Кто бы сомневался, что позвал меня Контуженный. Сержант как раз стоял меж машин и сворачивал полевую офицерскую радиостанцию.

Антенна у нее была чета коротким антенкам, как у простых разведчиков, а хреновина метра на два, не меньше. Наверняка, разверни ее полностью, и она будет выше БМП, даже если та задерет орудие вверх.

— Ваш расчет первым открыл фланговый огонь, — констатировал он, когда мы подошли.

Ни единой нотки вопроса в его голосе. Впрочем, это действительно был факт.

— Так точно, — согласился я и тут же дополнил, использую любимый Грозным уставной язык, — Противник вышел на дистанцию прицельного боя и уверенного поражения. Выбрав поправку на дистанцию, мы расхе… эээ… поразили головную машину, тормозя колонну, после чего сместили огонь на тыловую… эээ…

— Бронемашину, — подсказал Сапрон.

— И, как конченные безлуни, вы стреляли по башне? — усмехнулся он, кивая на полусферу, покрытую свежими белесыми следами от разрыва пируса, — Ну вы и черти…

— Так точно! Благодарим за похвалу! — улыбнулся Макс, едва сдерживающий смех.

Я тоже старался сильно не лыбиться, но получалось плохо. Увидев непонимание на лице Грозного, Макс объяснился.

— Вы раньше нас только бесожопыми называли. Благодарю за повышение! Я, черт Сапронов, служу империи!

Тут уже заржали все — то ли из-за тупости прозвучавшего, то ли из-за максимально уверенного в своей правоте Сапронова. И я тоже смеялся, причем смеялся, как в последний раз, потому что накатило.

Контуженный только хмыкнул, скривившись уголком губ, и покачал головой.

— Ну, черти.

Азарт боя прошел, и я смог увидеть трупы противника. Десятка два, которые разведчики уже выволокли и сложили в один ряд, начав бесцеремонно обыскивать.

Снимали все, что могло иметь хоть какую-то военную ценность: патроны, еду, воду, часы, компасы, карты, ножи, мелкие инструменты… Хотя солдаты не трогали кольца, цепочки и деньги — это было табу, которое все молча соблюдали.

В мародерстве не участвовали лишь мы, снайпер и Грозный, причем последний был занят пленником. На непонятном мне наречии сержант задавал вопросы, а чутка побитый житель пустыни пытался отвечать.

Зачастую ответы не нравились сержанту и тот отвешивал пару оплеух, затем вопрос повторялся. И повторялся до тех пор, пока не менялся ответ.

Мы с Максом расположились чуть в стороне от бронемашин, развернув пулемет по направлению, откуда приехала колонна противника. Уставившись в песчаную даль, я прислушался к своим мыслям… Отходняк от боя уже прошел, истеричное веселье тоже потихоньку улеглось.

И я понял, что меня слишком уж свербила одна мысль. Ведь если мы разбили какой-то патруль, то по наши души скоро должен выдвинуться основной отряд… И даже если это была самостоятельная группа, то она должна как минимум предупредить засевших в городе противников.

Все у нас шло как-то неправильно, и мне это не нравилось. Пустыня и виднеющиеся вдалеке руины не предвещали ничего хорошего.

Я поделился своей мыслью с Сапроном, а еще сомнениями — может, это у меня не интуиция, а просто очко прижало после боя? Да и вообще, если нас только-только из бесожопых до чертей повысили, стоит ли уже озвучивать командованию свои умные мысли?

— Ну, слушай, так-то чуйка у тебя есть, — без особого смеха сказал Макс.

— Угу, есть, как же, — буркнул я, — Что-то тогда у Вертуна в окопе я поперся, не почуяв, что там снежок уцелевший.

— Может, потому и поперся? Если б не спугнул, скольких бы он успел погрызть?

Уверенность Макса передалась и мне, и я все же решился позвать:

— Господин гвардии сержант!

Меня прервал тихий вскрик, тут же заглушенный ударом. Оглянувшись, я застыл от изумления. Контуженный сидел на пленнике верхом, прижимая того к песку и держа в одной руке окровавленный нож, а в другой часть уха, с которого еще стекала кровь.

— Слышь, безлунь, тебе давно не поясняли по ребрам, что не стоит упоминать звания, а⁈

Я сразу замялся. Так-то да, это был косяк.

