Шесть выбросило вверх, выгнув от пляшущих по нему электрических разрядов. Вместе с ними появилось ещё что-то, смахивающее на подсвеченное толстое стекло, закрывшее его внутри. Чуть позже, снизу и сверху, появились манипуляторы, быстренько раздербанившие амуницию, броню, одежду и бельишко.

А-режим

Но, думаю, вряд ли оно меня спасло бы. Я не дёргался, не убегал, справедливо полагая нечто подобное прямо по ходу, что впереди, что позади. Ничего не предвещало такого вот, а теперь, гляньте на Шесть, болтающегося ровно бабочка на булавке коллекционера.

— Семь, Семь…

Я не слышал его слов, звук стекло, или что там было, не пропускало. Но губы шевелились именно так, складываясь в мой номер, в моё имя.

У Шесть имелось лицо. Правда, не плавленая сырная головка, как у меня, а вполне себе человеческое лицо. Грубовато слепленное, но хотя бы не пугающее. Шесть висел в воздухе, поддерживаемый частью манипуляторов, проткнувших его иглами-крючьями, разевал рот точно пойманная рыба и, совершенно как она, не понимал главного.

Что впереди его станут потрошить.

Распяленного, голого, орущего и почему-то не задыхающегося в прозрачном киселе, наживую, без жалости, Шесть превратили в анатомическое пособие за несколько минут.

Откачали кровь. Извлекли органы. Сняли кожу. Обваловали все мускулы. Разобрали на запчасти.

А потом, самым краешком глаза, уловил движение и понял — вот это за мной. И даже порадовался, оценив всю жуть смерти Шесть.

Но я ошибался.

Из тени вытекло нечто, нечто смахивающее на жука-плавунца жвалами, сяжками с крючками, антеннами и фасеточными зенками. Только у жуков-плавунцов не имеется удлинённого человеческого торса, дополнительной пары рук и мускулистого шланга-хвоста, спокойно держащего всю конструкцию.

И, да, жука всё же можно расстрелять, даже если он огромен. Тут не вышло, пули лишь рикошетили от гладких пластин, смахивающих на хитин, но наверняка являющихся армированным пластиком с композитами. Мои пули отскочили, дробно простучав по ним, заставив остановиться… Но не более.

Страж. Механизированный биологический организм Тех-Номад.

Характеристики…

Я, подхватив ствол удобнее, бросился бежать. Страж, растворившись в тени, двинулся следом. Не торопясь и играясь, точно кошка с мышкой.

— Хай, Семь, привет, Девять, присяду к вам, вы не против?

Отказывать Харри не подумалось, да и не с чего. Харри просто так не подойдёт, если сам решил потолковать, то причина точно интересна. А отказываться от чего-то интересного, чего уж, весьма глупо. Не говоря об одолжении Харри, такие капитаны как он, вообще-то на дороге не валяются. Потому, что? Правильно — воспитанно встаём и делаем пригласительный жест по нормам всяких там дипштучек с политесом. Верно, даже если создаю впечатление недалёкого утырка, то оно вовсе необязательно настоящая правда.

— Не любишь сивых?

Малко сивые, разных оттенков своей сивости, порой встречаются златовласые, но в целом — пергидрольная пакля. Хотя, конечно, паклей называть грубо да неправильно. Да и ладно, класть с прибором на малко.

— Тебе показалось, — Харри вроде бы и свой, но своих тут нет, — Немного устал.

Да и как понять чьё-то настроение, если у этого «кого-то» маска, желтеющая лупоглазым смайлом, то корчащим рожи, то делающим умный вид, вместо уродства? То-то, что никак.

— Семь, проверь почту, — Харри радует нежеланием ходить кругом да около, но временами хочется потрепаться с нанимателем, набивая цену, все дела, но… — Входящие, Семь.

Мудак, принять: Да

Да

— Значит, так, Семь… Слушай, внимательно, дело хорошее, подзаработаем, ты ещё и рожей светанёшь. — Господин Джеремайя скалил зубы точно безумный ожиревший пекинес, — Ну, чего там у тебя вместо морды. Чистая работёнка, дружище Харри тебе всё расскажет. Давай там не позорь меня, бес, оцени мою заботу о твоей наглой заднице.

Чистая, так чистая. Харри смотрел с интересом, явно ожидая комментариев с моей стороны. Прежде чем спросить в ответ на не заданный вопрос, отражаемый всей волшебной порослью его лица, мастерством станционного барбера превращённое в сущее произведение искусства, стоило многое взвесить. И, одновременно, остаться вежливым.

