— Сколько я зарезал, сколько перерезал, — шлифанул её спич, явно заразившись меланхолией и желая спустить желчи, — сколько душ невинных загубил. Вышел месяц из тумана, вышел ножик из кармана, буду резать, буду бить, всё равно тебе…

— Не жить? — поинтересовался подошедший Харри. — Угадал?

— Водить, — бутылка холодного полусухого розового приятно переливалась бликами, — какие вы жестокие, чёрствые и крайне агрессивные личности, честное слово, а?

— Действительно, — сказала Девятка и глотнула зараз половину высоченно-тонкого бокальчика крепкого, — ох, забористое, зараза такая, мать-волшебница.

— Сафари? — я повернулся к кэпу. — Сколько, где, прикрытие?

Харри улыбнулся, заставив внутренний подлометр тут же закрутить стрелку и начать искать подвох. Когда вот так вот мило скалятся отлично сделанными зубами, так и хочется двинуть чем-то прямо в них, осознавая факт жуткого обмана, ещё не вычисленного, но явственного как Божий день.

— Прикрытие — безы Солар, их оплачивает та сторона, не заказчики, а подрядчик, нанимающий нас. Три пташки, не отсвечивают, болтаются себя рядом с маткой, всё в поряде, Семь, не ссы в трусы, работают профи.

Да-да, кэп, я и не подмачиваю ничего, у нас генная инженерия и ежедневные анализы вне боевых действий. На боевых анализы порой раза в три чаще. И это не шутка, такое вполне себе случается, бесы с тресами технология отработанная, но всегда найдётся изъян, особенно если кому-то таковой необходим.

А, да! Кроме того, что нас с самих жутко злит наш соцстатус, что всего ничего ниже плинтуса, мы злим порядочное количество упырей всех мастей, конфессий и политических убеждений с течениями. Это разговор отдельный, но совершенно не зря Роско временами интересуется — не плыву ли я, а Девятка на Станции всегда не расстаётся с медбраслетом, где укрываются лютые седативы, включая самую настоящую наркоту. Медбраслет заточен под ряд её параметров, бзик Девять в своём срыве и откате на всю бесовскую братию. И она права, сорвись один из нас по пустякам, прилетит многим. Если не всем.

Всё сложно, в общем.

— Семь, почему ты любишь это пойло?

Харри поиграл бровями, весь из себя эдакий лорд Байрон, жентильом и галант, каких поискать, как тут откажешь в просьбе апробировать мое, тык-скыть, пойло? И он налил.

— Хм-м-м… — сказал кэп спустя совсем немного времени, глотнул, покатал на языке, поцокал, хмыкнул, удивился, глотнул ещё раз, — вы только никому не говорите, но в этом что-то есть.

В холодненьком розовом полусухом таки что-то есть? В нём имеется та самая правда, рекомая ещё древними-предревними римлянами, мол, invino veritas, да-да.

— Кэп, — Девятка допила стаканище лихо, как говорилось в моей иллюзорной давней юности, по-байкерски — в оставшиеся от трёх два глотка.

— Кэп, — повторила наша секс-машина смерти, пьяно блестя глазами, — ври дальше, ври нам с братом-бесом, ты, мать-волшебница, делаешь это как-то с душой, лихо и даже не обидно. С тобой, Харальд Харальдсон, здорово работать и обиделась бы я только на одно.

— На что? — поинтересовался наш мистер галантность, ласково глядя Девятке вовсе не в глаза, а совсем даже не ладные, упругие и прельстиво вздымающиеся сисечки.

— Если ты полезешь ко мне в трусы, Харри. — Девятка цыкнула так зло, что кэп прочувствовал момент. — Я, конечно, веду канал со всяким, но…

— Бизнес, ничего личного, да-да, понял, — Харри ухмыльнулся, а я, глядя на знакомо моргнувшую Девять понял — зараза даже сейчас получает свои доны. За хватку с наглостью.

— Ты отвлёкся, капитан, — как можно вежливее напомнил я, — сколько?

— Туристов, собственно, трое — два мальчика и девочка. Ну, по половым признакам вроде именно так, хотя и не проверял, по возрасту немножко постарше. Такие… затянувшиеся во взрослении юноши и девушка.

— Хорошо.

— Триста кредов за сопровождение, триста за помощь в убиении, отдельная премия за удачно проведенное мероприятие. Старший — Себ, ещё двое парней с ним и Соколица со своими птичками.