— Чего хотел-то, Центр? — неожиданно спокойно ответил Грозный, однако, оглянувшись на меня, заметил мой потерянный взгляд.

Хищно ухмыляясь, он схватил пленника за волосы и вытер испачканное в крови лезвие своего ножа о его щеку.

— Видишь ли, у этих кочевников есть поверье, что их души после смерти в Пробоину отходят. А зовут их туда боги только шепотом, и ежели ухи такому красавцу подрезать, то все, кирдык его бренной душе. Они сразу такими ласковыми становятся, хоть че с ними делай…

Контуженный оскалился и похлопал скулящего жителя пустыни по окровавленной щеке. Затем Грозный поднялся, подхватывая пленника и рывком затаскивая в кузов грузовика.

Судя по всему, он и без меня знал, что оставаться здесь больше нельзя.

— По машинам! Кот, давай с водятлом каким-нибудь на грузовик, и посади еще кого на бэху. Скряга, ты с Лысым, разворачивайте свою дуру в прямо в кузове. Гончар, со мною на головняке. Сапрон, в бэху на пулемет, — Грозный жестикулировал, как заправский дирижер оркестром, — А ты, Центр, давай в башню.

У меня даже дыхание перехватило от волнения, настолько меня впечатлило орудие бронемашины. Да и Макс, судя по его блестящим глазам, явно только и хотел, чтобы примериться к тому пулемету на передке.

Не мешкая, мы закинули пулемет в десантный отсек бронемашины, после чего заняли свои места… И я наконец-то смог разместиться в подвесном кресле стрелка БМП. На самом деле, если не принюхиваться к гари и не присматриваться к отпечаткам моих предшественников, то тут было даже уютненько.

Теперь я рассмотрел и счетчик боеприпасов, и баллистические таблицы с механическим калькулятором. Как удобно-то… Просто крутишь воротки с трещоткой, выставляя дистанцию и наклон машины, а на небольшом табло показывается необходимый угол для стрельбы.

Для определения наклона имелся небольшой уровень, расположенный тут же. Да, тут надо было соображать и все равно уметь считать в уме, хотя бы приблизительно.

Не удержавшись, я глянул в прицел. Линзы, конечно, были мутноватые и какие-то непривычно оранжевые, однако предметы в прицел я видел даже четче. Можно было разглядеть даже ближайшие к нам дома поселка.

От наблюдения меня отвлек громкий гул двигателя, потому что внутри машины его было очень хорошо слышно. Оглядевшись по сторонам, я заметил наушники, спокойно висящие на специальном креплении. Хмыкнув, надел их и, подумав, подсоединил штекер в разъем… Щелкнул переключателем рядом.

И гул двигателя вдруг и вправду стал потише, зато появилось тихое хрипение и потрескивание. Это и вправду было похоже на радиостанцию, которую нам описывали в учебке. Чудеса, да и только!

Вот небольшой ползунок со шкалой черточек, и, судя по всему, это переключатель по частотам. Нам в учебке показывали это все лишь на картинках, так что как оно вживую работает, Пробоина его знает…

Пару минут покрутив разные воротки, я так и не нашел ничего интересного — везде одно хрипение, шипение и потрескивание. Ничего не менялось, разве что где-то трещало чуть погромче, поэтому я решил вернуться на первоначальное положение в самом начале шкалы.

Я аж подпрыгнул на сидении, когда неожиданно в наушниках сквозь помехи донеслось:

— «Юр гнатсьин аюд анитсюал мекьенанеру?»

Соображать пришлось быстро. Изогнувшись, как Подлунный перед царем, я выглянул в салон, чтоб моя голова оказалась на одном уровне с головой Макса и неизвестного мне водителя.

— Там эти… ну… местные по рации че-то болтают! — прокричал я, чтобы меня можно было услышать сквозь шум двигателя, — Наверное, запрашивают кого-то.

Водила посмотрел на меня с непониманием, но, увидев наушники, усмехнулся. Передав мне небольшую рацию, сразу включил ее и вызвал Грозного.

— Грозный, Центру, — запросил я, сразу докладываясь, — Тут местные по радио чего-то базарят, судя по всему, запрашивают.

— Принял, — коротко ответил тот, — Общая команда, машина стоп!

От того как резко мы остановились, я чуть не впечатался лбом в казенник орудия. Меня спасло от рассечения лишь то, что я вовремя выставил руку, и потому отделался лишь ушибом кисти.