— Мои парни предпочитают крепкое, — Харри хмыкнул, — мне ближе пиво, я ж викинг, хёвдинг, ярл в душе, мечтающий о драккаре, Фронтире, пылающих поселениях и поверженных врагах. А вот ты, Семь, предпочитаешь грёбаное слабенькое пойло девочкового цвета, верно мне донесли?

Я кивнул, показал большой палец, одобряя работу разведки Харри. Не, вроде мелочь, а приятно, чего уж. Кэп довольно кивнул, показав ок и мотнул головой в сторону бара:

— Поухаживаю за бесом, несложно, когда хочешь прилично заработать на его услугах. Да и к нам скоро кое-кто присоединится. Дамы, правда, любят не эту твою гадость, Семь. Ща…

Думаете, в станционном гадюшнике-клубе не имеется возможности вызова обслуги прямо к столику? Ой-вей, такое просто невозможно, сфера развлечений тут высшего уровня. Просто кэп Харри на самом деле прям психолог и стационарный диагност в одном флаконе, одинаково верно прозревающий мысли и души человеческие ровно рентген. Девять, кусающая свою обожаемую и чуть припухлую губку, творение кистей, педипальцев, щупальцев или манипуляторов какого-то дорогого пластика, точно знала всё необходимое. И кэп явно решил отвлечь нашу боевитую заразу от грусти-тоски-печали по ненаглядному дружку, предоставив возможность ознакомить меня с диспозицией.

А, да, Девятка предпочитает крепкое, хотя временами радостно хлещет игристое, мана-коктейли или жидкое кронское золото, если кто-то башляет. А так-то девчуля не парится, хлещет ржано-солодовое выдержанное за милу душу, даже если на вкус партия настоящий стекломой. Так что к нам явно присоединятся представители третьей стороны, чёртовы заказчики, не иначе. Не люблю такую постановку вопроса, если честно, делать им тут нечего, особенно, когда ты не знаешь деталей операции. Хотя, готов биться об заклад, всё весьма просто-прозаично, и речь либо об эксе на недавно открытые планетки, либо о вооружённом эскорте на Фронтир, либо, что совсем уж тупо, у нас намечается сафари.

— Группа каких-то богатых дебилов, — Девятка подтвердила догадку, — поехавшие на охоте с добыванием редких экземпляров, эти, как их, мать-волшебница, члены охотничьего клуба. Желают пострелять всяких гадов и смертоубийц в компании настоящих бесов-звёзд, эдаких профи убиения, ну, то есть нас с тобой. Планировали Шес…

Девятка шмыгнула носом и отвернулась. Уставилась на переливающуюся люминесцирующими тату треску у пилона, замолчала. Музыка плыла вальяжно, сладко, точно приторные благовонные масла, воняющие пачули, розами и ещё какой липкой лабудой. Треска извивалась, показывая чудеса, годные для гинекологического осмотра, туристики последнего прилёта свистели, хлопали, выли ровно голодные шавки и являли собой стандартное стадо бабуинов с карманами, набитыми кредами.

— Харри взял субподряд у кого-то серьёзного, на него вышли с центральных систем, — Девятка закурила, вишнёвый дымок потёк, я, памятуя о песне моего детства, чуть не взоржал, но сдержался. — В общем, с нами отправится наш недавний серж Себ и ещё парочка ребят. Я б не против тех двух упырей, я б…

— Тебе бы к слесарю по мозгам, — сказал ей, мягонько взяв за плечо, — нельзя же, знаешь ведь. Так-то ты совершенно права, сестрица, но они граждане, хоть и кнехты, а мы — бесы.

— Чё я, дура, чтоль⁈ — вскипела боевая подруга. — Всё честь по чести, чтоб сами нарвались до вызова, а там-то уж доберусь до обоих, пощекочу ливер, пущу кровянку, вырежу…

— Яйца? — хмыкнулось мне. — Полетят клочки по закоулочкам, да уж. Руби в песи, круши в хузары все, кто в Бога верует. Твори добро — убей всех злых людей, сожги их дома, изнасилуй женщин и тоже убей. Твори добро, угу.

— Я тебя порой боюсь, — честно глядя в глаза сказала она, — вот прям очч, Семь. Всё понимаю, всё знаю, всё вроде принимаю, а ты мне как этот, ну, мать-волшебница, как доисторический какой, когда жизни лишить — как сморкнуться, а я ведь, вроде столько убила, столько… Хотя никто не снится, но ты со своими прибаутками.