— Хорошо. А где?

— Свалка-55, — Харри деликатно зевнул, не разевая рта, но вышло не очень. — Ну, знаете…

— Ну, положим, очень даже знаем, — Девятка накидывалась прямо на глазах, — эдакое миленькое, мать-волшебница, место на соседнем Радиусе. Такое, знаете ли, тихое местечко, полное карьерных отвалов отработанной руды, всеразличного мусора, антисанитарии, кучи места для поломать ноги на один квадратный метр поверхности и, вот ведь, немеряного количества паразитов, почему-то считающих себя местными жителями. Не говоря о крысах и прочих зверюшках, коим нет счёту и места в стройных биомах из справочников Федеральных институтов. Верно, Семь?

Ещё как верно, все знают — Свалка-55 тот ещё отстойник, чистилище и филиал пекла в полную величину. Странно, что забыл о таком чудесном заповеднике монстроуродов, демогоргонов и прочей жути, где вершину пищевой цепочки занимают отбросы контрабандистов, каторжных, всяких там мусорных робинзонов, выпнутых на мороз командой, озверевшей от шельмовства в картишки или воровство по тумбочкам. Всё такое дерьмо рода человеческого рано или поздно оказывается в таких, как Свалка-55, местах.

Туда веками свозили на длительное хранение всякий когда-то нужный хлам. Туда веками ссыпали мусор с кораблей. Туда веками отправляли на исправление через очистку самого планетоида Свалка-55, бывшей собственности Звездной Рудной Компании, веками ссылали отребье, остававшееся там навсегда. Туда…

— Гибельное дело и всего по триста в два подхода и невнятная, мать-волшебница, премия? — Девятка сморщила нос, — Харри, я…

— Девять, — Харри налил себе моего розового без всяких игр в вежливость, — я обо всём договорился, аванс поступил, не выёживайся, а? Мы тут все друзья, все всё понимаем, но вот наглеть точно не нужно. Уяснила, красотка?

Девять кивнула и уставилась в свой, снова наполненный треской-офиком, стакан. Да-да, сестрёнка, нам только что ткнули в наше место и сказали «сидеть», решив не чесать за ушком. Хорошо, хоть косточку дадут. Потом. Наверное. Если вернёмся.

— О-о-о! — Харри снова стал само очарование. — А вот и наши с вами гости!

Свеже-потасканная шалошовка и неплохо так тёртые жизнью юноши скалились и пялились. То на нас, то на новую треску на шесте, то на нового треса, увивавшегося за девонькой с шлангом наперевес и в боевом положении, то даже на салатово-розового урурука на коленях горгона через два столика. Слава яйцам, обошлось. Горгон явно интересовался лишь той самой треской, танцевавшей недавно, а та сейчас уже сидела неглиже рядом с ним.

Бедное создание, честное слово… И я не про треску, чего треске то будет, она чья-то собственность. Только она ещё и профессионалка, сейчас раскрутит горгона на много-много кредов, заставив вспоминать и возвращаться.

Горгон молод, даже полвека нет, потому с ним пушистый урурук, старшие, как пулемётчик Харри, не сентиментальны и с такими милыми шлюшками-тресками куда прозаичнее.

А этот, пока жизнь не помотала, ещё и увлечётся.

Но, самое главное, горгону было наплевать на взгляды нашей тройки полупьяных прожигателей жизни. Не хватало ещё ссоры с горгоном, горгоны не любят внимания к себе, особенно в таких местах. Парадокс, конечно, особенно учитывая туристов и урурука на коленях. Уруруки — дети Фронтира и Радиусов, они не выживают в центральных системах, все знают.

Соцстатус: 9

Саманта с кучей титулов и происхождением, теряющимся в веках. Одного соцстатуса хватает, что понять — ты, дружок, недостоин целовать пес… синткоралл пола, где она только что процокала.

— Сэм, — крякнула милым клювом-губками как-бы девушка где-то так годиков сорока, если судить по голоску и манерам, — рада знакомству, такие знаменитости, сама Девятка, сам Семь, сам капитан Харальдсон.

— Просто Харри, — скалился наш кэп, — просто кэп, моя дорогая. Вина? Семь, ты же…

— Не против, — я пожал плечами, — схожу ещё за одной.

— Ой, не надо, — всё также секси-хрипло крякнула моя уточка-нанимательница, — вон же, треска. Эй, ты, ну-ка, сюда-сюда! Повторить, а ещё нам…