неплохой потенциал. Люцивар ощутил, как что-то в его душе сжалось. — Что именно вы слышали?